Позже, когда случился этот трагичный конфликт в центре Москвы, Белова поставила под сомнения логику действий власти. Прошла по больницам, познакомилась с ранеными. Ужаснулась. Среди них были совсем подростки… Одному из тех, кто «постоял-посмотрел», ампутировали ногу, мать убивалась: «Как это пережить? Как жить дальше?»

Получив разрешение редактора, Вера написала острый материал. «Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами», – так называлась статья. Заголовком стала фраза Герцена, а уж он-то знал толк в революциях. Материал оказался резонансным, собравшим огромную почту. Одни ее благодарили: «Ну, наконец-то, нашелся журналист, выступивший против президента – убийцы…», другие бомбили за поддержку «депутатов-бандитов», обвиняя в непонимании важности момента, требующего жертв – пусть даже и таких тяжелых. Первых, надо отдать справедливость, было гораздо больше. Но ведь и вторые были!

Редакционный коллектив тоже разделился на два лагеря. Она оказалась в меньшинстве. Критика выплеснулась на страницы своей же газеты. Это стало последней каплей. Однажды, после очередной разгромной статьи одного из «экс-товарищей», сравнившего ее с экзальтированными придурками-кликушами, Белова, придя домой, написала последнюю, окончательную, расписку: «Ухож у. Точка».

Да уж…

– Всё? В свободное плавание? Уплываешь, значит?

– Ухожу. Ухожу в плавание, – машинально на автомате шлифовала фразу теперь уже бывший журналист.

– Ну ты и авантюристка! – удивлялись друзья.

Точно. Внешне серьезная и благоразумная, Вера по натуре была оптимистическим пессимистом. В ней сочеталось несочетаемое: неуверенность и решительность. Она как бы намеренно взращивала своего двойника: успешного, авантюрного, способного преодолеть свои комплексы. «Распорядочная и честная-пречестная», Вера Белова, как хладнокровный игрок в покер, могла блефануть и настолько увлечься собственным блефом, что сама переставала отличать, где голая правда, а где немножко прикрытая.

С блефа, по сути, все и началось.

Заявившись в марте 1994 года на международный туристский салон, проходивший в Москве на Красной Пресне, в своей абсолютно непрезентабельной, видавшей виды куртке, мокрая от снега, она надеялась только на то, что придуманная заранее легенда выведет, куда надо. Главное – не тушеваться и верить в удачу.

Вера искала укромное местечко, чтобы хоть как-то себя в порядок привести: куртку снять, свитер поправить. И – очутилась рядом с французами.

– Снежана! Комман са ва?[3] – к маленькой брюнетке, стоявшей у стенда «Ринг-вояж» подошел мужчина, и они стали говорить на языке, похожим на югославский, перемежая его с французским.

Брюнетка смеялась, всем видом показывая, что «са ва», то есть «дела» идут в общем неплохо. Заприметив стоявшую в сторонке Веру, успевшую-таки снять мокрую куртку, мужчина спросил по-русски:

– Вы ищете партнеров по Франции? Рекомендую: Снежана Бонжоло. Туроператор «Ринг-вояж».

«Так, ну, со своими легче, все же славяне», – позже она убедится, что выбирать партнеров по национальному признаку – опрометчиво, но это будет позже. А пока Вера попросила югослава побыть переводчиком.

Снежана предлагала групповой тур «Окно в Париж». Программа стандартная: отель, три экскурсии, обязательный полупансион. «Окно» открывало мир путешествий, тот мир, который стал совсем недавно таким близким и реальным, таким доступным и заманчивым, что дух захватывало! Доступность, конечно, была условная, потому что, хотя и стали сбываться мечты, но денег никто не отменял. Рассчитывать надо было на тех, кто, несмотря на общее пролетарское прошлое, уже успел увидеть и даже подкопить первые доллары.

Брюнетка нахваливала свои программы. Вера вспомнила, как они жили вчетвером, с двумя маленькими детьми, в Париже, где-то в районе Бастилии. Двухзвездочный отель, крошечная комната под крышей, со скошенным потолком. Этакое романтичное пристанище либо для поэта, либо для горничной. Каждое утро француженка из дома напротив открывала обычное окно в Париже, трясла скатерть, и крошки сыпались на головы прохожих. Смотреть на француженку стало ритуалом, и та, на третий день пребывания заметив Веру, весело ее поприветствовала, не выпуская скатерти: «Бонжур!» Это было, почти что, единственное французское слово, с которым Вера ринулась на «Ринг-вояж».

– Ваша визитка?

– Сорри, уже нет, все раздала, – она сказала это максимально искренне, пошарив для убедительности в сумке.

Визиток не было, так как попросту не было фирмы. «Эсперанстур» тогда еще не родился. Была лишь «эсперанс» – надежда на его создание.

Визиток не было. Была интуиция. Уловив, что Снежана предлагает за дополнительную плату посещение Евро-Диснейленда, Вера изменила приготовленную байку. Уверенным и одновременно нежнейшим голосом она сказала, что ее фирма занимается отдыхом детей, что у них ассоциация (это слово, подумала она, внушит доверие к «мадам» без визиток), и им бы хотелось включить Диснейленд в программу тура. Под конец она и сама поверила в то, что сочинила, заметив себе, что все же журналистика научила говорить правду дозированно, но вдохновенно.

– Зачем вам Диснейленд? Это будет дороже! Кто захочет – сам поедет.

Как она могла объяснить ей, что сам никто не поедет. Без знания языка – не отважатся. Не доедут. А если доедут – не вернутся. Заблудятся, потеряются, останутся. И как убедить в том, что им, взрослым, заработавшим первые доллары, приманка Диснейлендом может показаться заманчивой. Им, взрослым, может, даже больше, чем собственным детям, захочется пожить денек в волшебном детстве. Свое было куда скромнее: качели – карусели, девушки с веслами и пионеры с горнами.

Снежана взяла калькулятор, прикинула, посчитала. Цена поднялась незначительно, но при условии: в группе должно быть не меньше пятнадцати человек, а часть оплаты – наличными долларами.

– Вы поняли? Доллары. Налично. О’кей?

– Уи, д’аккор[4].

– Извините, а где деньги менять будем? В аэропорту или, может, в городе? – Рославлев, работник московского банка вернул Веру к своим обязанностям сопровождающего группы, заставив собраться и прекратить нервничать.

Ясный пень, о чем ему еще спрашивать: о деньгах. Банкир все же. Это Светик про музеи и французов думает.

– Да посмотрим. Может, и в городе. Спросим у принимающей стороны.

«Спросим». А если спрашивать не у кого будет? Если никто за ними не приедет, у кого тогда спрашивать? Вера сразу решила, позора не переживет и сбежит. Просто вот, как Нуриев, прыгнет в никуда. Или спрыгнет. Вопрос – откуда. Сена далеко, и башня Эйфелева не рядом.

Кстати, о деньгах. Вера Сергеевна потрогала «наличку», мирно пригретую на груди. Последний раз она зашивала деньги в нижнее белье, когда мама отправляла их с младшим братом поездом из Москвы к бабушке.

Если бы теперь ей, такой успешной и респектабельной, такой законопослушной, кто-то сказал, что она была способна провезти через таможенный контроль лишний доллар, Вера бы ответила: это не про нее. Это невозможно. Незаконно. Задержат на границе. Но тогда мысль была одна: выполнить условие Снежаны.

…На открытие фирмы ушло не более недели. С офисом помог один из читателей, позвонивший в редакцию после той статьи про «дикие и дряхлые народы»:

– Мне понравилась ваша статья, – сказал незнакомец.

– Спасибо. Она была последняя. Я ухожу, – ответила Белова.

– Куда?

– Думаю. Мысли есть – денег нет.

– Понадобится помощь – приходите.

Они встретились позже, когда идея о туризме окончательно вызрела. Человек, предложивший помощь, оказался владельцем огромной компании, ведущей деятельность в разных направлениях: логистика, транспорт, строительство. Предприятие, созданное с нуля, процветало. Внешне незнакомец напоминал инженера-физика, переодетого в ковбоя: хрупкого телосложения, невысокий, умные, проницательные глаза с прищуром, лукавая улыбочка. На нем была кожаная куртка, свитер крупной вязки. Завершал портрет большой перстень на левой руке: то ли для форса, то ли для солидности.