— Ну ладно, хватит психовать! — просипел с огромным усилием Кеша. — Мы тут философию разводим, а там в Храме с голоду пухнут. Надо жратву искать, Иван. Ведь остались же какие-то склады, стратегические запасы?!

— Нет, — Иван как ушат холодной воды вылил на ветерана и беглого каторжника, — не осталось никаких складов, все уничтожено. На кораблях были припасы, но их не хватит на беженцев. Больше ничего на Земле нет.

Кеша сник, съежился. Виновато поглядел на Хара. Тот был спокоен и совсем не обижен тем, что его подвигам не придали особого значения. Это все неважно, главное, чтобы королева была довольна — пока она довольна им, он жив, идет подпитка по внепространственной связующей нити. Ежели она забудет про него… что ж, никто не обещает рожденным в пучинах гиргейских вод райских кущ и вечной жизни. Хар был готов ко всему.

Непостижимо-огромный и уродливо-хищный базовый звездолет-носитель Системы неуклюже вынырнул из гиблого омута подпространства в ста сорока тысячах верст от пылающего белым неистовым огнем Армагеддона. Таких звезд во Вселенной надо было поискать. Миллионы солнц слились в бушующем белом гиганте, сплелись с миллиардами раскаленных, извергающих термоядерные языки пламени сверхновых. Вокруг Армагеддона по безумным орбитам сновали отнюдь не холодные планеты, но исполинские звезды меньшей величины. И все вместе это было водоворотом осатаневшего огня, убийственным капканом для зазевавшегося путника в Мироздании.

Дил Бронкс вывернул из последних сил. Звездолет взревел двумя тысячами извергающих собственные гравиполя двигателей. Рванул. И выкарабкался из лап всеуничтожающего притяжения гиганта.

— Будь все проклято! — зарычал Дил, теряя сознание и проваливаясь в черноту.

Он уже в седьмой раз выходил из подпространства. И все в разных местах. Он не мог освоить управления этой громадиной, никак не мог, его выбрасывало совсем не там, куда он стремился, куда рвалась его страдающая, больная душа. На первый раз его вообще вышвырнуло в какую-то беззвездную пустоту вне галактик и метагалактик. Он и не знал, что такое бывает — он, старый космический волк, десантник-смертник. И тогда пришлось вновь нырять в омут неизвестности. Второе всплытие было удачней. Системного монстра выбросило возле Гадры, старой знакомой планеты почти родной. Слезы накатили горючие и светлые. Но Дил не стал предаваться воспоминаниям. Он втиснулся в самый малый шлюп, пошел вниз. Но уже на подлете понял нет никакой Гадры, все зря, все напрасно. В унынии он сел на поверхность. Вышел. И замер. Где буйство красок? Где великолепные, смертельно опасные джунгли?! Где сказочный гадрианский мир?! Три часа он бродил среди обугленных стволов, топтал выжженную черную траву, переступал через скрюченные трупы звероноидов. Эти несчастные полуразумные аборигены Гадры не казались сейчас опасными, страшными, напротив, в их нелепых и жалких позах было что-то трогательное, детское. Их убивали врасплох, беспощадно! Дилу было тяжело идти — разбитые, стоптанные ноги гудели, все время ныла левая рука, оторванная по локоть, ныла невыносимо, в кисти и пальцах, которых не было. Но Дил Бронкс терпел. Он должен был видеть все. Развороченные деревья, в чьих необъятных внутренностях жили звероноиды, полудеревья-полуживотные, в симбиозе с которыми находились эти алчные и простоватые дети природы, были мертвы. Пурпурные полуживые джунгли Гадры! Сиреневые стены зарослей до небес! Лишайники-трупоеды! Где они, где все это?! Планета была пуста. Дил пролетел над полюсами, дважды прошелся на шлюпе вдоль экватора. Безжизненная изуродованная суша… Прочь! Прочь отсюда!

Еще трижды его выносило возле земных колоний, забрасывало к призрачной Сельме, потом к семиярусному искусственному Родосу, молодежному вселенскому лагерю, и даже к позабытому всеми, затерянному на отшибе Мироздания Цветущему Шару, планете-труженице, дарившей роду людскому сыновей и дочерей будто из прежних добрых и полусказочных времен вышедших. Лучше бы ему было не видеть этих колоний. Разоренные, опустошенные, выжженные. Ни единой живой души. Зато везде — изуродованные, истерзанные тела, безобразные, выпотрошенные трупы. Разрушенные города и села, разгромленные космодромы… Вторжение! Какой-то неумолимый рок. Непостижимость! Лишь два или три раза ему попадались под ноги останки трехглазых, неузнаваемо изуродованных, полусожженных. Но он и без этих останков знал, чьих рук дело. Он сам не ощущал в себе жизни. Он был мертв и холоден. И лишь жажда мести, гнетущая, неутолимая, страшная, вела его вперед по безжизненным мирам. Теперь он был силен. И он мог мстить извергам! Мог убивать их! Надо было лишь настигнуть этих нелюдей.

На пятый раз он всплыл, чуть не протаранив длинным и острым носом известный на всю Вселенную астероид Ырзорг. Это был единственный реликт, переживший Большой Взрыв, мало того, сам астероид был живым и живородящим существом, неразумным, темным, бессмертным, не ощущающим себя, но живым. Таких больше не было нигде… Но сейчас Ыр-зорг был мертв. Обвисшая серая туша огромных размеров истекла заледеневшей сумрачно поблескивающей в вечной ночи кровью. Глубокие раны дырявили тушу в шахматном порядке. Изверги Иной Вселенной убили Ырзорга походя, развлекаясь. Дил страдал, сжимал кулаки, но ничего поделать не мог. Перед глазами стояло совсем иное — искаженное болью и ужасом лицо Таёки, его маленькой, нежной, верной, строгой и ревнивой, бесконечно любимой им Таёки.

На шестой раз он чуть не настиг пару странных серебристых шаров, перемещавшихся именно парой, не разбегавшихся и не сходящихся, будто состыкованных друг с другом жесткой мачтой. Ничего не вышло. Оба канули в подпространство.

И вот опять невезение!

Очнулся Дил Бронкс лишь на вторые сутки. Долго не мог понять, где находится, словно мозги напрочь отшибло. Потом все сразу вспомнил: как прорвался к Первозургу, воспользовавшись Ивановым кодом, как с налету взял того за глотку, вытребовал ретранс, координаты точного выходного люка-шлюза в Системе — это было непросто, Первозург сам заимел таковой, чуть не свернув своей бессмертной шеи, заплатив за малый сквозной канал чудовищную цену. Он тогда долго мытарил Дила Бронса, просвечивал насквозь, проверял. И стоило бы Дилу хоть на малую толику отступить, ослабеть духом, растеряться, спасовать, не видать бы ему Системы как своих ушей! Помог и обрывок цепи, точнее, одно-единственное уцелевшее звено той самой цепи, которой Иван давным-давно задушил на одном из Харханов, а может, и в самом Меж-архаанье, вертухая-охранника, трехглазого гада. Первозург сразу проникся… И вот тогда только Дил понял, с кем он имел дело. Сихан Раджикрави, не моргнув глазом, мог отправить его к праотцам, с самого начала — Дил шел по лезвию бритвы. Но он прошел. Он выиграл. И он проник в Невидимый Спектр, процедился по капле в связующие Мироздание хрустальноледяные нити незримых структур. Он вошел в Систему. Вошел всего на один час, без возвратника, без надежды, желая лишь мстить. В лютом бою уже внутри звездолета он потерял руку и остатки зубов, получил такие травмы, которые увели бы на тот свет любого другого. А он выстоял, выдюжил. Он сжег половину эскадры. Он ринулся в последний бой, желая погибнуть. И только тогда защитные поля Системы вышвырнули обезумевший звездолет прочь. Вышвырнули как нашкодившего щенка!

Позже до Дила Бронкса, разучившегося улыбаться Дила Бронкса, дошло — они, выродки Системы, играли с ним. И он так великолепно подыграл в этой игре, что куда там! Какой интерес все время убивать и гонять по Вселенной немощных, не способных к серьезному сопротивлению. И вдруг такой подарок! Дил рвал на себе остатки седых волос. Ничего, они еще узнают его! Они ответят за все, и им будет не до игрищ!

Каким же наивным олухом он был пять-шесть лет назад! Иван все нервничал, пытался докричаться до него, поделиться болью… а он хихикал да вертел пальцем у виска — какая еще там Чужая Вселенная! какие негуманоиды! Тогда он искренне верил, что Иван малость спятил от перенапряжения, ничего не поделаешь, многих поисковиков-смертников поджидала такая участь, не всякая психика выдержит безумной смены реальностей. Дил жалел Ивана, сочувственно кивал… и не верил. Так было. А теперь некому верить и некому не верить, все утряслось, никого не осталось — за считанные годы! И теперь все чокнутые. И он сам в первую очередь!