Мы имеем опыт катастрофы, поражения советского строя, включая его политическую систему и систему межнационального общежития (СССР). За 20 лет мы многое поняли. Остается ряд загадок, но мы имеем к ним подходы. Об этом и будем говорить — создавая нашу картину крупными мазками, без деталей.

Данный доклад посвящен внутренним факторам и условиям, которые ослабили СССР и привели его к кризису 1980-х годов. С этим кризисом советский строй не справился. Это не значит, что внешние факторы считаются несущественными для судьбы СССР. Напротив, советский строй не устоял против разрушительного воздействия системы внутренних и внешних антисоветских сил, которая и сложилась в 1970-1980-е годы. Скорее всего, без этого обе группы сил порознь справиться с советской системой не смогли бы.

Решающее значение внутренних факторов определяется не тем, что у противников СССР в холодной войне без союзников внутри советского общества не хватило бы сил для победы. Для нас факторы внешней среды — это почти данность, устранить которую невозможно; а внутренние условия и факторы — следствие действий или бездействия самой советской системы. Это те переменные, на которые могло и обязано было влиять наше общество. Эти переменные все мы обязаны изучить — ведь жизнь продолжается, а уроки поражения — самые ценные.

Перед нами два вопроса: что такое был «советский строй» и что с ним произошло? Почему СССР рухнул, казалось бы, на пике своего могущества? Почему к концу 1980-х годов его легитимность была подорвана, и в массовом сознании иссякло активное благожелательное согласие на его существование?

Как было определено еще в XVI веке Маккиавелли, власть держится на силе и согласии. Развивая эту тему, А. Грамши добавил, что согласие должно быть активным. Если население поддерживает политическую систему пассивно, то этого достаточно, чтобы организованные заинтересованные силы сменили социальный строй и политическую систему. А такие силы всегда есть и в стране, и за ее рубежами.

Работа подготовлена в рамках программы Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования.

В 1990–1991 годы массовое сознание населения СССР не было антисоветским. Люди желали, чтобы главные условия советского общественного строя были сохранены и развивались, но они желали этого пассивно. И этот общественный строй был обречен.

Трудность разговора заключается в том, что официальная советская история была мифологизирована, и нам требуются усилия, чтобы уйти от ее стереотипов. Многое покажется непривычным, многое трудно будет встроить в устоявшиеся взгляды. Эта история «оберегала» нас от тяжелых размышлений и кормила упрощенными, успокаивающими штампами. И мы не вынесли из истории уроков, даже из Гражданской войны.

Мы, например, не задумывались над тем, почему две марксистские революционные социалистические партии — большевики и меньшевики — оказались в той войне по разные стороны фронта. Советские экономисты обучались в Академии народного хозяйства им. Г. В. Плеханова, а Плеханов считал Октябрьскую революцию реакционной. Разве это не символично? Мы только сейчас узнаем, что западные марксисты называли большевиков «силой Азии», в то время как марксисты-меньшевики видели себя «силой Европы».

Этот разговор трудный еще и потому, что через образование мы получили язык западных понятий (в особенности язык марксизма), а болезни и радости незападных обществ сложно выразить на этом языке. Но давайте сделаем усилие и взглянем на катастрофу СССР без догм и стереотипов, стараясь говорить на естественном языке, а не на языке идеологии.

Итак, о том, что было. Кратко об исходных установках работы.

Советский строй — это реализация цивилизационного проекта, рожденного Россией и лежащего в русле ее истории и культуры. Надо различать советский проект, то есть представление о благой жизни и дороге к ней, и советский строй как воплощение этого проекта на практике. Многое из намеченного проектом не удалось создать в силу исторических обстоятельств, но очень многое удалось — сегодня это даже поражает. И то, и другое надо понять. Советский строй просуществовал 70 лет, но в бурном XX веке это было несколько исторических эпох. Его стойкость при одних трудностях и хрупкость при других многое сказали о человеке, обществе и государстве.

Советский проект — не просто социальный проект, но и ответ на фундаментальные вопросы бытия, рожденный в Евразии, в сложном обществе России, находящейся «между молотом Запада и наковальней Востока» (Д. И. Менделеев). Рядом был мощный Запад, который дал свой ответ на вопросы бытия в виде рыночного общества и человека-атома, индивида — из недр протестантской Реформации. Рядом начинал подниматься и мощный Восток, ответ которого на те же вопросы мы только-только начинаем понимать.

Советский проект повлиял на все большие цивилизационные проекты: помог зародиться социальному государству на Западе, демонтировать колониальную систему, на время нейтрализовал соблазн фашизма, дал многое для укрепления и самоосознания цивилизаций Азии в их современной форме.

Советский проект не исчерпал себя, не выродился и не погиб сам собой. У него были болезни роста, несоответствие ряда его институтов новому состоянию общества и человека. Было и «переутомление». В этом состоянии он был убит противником в холодной войне, хотя и руками «своих» — союзом трех сил советского общества: части номенклатуры КПСС, части интеллигенции («западники») и части преступного мира.

Никаких выводов о порочности проекта из факта его убийства не следует. Бывает, что умного, сильного и красивого человека укусит тифозная вошь, и он умирает. Никаких выводов о качествах этого человека и даже о его здоровье сделать нельзя. Из факта гибели СССР мы можем сделать только вывод, что защитные системы советского строя оказались слабы. Этот вывод очень важен, но на нем нельзя строить отношение к другим системам советского строя.

Нет смысла давать советскому строю формационный ярлык — социализм, «казарменный феодальный социализм», государственный капитализм и т. д. Эти определения только ведут к бесполезным спорам. Например, во время перестройки интеллигенцию увлек совершенно схоластический спор о том, являлся ли советский строй социализмом или нет. Как о чем-то реально существующем и однозначно понимаемом спорили о том, как его надо называть. Сказал, к примеру, «казарменный социализм» — и вроде все понятно.

Академик Т. И. Заславская уже под занавес перестройки в важном докладе озадачила аудиторию: «Возникает вопрос, какой тип общества был действительно создан в СССР, как он соотносится с марксистской теорией?» [1].

Страну уже затягивало дымом, а глава социологической науки погрузилась в тонкости дефиниции и марксистской теории, смысл которой даже закоренелые начетчики помнили очень смутно.

А вот как трактует природу СССР профессор МГУ А. В. Бузгалин: «В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией „мутантного социализма“ (под ним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы)».

А. В. Бузгалин считает, что создал целую теоретическую категорию, объясняющую гибель советского строя. На деле взятая им из биологии ругательная метафора «мутант» бессодержательна и ничего не объясняет. Мутация есть изменение в генетическом аппарате организма. Если такое изменение наследуется и благоприятствует выживанию потомства, то эта полезная мутация оказывается важным механизмом эволюции. Если, как это делает А. В. Бузгалин, уподоблять общественный строй биологическому виду, то любое социальное жизнеустройство оказывается «мутантным» и иным быть не может.

Метафора неверна и потому, что мутация есть изменение чего-то, что уже существовало прежде как основа («дикий вид»). Если бы в мире где-то существовал правильный социализм, а под воздействием Сталина из него возник казарменный социализм, исказивший исходный образец, то его еще можно было бы считать мутантом. Но никакого исходного социализма, от которого произошел советский строй, не существовало. И эту метафору профессор МГУ переносит из публикации в публикацию уже двадцать лет.