Литмир - Электронная Библиотека

Байрон внезапно остановился.

Полидори замер, вслушиваясь в неожиданную тишину. Почти беззвучный стон сорвался с губ доктора.

Тень медленно оторвалась от кровати.

Байрон стоял рядом с Клер, поправляя испачканную кровью материю на ее губах. Кровь придала ее устам, до сих пор совсем бледным, нежный оттенок раскрывающейся розы. Но она не очнулась, не вышла из состояния транса.

Полидори откинулся на подушки. Наконец-то он получил долгожданный оргазм. Он жалобно плакал. Он смотрел на свою рану и плакал. Боль стала тупой, совершенно незначительной. Но рука онемела, словно ее вовсе не было. Как будто ее ампутировали. Рука Сатаны. Но рана, зияющая в его израненной душе была гораздо глубже и болела несравненно сильнее. Он хотел, чтобы ему вырвали язык, все еще умоляющий Байрона… Ему хотелось, чтобы его четвертовали… И если тебя соблазняет твоя правая рука, вырви ее. Ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело.

Теперь он смотрел на распятие и просил об отпущении грехов. Рядом стоял его Всемогущий Отец, тень от которого падала на кровать Полидори, его душе суждено было гореть на вечном огне за грехи.

И фигура приблизилась к нему, свеча погасла, распятия больше не было.

Он всхлипнул. Ну что ж, пусть будет темнота. И была темнота.

— Клер, — бормотал Шелли, когда я вела его, закутанного в полотенце, по коридорам в поисках центральной лестницы. Его слова, за исключением время от времени упоминаемого имени сестры, были совершенно неразборчивы и иногда напоминали иностранный язык. Казалась, что буря победила его рассудок. Глаза его светились безумным светом, как у античного мореплавателя, который посмел отправиться в края таинственные, туда, где не ступала нога смертного. И даже сверх того, работа его больного воображения мучила его видениями, сравнимыми с тем, что видел Синдбад Мореход. Внезапно он опустился на четвереньки, я проделала то же самое.

— Просто дождевая вода.

Он провел рукой по ковру и почувствовал липкость. Дождевая вода? Дождевая вода не блестит… Он потер свои скользкие пальцы и стал ползти к тому месту, откуда исходил наиболее сильный запах. Он подполз к лестнице, которая вела к лифту.

— Это остатки пищи или еще что-нибудь. Гниющие листья, влажность.

— Нет, не влажность… Разложение!

Из люка наверху послышалось царапанье. Мгновенный звук, затем тишина, в тот момент Шелли всунул голову в люк и посмотрел пристально в темноту. Вновь послышался тот же самый звук, точно кошка точила когти о дерево. Затем хлопанье крыльев, в темноте ничего не было видно… Я подумала о птенчике, попавшем в западню.

— Птица.

— Она должно быть запуталась. Боже, она не может выбраться.

Она прыгала, шуршала перьями где-то в темноте. Я представила белоснежного голубя, застрявшего между бревнами, истекающего кровью.

— Пойди и спаси ее! Пожалуйста.

— Мэри…

— Спаси ее!

— Она не ждет спасения.

— Помоги ей!

— Там все в порядке!

— Я не могу вынести этот шум!

— Я ничего не могу поделать!

— Ты не можешь ее оставить умирать! Ты хочешь, чтобы она УМЕРЛА! Спаси ее!

— Если она захочет, спасет себя сама!

— Тогда убей ее! Что-нибудь сделай! Что-нибудь! Я не могу вынести этот ужасный шум и боль! Я не могу!

Шелли стал карабкаться по лестнице, когда вдруг вспышка молнии озарила пространство. Он вцепился в лестницу. Я пронзительно вскрикнула. Он мигом спустился вниз, тяжело дыша. Все было тихо.

— Мэри… Мэй, послушай… — он бормотал мне на ухо. — Я видел это. То лицо в окне. Я видел…

Я замерла, закрыла глаза.

— Кто-то. Или что-то. Там, в темноте, ждет, пока кто-нибудь из нас один…

Я застонала.

Внезапная мысль поразила Шелли, и он побежал по коридору.

— Клер! Мы…

— Да, иди к Клер, Клер, Клер.

— Она твоя сестра, а не моя.

— Что тогда тебе до нее?

— Она мой друг, и я беспокоюсь за нее! Это что — преступление?

— Вы всегда были близки…

— У меня не было выбора! Она не оставляла нас одних с тех пор, как мы встретились! Даже на наших свиданиях.

— А когда мы бежали на континент, ты пригласил ее с нами!

— Потому что она говорит по-французски!

— Боже, ты должно быть думаешь, что я такая безнадежная дура! Да, дура!

— Глупая, глупая, ревнивица, Мей. Ты не понимаешь? — он потрепал меня по щеке. — Там что-то есть, если еще не здесь, в доме!

— Что?

— Я не знаю! Что-то опасное…

— Более опасное, чем твой дорогой лорд?

Шелли прижал меня к себе, он хотел задушить меня за эти слова, но увидев стоящие в моих глазах слезы, отвернулся.

— Не бросай меня, — сказала я. — Подожди, послушай. Птица…

Он взглянул наверх. Теперь не доносилось ни звука, только ветер и дождь.

— Куда ты идешь? К нему?

— К Клер. К кому-нибудь.

Я побежала за ним и загородила ему дорогу.

— Прости меня, — взмолилась я. — Послушай, однажды мы поклялись в вечной любви, ты помнишь?

Я не могла скрыть иронии. Он не поднимал глаз. Он стоял молча, не отвечая. Я вздохнула и почувствовала, что должна дотронуться до него.

— Просто скажи, что ты еще любишь меня, и все.

Вопрос был едва слышен.

— Просто скажи, что все еще любишь меня…

Всхлипывая, он обнял меня.

— Люблю тебя, люблю тебя…

Я поцеловала его щеки и почувствовала соленый вкус его слез. Его глаза были плотно закрыты, губы крепко прижались к моим губам.

Внезапно он отстранился.

— Здесь что-то есть, — констатировал он холодно.

Я вслушалась. Все было тихо.

Он отошел от меня на шаг.

— Здесь что-то есть

Из дальнего угла коридора действительно доносился какой-то шорох, как будто тихо передвигали тяжелую мебель. Тень от лестницы настолько четкая, что казалась нарисованной на стене, уходила в глухой мрак, куда свет нашей свечи не мог достичь. Мы не могли разглядеть ничего среди движущегося, среди разных панелей, плохо освещенных картин и орнаментальных фигур. Темнота была стеной, готовой в любой момент рухнуть. Запах гниющего ила внезапно ударил мне в нос, он походил на комбинацию запахов мочи, зацветшего сыра и еще тысячи мерзких субстанций, смешанных согласно какому-то ведьминскому рецепту.

Я хотела взять Шелли за руку, но он уже двинулся в темноту, показывая мне сам, чтобы я осталась, где стояла, — на свету. Я хотела позвать его по имени, хотела вернуть его, но поняла, что сила, которая звала его, была сильнее — страх.

Шелли ушел. Высоко на чердаке связка перьев, бывшая когда-то птицей, никогда не встрепенется.

Коридор опустел.

— Шелли?

Темнота ответила мне молчанием. Люк на чердак надо мной смотрел зловещими глазами.

Сначала я твердо решила не покидать своего места. Уж лучше оставаться здесь, в безопасности, чем бродить по дому. Шелли знал, где я была, и скоро вернется, беспокоясь за меня. Мне вовсе не доставляла удовольствия мысль вновь потеряться в лабиринте туннелей, не имея в руках нити Ариадны. Свеча стала горечь ярче. Ее хватит еще на несколько минут, а потом?

Если потом Шелли не вернется? Вдруг он не сможет вернуться? Что, если печальная правда в том, что его подозрения и предчувствия оправданы, и кто-то проник в дом и хочет нашей смерти? Что, если они стоят за углом, куда он вот-вот повернет. А я стою здесь на свету, являясь хорошей мишенью для них. Я должна срочно найти его.

Я покинула освещенное место, двигаясь на ощупь вдоль стены.

— Шелли?

Мне пришлось продолжить свой путь. Я тихонько шла, обнимая стену руками. Вдруг я вспомнила о доспехах со змеей, мое одиночество испугало меня. Здесь что-то есть. Есть… Эхом отозвались его слова в моей голове.

Я свернула за угол, за который должно быть, свернул он. Короткий пролет вел меня в помещение для слуг и выше, в глухие уголки башни. Свет пыльной люстры высветил меня в полумраке комнаты.

— Шелли?

24
{"b":"313430","o":1}