Можно допустить, что Чеа и Сар начали думать о будущем партии и их собственном будущем еще тогда, когда они работали вместе. В то время достижения Чеа были напрямую связаны с Сьё Хенгом, а успехи Сара — с Ту Самутом. Самут отвечал за работу в городах, а Сьё Хенг — за сельский сектор. Логично предположить, что Чеа занимался делами на селе, а Сар действовал в городской среде, и что они поддерживали связь между различными зонами (Сар — с восточной, а Чеа — с северо-западной), где во время войны действовали их руководители. И действительно, в конце 1950-х Чеа провел какое-то время в Компонгчхнанге, где и познакомился со своей будущей женой, дочерью неграмотных крестьян.[92]

Дружба Сара с Чеа напоминала в своем развитии отношения Сара с Кенг Ваннсаком, Ту Самутом и Кхьё Поннари. Каждый из этих друзей был старше Сара. Всех их можно было бы назвать «интеллигентами», словом, которое Салот Сар, вероятно, не мог употребить по отношению к себе. Многие вспоминают Сари, Ваннсака и Нуон Чеа как влиятельных, резких людей. Ни одно из этих определений не удержалось за Саром. И все же именно Салот Сар стал «Братом номер один» в камбоджийском коммунистическом движении. Сар напоминал Хо Ши Мина и других коммунистических лидеров — безыскусностью и доброжелательностью, с одной стороны, и прагматизмом, притворством и амбициозностью — с другой. Он напоминал тех, о ком говорят: в тихом омуте черти водятся. Или романтика-радикала, получающего удовольствие от маскировки, неистово преданного партии, выдвинувшегося скорее благодаря верности и манерам, чем способностям. Третья возможность, прекрасно сочетающаяся с другими, заключалась в том, что в 1950-х годах вьетнамские наставники Сара и Ту Самут сочли его понятливым учеником, с которым было легче работать, чем с другими молодыми кхмерами, такими, как Иенг Сари.

Партийная работа в 1950-е годы заключалась в организации сети активистов и подборе потенциальных кадров, не имевших мандата на революционную деятельность. Сеть старательно создавалась при помощи убеждения и образовательной работы. В Пномпене также предпринимались спорадические попытки мобилизовать малочисленный камбоджийский пролетариат, в который входили железнодорожники и портовые рабочие. На протяжении всей истории партии камбоджийские коммунисты настаивали на том, что пролетариат составляет авангард революции. Это мнение соответствовало марксистско-ленинскому учению. Однако вскоре стало ясно, что рабочих в стране недостаточно, чтобы возглавить революцию, так что вместо них авангардом стали члены коммунистической партии.

Кроме того, коммунисты в Камбодже прибегали к тактике единого фронта, когда это было нужно. Основная идея заключалась в том, чтобы временно объединиться с наибольшим количеством союзников, тем самым изолируя врагов. А получив власть, коммунисты могли разорвать отношения с союзниками. Главным врагом Камбоджи считались Соединенные Штаты, так что газеты Прачеачона, в которых Сианук не видел большой угрозы, поддерживали принца в его антиамериканских настроениях. Некоторые коммунисты открыто выступали как сторонники Сианука. Среди них были Кхьё Самфан, Хоу Йоун и Ху Ним, все — выпускники Коллежа Сианука в Компонгчаме, а также Чау Сенг, камбоджиец из Кохинхины, ездивший во Францию вместе с Салот Саром. Другие законспирированные члены партии, например сестры Кхьё и Сон Сен, делали карьеру в государственной системе образования.

Прачеачон сохранял легальный статус до 1962 года, однако существование Коммунистической партии Индокитая, якобы распущенной в 1945 году, по-прежнему держалось в тайне. Полиция Сианука сосредоточилась на преследовании членов Прачеачонской группы. Для коммунистов и сочувствующих часто проводились занятия в явочных домах Пномпеня и сельской местности.

В сельских районах, где во время Первой индокитайской войны движение достигло наибольшего размаха, камбоджийцы Коммунистической партии Индокитая пытались сохранить верность тем, кто боролся с французами. На селе успехи были неважными, поскольку в конце 1950-х Сьё Хенг утратил свой радикальный пыл. В 1956 году, устав от коммунизма, он вернулся из Вьетнама, однако продолжал оставаться лидером еще года два или три, выполняя приказы вьетнамцев. Это был период, когда вьетнамские коммунисты убеждали своих камбоджийских товарищей включиться в «политическую борьбу», что способствовало массовым арестам. Многие бывшие бойцы сопротивления, включая Сьё Хенга, не видели смысла в безоружных нападениях на правительство Сианука и не слишком верили в то, что свержение принца как-то повлияет на ситуацию в стране.

Большинство новичков, привлеченных к движению в этот период, — а таковых было немного — являлись выходцами из образованных слоев населения. Приходили студенты коллежей и лицеев, преподаватели, городские рабочие и молодые камбоджийцы, проникшиеся радикализмом за время обучения за границей. Этих людей побудили присоединиться к коммунистическому движению такие учителя, как Салот Сар, Хоу Йоун и Иенг Сари. Молодежь оскорбляла авторитарная манера правления Сианука и несправедливости, творившиеся в камбоджийском обществе; некоторые из них восхищались Китайской революцией. Они считали, что Камбодже требовалось не освобождение от иностранного господства и американских «марионеток», а уничтожение существующего социального порядка и полное его обновление. Соединенные Штаты были для революции «врагом номер один», однако в Камбодже эта враждебность распространялась на Сианука и все, за что он стоял.

Социальный состав новичков порывал с сельскими традициями, однако в то же время позволял камбоджийской революции идти своим собственным путем, а не отвечать на военные трудности вьетнамцев, как это имело место в начале 1950-х, когда сельские районы Камбоджи ограничивались лишь борьбой с французами. Теперь камбоджийское движение могло развиваться подобно другим революциям, включая и вьетнамскую. Недавно образовавшаяся партия могла сосредоточиться на пропаганде среди городской интеллигенции, привлекая в свои ряды учителей, буддийских монахов и студентов лицеев. Такая работа идеально подходила Салот Сару. В 1977 году, когда партия полностью возродила ориентацию на сельское население, Пол Пот пожаловался, что около «девяноста процентов революционных сил на селе» дезертировали, были арестованы или убиты в 1959 году. Нет доказательств того, что лидеры партии, в большинстве своем устроившиеся в городах, сожалели об этом. Пока не пришло время отказаться от тактики единого фронта и заняться вооруженной борьбой, Пномпень оставался местом, где свершались и выигрывались революционные битвы. Кроме того, Пномпень дал Сару шанс выдвинуться.[93]

В свете этих фактов об отступничестве Сьё Хенга можно было сказать: нет худа без добра. После возвращения из Ханоя он уже не занимался активной деятельностью. Какое-то время Сьё Хенг и Ту Самут жили в соседних домах в Пномпене под охраной молодых членов движения. У картежника и бонвивана Сьё Хенга эти условия вызывали недовольство; однако ввиду того, что ханойские руководители движения сделали из него лидера, Самут и его товарищи не могли заменить Сьё Хенга. Его ренегатство решило дело. В скором времени он возвратился в Баттамбанг и занялся мелкой торговлей. В течение, по крайней мере, двух лет Сьё Хенг вел политику вразрез с мнением своих бывших соратников в Пномпене, и сельский сектор движения, которому не придавалось особого значения, переживал спад. В истории партии варианта 1973 года отмечалось, что «комитет, ответственный за городское движение [группа, возглавляемая Ту Самутом при помощи Салот Сара] был переименован в комитет, ответственный за общее состояние дел в стране». В истории партии, появившейся в 1997 году, Нуон Чеа написал, что после дезертирства Хенга «партия лишилась секретаря, однако оставшиеся продолжали работать, стараясь пробудить массы».[94]