— Графиня… я хочу сказать, королева уехала в Ангулем. Это она распорядилась все отсюда забрать. Она… она говорит, что ей нужно обставить свой дворец.

Глубоко униженный Лузиньян не нашелся, что ответить, а Людовик IX от души расхохотался:

— Изабелла поступила совершенно правильно. Боже упаси, чтобы наша благородная кузина испытывала в чем-либо недостаток! Нам же вполне достаточно соломы для постели, хлеба и вина на ужин. Не в первый и не в последний раз! Не сокрушайтесь так, Лузиньян. Дамам следует уступать во всем!

Пришлось Лузиньяну проглотить обиду, ведь король тонко намекнул на его бедность, из-за которой графиня должна была переезжать с места на место со всем своим имуществом. Однако едва лишь Людовик направился со своим эскортом в сторону Луары, Гуго вскочил на коня и поскакал в Ангулем, намереваясь потребовать объяснений у Изабеллы. Впрочем, ему не удалось даже рта раскрыть. Увидев супруга, Изабелла устремилась навстречу, словно разъяренная фурия, и закричала, указывая на дверь:

— Вон отсюда! Как посмели вы явиться ко мне?! Вам нравится принимать с почетом тех, кто вас обездолил? В таком случае я не желаю вас больше видеть!

— С почетом? — горько усмехнулся Лузиньян. — Хорош почет! Вы унизили меня, опустошив мой замок! За кого теперь принимает меня король? За нищего, который не может обставить два дома…

— Это мне безразлично. По крайней мере, ваш король не расхаживал горделиво по моим владениям…

— Но это вовсе не ваши владения, а мои! Что же касается короля, то не забывайте, что он мой сюзерен.

— Я не признаю никаких сюзеренов, кроме себя самой! Вы вассал английской короны, а я королева Англии!

— Вы уже не королева! И если уж говорить о сюзеренах, то я предпочитаю вашему сыну мудрого короля Людовика, которого почитает весь народ.

Продолжать начавшийся таким образом спор было бессмысленно. В течение трех дней Изабелла, запершись в своей комнате, отказывалась впускать мужа — иными словами, прибегла к испытанному способу, который некогда принес ей полный успех. Но затем она решила сменить тактику, поскольку поняла, что не следует унижать такого гордого человека, как Лузиньян. И на следующий день Изабелла открыла мужу дверь.

Войдя в ее покои, Гуго был потрясен: он никогда не видел свою жену плачущей — казалось, подобная женская слабость была ей неведома.

— Изабелла! — в изумлении пробормотал он. — Что с вами? Что означают эти слезы?

— Я поверила вам, я думала, что вы мой защитник, мой верный рыцарь! А вы позволили унизить меня и даже не помышляете о мести…

— Я позволил унизить вас? Но кому? Кто посмел это сделать?

— Вы прекрасно знаете. Ваш король и его гнусная мать! Это произошло год назад, когда я отправилась во дворец Пуатье, чтобы приветствовать их, — вас в то время не было во Франции. Неужели я поступила бы так с вашим домом в Лузиньяне, если бы у меня не было для этого веских оснований?

— Что я слышу? Вас унизили? И вы ничего мне не сказали?! Каким образом это произошло?

— Прежде всего, меня заставили ожидать три дня, прежде чем допустить к вашему королю и вашей королеве. Когда же я вошла, король сидел в высоком кресле, а обе королевы рядом с ним — и никто из них не поднялся, чтобы приветствовать меня, как того требует мой титул. Они не предложили мне сесть, и я стояла перед ними, будто служанка, в присутствии всего двора. И они даже не встали, чтобы проводить меня, желая выказать свое презрение! Вот как они относятся ко мне — и к вам тоже! А вы хотели, чтобы я покорно приползла к ним и открыла им двери моего дома…

Удрученный Гуго не прерывал поток этих горьких жалоб, завершившихся рыданиями. Лишь тогда он опустился на колени перед плачущей женой и бережно взял ее руки в свои.

— Почему же вы не сказали мне об этом раньше? Почему так упорно все скрывали?

— Я не хотела подвергать вас опасности: ведь если бы вы заступились за меня, произошло бы неминуемое столкновение. Но когда я поняла, что вы хотите принять их со всеми почестями, мне стало так больно, так обидно…

Зарыдав еще громче, она склонила голову на плечо мужа, который сел с ней рядом и нежно обнял ее. После долгого молчания Гуго наконец спросил:

— Что я должен сделать, Изабелла? Приказывайте! Ведь вы знаете, что ради вас я готов совершить все возможное и невозможное.

— Отомстите за меня, иначе, клянусь богом, я никогда не допущу вас к себе на ложе! Зачем вы давали присягу в верности графу Пуатье? Вы не уступаете ему в знатности, в ваших жилах течет такая же королевская

кровь, как и у него… К тому же вы мой супруг, а я королева!

Гуго был слишком взволнован и растерян, чтобы обратить внимание на то, с какой неожиданной твердостью заявила о своих требованиях жена, еще мгновение назад проливавшая слезы отчаяния. Она крепко прижималась к нему, и для него было важно только одно: Изабелла нуждалась в нем и взывала о помощи.

Вот так и случилось, что Гуго де Лузиньян оказался во главе заговора против своего законного сюзерена. Он начал вербовать сообщников и без труда склонил на свою сторону многих дворян Пуату. Все без исключения предпочитали быть вассалами английского короля, который находился далеко и, следовательно, почти ничем не стеснял свободу сеньоров. Гуго сумел привлечь к заговору даже тестя юного Альфонса де Пуатье, коварного и алчного графа Тулузского, который грезил лишь об одном — возвращении под свою власть Лангедока. Вскоре Лузиньян собрал целую армию, и Изабелла преисполнилась честолюбивыми надеждами. Ее хитрость принесла блестящие результаты: пресловутая сцена унижения, почти целиком выдуманная ею, возымела должный эффект — именно тот, на который она рассчитывала.

С какой радостью провожала Изабелла своего супруга в Пуатье! Она уже не сомневалась, что Гуго и его сторонники полны решимости отказаться от вассальной зависимости.

— Я не признаю вас больше своим сеньором! — дерзко заявил Лузиньян, заявившись к юному Альфонсу де Пуатье. — И беру назад клятву в верности.

Затем он вскочил на коня и умчался прочь во главе своего отряда, но перед этим приказал поджечь дом, где остановился на ночлег, отчего весь город Пуатье едва не сгорел дотла.

И совсем уж счастливой почувствовала себя Изабелла, когда во Франции высадился ее сын, король Англии. По правде сказать, все его войско состояло из семисот всадников, но зато он привез деньги для продолжения войны. Генрих явился на помощь матери, не посчитавшись с мнением собственной супруги, которая защищала своего родственника, короля Франции, и осыпала упреками мужа, поддавшегося на уговоры мстительной и тщеславной женщины.

— Скоро вы войдете победителем в Париж и займете место, принадлежащее вам по праву как лучшему и благороднейшему из монархов, — сказала Изабелла сыну.

Однако всем этим дивным мечтам не суждено было осуществиться. Французский король ответил на брошенный ему вызов: двадцать галер были посланы на охрану побережья от англичан, а сам Людовик, взяв в аббатстве Сен-Дени знамя французских королей, двинулся на непокорные провинции во главе сильной армии.

Благочестивому государю сдались без боя все города и крепости мятежников. Даже Тайбур-ле-Фье открыл ворота перед молодым королем, который расположил свой лагерь на берегах Шаранты. В сравнении с королевскими войсками маленькая армия, которой так гордилась Изабелла, выглядела жалко. Настолько жалко, что сама графиня-королева посчитала битву нежелательной и задумалась о других способах добиться победы…

У Изабеллы был дворецкий по прозвищу Гоше Кривой — человек, всецело ей преданный. Ради своей королевы он готов был отречься от бога или убить собственную мать и выполнял любой приказ без всяких колебаний — Изабелла удостоверилась в этом во время внезапного недомогания короля Иоанна.

— Лишь одно может спасти нас от гнева короля Франции, — сказала она ему. — Знаешь ли ты, что это?

Гоше мрачно кивнул.

— Все будет так, как вы пожелаете, благородная королева. Назовите только средство. Вы предпочитаете железо или огонь?