— Лайла, — окликнул я негромко. Она так походила на ведьму из «Белоснежки и семи гномов», что трудно было начать разговор;
Лайла принадлежит к тому типу людей, с которыми избегают вести задушевные беседы, даже если нуждаются в помощи.
Она оторвала взгляд от накладных, но губы все еще беззвучно шевелились, а мозг, стимулируемый училкой, продолжал подсчитывать, проверять, перепроверять… Наконец она кивнула.
— Что ты знаешь о Джеймсе Бонде? — спросил я.
Она отложила микрокалькулятор, выключила его и разглядывала меня несколько секунд. Глаза ее сначала расширились, затем превратились в узкие щелочки.
Наконец она с трудом проскулила:
— Марид!
— Что ты знаешь о Джеймсе Бонде? — Видео, книги; эскапистская литература двадцатого века, где находила выход жажда силы и власти. Шпионы, суперагенты, приключения подобного рода… Он был неотразим; ни одна женщина не могла устоять перед Бондом. Хочешь стать неотразимым, Марид? — призывно проскулила она.
— Спасибо, пытаюсь достичь этого собственными силами. Просто ответь мне, покупал кто-нибудь у тебя в последнее время модик Джеймса Бонда?
— Нет, могу сказать тебе совершенно точно. Я давненько не получала такого модика. Джеймс Бонд безнадежно устарел, Марид. Люди ищут чего-то новенького.
Рыцарь плаща и кинжала не очень подходящая личность для интересного времяпрепровождения. — Она умолкла. Губы снова стали беззвучно шевелиться, подсчитывая доходы и расходы.
Я знал Бонда, потому что читал книги Флеминга, — да, да, настоящие книги, сделанные из бумаги. Ну, по крайней мере, четыре-пять романов. Бонд принадлежал к евро-американской мифологической традиции, вроде Тарзана или Джонни Карсона.
Жаль, что у Лайлы не нашлось его модика: он помог бы мне понять ход мыслей убийцы. Я потряс головой: снова что-то не давало покоя, словно щекотало мозг…
Выходя из модишопа Лайлы, я невольно бросил взгляд на голографическую рекламу рядом с витриной ее лавочки. Невозможно просто пройти мимо — экран заполняла восьмифутовая ХОНИ ПИЛАР. Она была абсолютно обнаженной: для такой женщины это самый естественный способ показываться на людях. Она скользила изящными нежными руками по самому сексуальному телу в мире. Гигантская Хони Пилар совсем как девочка потрясла головой, чтобы убрать пряди золотистых волос с прозрачных зеленых глаз, и пристально посмотрела на меня. Провела влажным розовым языком по неестественно пухлым, словно набухшим от страсти, губам.
Забыв обо всем на свете, я застыл на месте, задрав голову. На такую реакцию и рассчитана голопорнуха, и все шло как по маслу. Какая-то часть моего мозга сознавала, что другие мужчины и женщины тоже остановились, выбросив дела из головы, и не отрывают взгляд от экрана. И тут Хони заговорила. Ее голос, чью магию электроника многократно усилила, чтобы заставить дрожать в лихорадке страсти мое и так уже томимое желанием тело, воскресил все тайные мечты подростка, казалось, давным-давно забытые. Во рту пересохло, сердце колотилось как бешеное.
Голограмма рекламировала новый модик Хони, тот самый, который предложила мне обновить Чирига. Если я куплю его для Ясмин…
«Мой модик далеко-далеко…» — выдохнула Хони Пилар ласкающе-мягким голосом, а тем временем ее руки медленно скользили по упругим яблокам великолепных грудей…
«Мой модик уплыл за моря». — Она сжала соски, ущипнула их, пальцы опустились ниже, коснулись нежной кожи на склонах грудей и продолжали свой путь по телу…
«Вот кто-то ласкает мой модик», — доверительно сообщила она, и огненно-красные ногти коснулись гладкого живота, все еще не насытившись, все еще путешествуя в поисках центра наслаждения…
«Счастливец ласкает меня!» — Ее глаза полузакрыты в экстазе; слова перешли в мучительно-сладкий стон — мольбу о том, чтобы испытанное удовольствие повторилось, повторилось снова и снова… В миг, когда ее руки наконец-то нашли желанную цель, исчезнув между золотистых загорелых ляжек, она умоляла меня подарить ей счастье любви.
Изображение медленно погасло, затем энергичный женский голос перекрыл сообщавшиеся подробности о производителе и стоимости модика:
«Вы еще не испробовали личностные модули-стимуляторы? Вы все еще смотрите голопорнуху? Давайте прямо: если использовать резинку — все равно что целовать сестру, то смотреть голопорнуху — все равно что целовать изображение сестры! Зачем разглядывать картинку Хони Пилар, если, купив ее новый модик, можно затрахать до полусмерти живую богиню любви, и делать это снова и снова, пока есть желание! Смелее! Подарите своей подружке или дружку новый модик Хони Пилар уже сегодня! Модули-стимуляторы продаются только по ценам новинок».
Голос замолк; я перевел дыхание и вернулся к реальности. Другие прохожие, также освобожденные от чар рекламного ролика, неуверенно оглядываясь, разошлись по своим делам. Я зашагал по направлению к Улице. Сначала мои мысли целиком поглотила Хони Пилар, потом модик, который, как только выдастся возможность, обязательно подарю Ясмин (повод найдется, а если нет, я его придумаю!). Наконец принялся размышлять о том, что давно уже не давало мне покоя. Эта мысль впервые посетила меня во время разговора с Оккингом об убийстве в Чиригином клубе; сегодня я снова вернулся к этому.
Человек, решивший просто устроить себе маленький праздник посредством парочки трупов, не использовал бы модик Бонда. Нет, личность) агента 007 чересчур специфична и стерильна, у него слишком узкая «специализация». Джеймс Бонд не получал удовольствия от убийства. Психопат, решивший использовать личностный модуль, чтобы тот помог ему получить максимальное удовлетворение от злодейства, выбрал бы кого-нибудь из доброй дюжины темных личностей, имевшихся в широкой продаже. Существовал также черный рынок, на котором продавались самоделки, недоступные посетителям модишопов; выложив приличную пачку хрустиков, можно раздобыть модик хоть Джека Потрошителя! Это были модули персонажей видео и книг, а также реальных личностей, записанные прямо с их мозга или искусно реконструированные специалистами. Когда я думал об извращенцах, желающих стать обладателями нелегальных модиков, и целом подпольном бизнесе, паразитировавшем на них, выпуская из своих зловещих тайных лабораторий Чарльзов Мэнсонов, вампиров Носферату[8] или, скажем, Гиммлеров, меня просто кидало в дрожь.
Уверен, что тот, кто использовал модуль Бонда, сделал это совсем с другой целью, отлично зная, что особого удовольствия от его применения не получит.
Нет, псевдо-Бонд вовсе не хотел испытать наслаждение, совершая убийство. Он не маньяк-извращенец, а, скорее, хладнокровный исполнитель, поразивший намеченный к уничтожению объект.
Смерть Деви — и, конечно, смерть русского! — не дело рук какого-нибудь нового Потрошителя, безумца, наводящего ужас на обитателей трущоб и притонов.
Оба преступления были заранее продуманными убийствами. Политическими убийствами.
Оккинг никогда не станет слушать подобные рассуждения без серьезных доказательств. Я и сам не до конца разобрался, что к чему. Какая связь может существовать между неким Богатыревым, мелким функционером небольшого слабого восточноевропейского царства, и Деви, одной из печально знаменитых в Будайине Черных Вдов? Их миры никак не пересекались.
Я нуждался в дополнительной информации, но не знал, где ее искать… И очнулся от напряженных размышлений. Куда же я шел? Ну конечно, в квартиру Деви.
Люди Оккинга наверное все еще прочесывают там каждый миллиметр в поисках следов. Всюду ограждения и надписи «Проход запрещен». Всюду расставлены…
Ни-че-го! Никаких ограждений, оцепления, вообще ни одного полицейского. Окно комнаты ярко освещено. Я подошел к зеленым ставням, закрывавшим смотровое окошко в двери. Теперь они были распахнуты; с того места, где я стоял, хорошо просматривалась комната Деви. Немолодой араб, стоя на коленях, красил стену. Мы приветствовали друг друга, и он пожелал узнать, не хочу ли я снять квартиру: дня через два ремонт закончится. Вот и все почести, которых посмертно удостоилась Деви; вот и все, что сделал Оккинг для того, чтобы найти убийцу.
