2) В отношении к телу
Тело — орган жизни нашей земной и вместе условие образования нас в граждан будущего мира. В такой существенной состоит оно связи с душою, что хорошее или дурное его состояние отзывается и в душе и то располагает ее к добру, по крайней мере, не препятствует и послушно служит ей в том, то увлекает ко злу. Потому и сия часть требует особого попечения. Пособи же брату твоему и в сем деле и облегчи ему труд доброго устроения тела — верного слуги его и вместе всегда готового врага. Сия обязанность требует: а) всячески способствовать благосостоянию, целости и здоровью тела братнего и делом, если нужно, а более словом; то есть доставить ему способ к содержанию, подать совет о полезном, указать вредное и самому предотвратить его; всячески способствовать целям тела, чтобы оно было приспособленным орудием души, а не препятствием ей. Всякий питает и греет плоть свою, но иной слишком много, а иной слишком мало. Вразумить неразумного труженика, а особенно остепенить пьяницу, развратника, обжору, сластолюбца — великое благо. Ибо, как из ада, извлекается тогда душа из тиранства плоти у последних, но и у первого она увидит свет, как Иоанафан, вкусив меда. В сем отношении худо поступает тот, кто при советах в угодность телу забывает о душе. Посему надобно быть осторожным в советах питать и покоить тело, а больше обращать их на обес–покоение его; б) опасности жизни предотвращать всеми возможными способами, тем больше самому с братом не поступать так, как можно навесть его на расстройство здоровья или опасность жизни. Это чаще всего бывает от излишнего напряжения сил души и тела: там — возбуждением страстей, тем хуже, мгновенных: гнева, испуга, радости, печали; здесь — требованием или принуждением к трудам, неуместными советами, не зная дела, возбуждением драк, кулачных боев, игр, могущих быть опасными, и проч.; но в) главное, ни делом, ни содействием, ни согласием, ни явно, ни тайно не посягать на жизнь другого. Убийца восстает против Бога, определяющего меру жизни, губит себя и состояние убиенного делает сомнительным, ибо один Бог знает правый суд. Мы должны зреть здесь. Кто не вовремя прекращает жизнь, предпосылает в оный век незрелого.
Много об этом нечего распространяться, ибо дела такого рода сами собою наводят ужас и отвращают от себя. Вонми всяк прописанному и более тому, что относится до спасения душ братии наших и делай, что можешь, словом и писанием или распространением добрых писаний.
3) В отношении к благосостоянию и счастью. Забота о душе и теле ближнего есть забота о совершенствах его лица. Но он еще по воле Божией обладает известною мерою счастья или благосостояния на земле. Обращаясь к сему последнему, мы получаем особые, соответственно ему, обязанности.
а) Душевному
Счастьем привыкли называть нечто внешнее, именно: благоприятное нам течение обстоятельств. Но оно не во вне, а в нас, в состоянии духа отрадном, радостном, благорастворен–ном, которое редко соображается со внешним, а спеется по своим законам независимо. Потому сюда и должно быть обращаемо преимущественное внимание. Здесь главное: никаким образом не должно возмущать внутренний покой брата, а напротив, всячески содействовать его укреплению и возвышению. Поступающий иначе то же, что грабитель, вошедший в чужой огород и истребляющий там всю зелень и цветы без разбора. Бог дал брату покой, ты его крадешь. Только одно обеспокоение позволительно, именно: обеспокоение грешника и притом как грешника через пробуждение его от усыпления; сего потряси во всех основаниях, сокруши кости его, пусть скорбит до отчаяния и не находит покоя день и ночь. Пример сему показал апостол Павел, повергший в скорбь согрешивших коринфян, ибо, говорит, печаль, яже по Бозе, покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2 Кор. 7:10). Увидишь кого смятенным от чего бы то ни было, поди утешать печального, приложи пластырь на раны сердца его, излей отраду словом и делом. Тут уже одно участие облегчает, тем больше — уменье успокоить. Помнить только надобно, что главное успокоение — в Боге. Туда и должно возвесть печального и в Господе обвеселить его, довесть его до того, чтобы он рад был тому самому, о чем скорбит. Кто это сделает, тот осчастливит человека на всю жизнь, на все случаи и в один раз сделает все. Хорошо для немощного и внешнее обна–дежение, но оно — половина дела и должно быть употребляемо только как средство. Иначе оно будет не в плане Промышления, ибо всякою скорбию Бог зовет к Себе. Если ты будешь отвлекать, а не приводить к Богу, то будешь действовать не по вере.
б) Внешнему
Внешнее счастье составляют доброе имя, достаток и благоприятный ход дел. Потеря или недостаток чего‑нибудь из сих лишает нас покоя. Человек чувствует себя несчастливым. аа) Доброе имя дает человеку вес в его кругу, служит основанием доверия к нему и располагает; следовательно, оно прилагает путь к беспрепятственному действованию, как наоборот, потеря его связывает руки и ноги. Потому любящий брата всеми способами пусть блюдет доброе его имя, а для того предварительно пусть освятит сие имя в сердце своем или, что то же, пусть исполняет обязанность уважения, чувством своим всегда поставляя другого выше себя. Такое расположение само научит, как блюсти честь ближнего и от себя, и от других. Оно свяжет и развяжет язык. Когда есть такое чувство, оно уже и делает свое; стоит только его хранить, или отклонять все, чем оно может быть ослаблено, именно: никак не позволять себе уничижать брата ради естественных каких недостатков души и тела или ради внешнего несветлого состояния. Это хула на Бога и несправедливость к брату. Но и при виде нравственных недостатков надо обращать все неудовольствие на грех и зачинщика его, диавола; в брате же видеть благородство природы и благодати умаляемое и сокровища Божий расхищаемые, видеть его свободного — в узах, здорового — снедаемым болезнью и пожалеть о нем, сокрушаться ради его пред Господом, а не уничижать.
Лучше всего менее обращаться наблюдательным оком к поступкам другого, а более себе внимать. Худо поступает тот, кто, по лукавству ока своего, во всяком поступке другого видит одно худое. Это подозрительность, мнительность, внутренняя клевета. Тем больше не должно по сему случаю тотчас произносить решительный о другом суд, что‑де он такой и такой. Тут уже осуждение, оскорбляющее Бога и гнев Его привлекающее. Случится услышать худое о другом, заткни уши, окле–ветающего тай искреннего своего изгони или сам от него беги.
Принимать все речи и слухи без разбора есть великая неосторожность: тотчас осквернится своя душа и омрачится в ней лицо братнее. Когда, таким образом, соблюдется имя другого, как святыня, неприкосновенным в своем сердце, тогда не будет стоить большого труда блюсти его и во вне. Тогда будет правилом: о брате или не говорить, или говорить одно хорошее, о худом же всячески молчать, не намекая на него ни в шутку, ни даже будто из сожаления. Услышавши же, что имя брата страждет, всячески заботиться должно восстановить его — защитить, оправдать, согнать сей мрак наносный; но уже ни под каким видом не похвалить пустых пересудов, шуток, колкостей, острот, тем более злословия и клеветы и еще более клеветы публичной. Свяще–ние доброго имени ближнего в себе и других требует немалого труда. Осуждение внутреннее и внешние пересуды суть первые порождения гордости, по свойству своему унижающей всякого брата. Потому они постоянно вертятся — одни в мысли, другие на языке. Блюстись от сего и бороться с сим должно постоянно. Нет греха обыкновеннее осуждения, но и нет опаснее. Одному надлежало несколько лет поститься и молиться за одно краткое осуждение мысленное, и это — по особенному Божиему определению. Потому святые Божий решительно говорят: кто не осуждает, тот спасен. Иные и без подвигов одним этим спасались. Напротив, в одном осуждении пагуба, ибо оно предполагает и забвение Бога, и лживость, и коварство бесовское. Каких зол избегаешь, неосуждающий!
