— За рацией от меня придут, — сказал Иван Захарович. — Пароль тот же. Вот что еще. У вас есть люди, которым вы доверяете?

— Как не быть, — ответил Михаил Степанович.

— В деревню могут заходить наши. Бойцы, командиры. Сами старайтесь с ними не общаться, а через надежного человека передайте, чтобы собирались в лесу. Дальнейший маршрут им укажут. Оружие собрать бы надо. Много его в лесу, сам видел.

— Хорошо.

С тем они и расстались.

Иван Захарович любил лес. Более всего — смешанный, самый распространенный российский лес, в котором нашли себе место каждая травинка, каждый кустик, каждое дерево. Лес с непролазными оврагами, ручейками и речушками, берега которых заросли ольхой и черемухой, орешником, рябиной и малиной. Берега крапивные, кусачие, чаще всего крутые, но и родниковые, со стылой и чистой водой. Лес с открытыми солнцу полянами. Красивыми, как праздник, как душа хорошего доброго человека. Лес с болотами и гарями, такой, какой он был, есть, будет — заступник и спаситель, кормилец и целитель. Могучий, вечный лес.

Коростелевский лес, которым шел Иван Захарович, начинался от Афониной Пустоши, а точнее, от деревни Качаново. Был он бесконечен, как дальняя дорога. То взбегал на горы, то круто скатывался в низины. Ручейки и речушки в нем часто бежали навстречу друг другу. Болота встречались и верховые, и низинные, места лешачьи и угрюмые. Попробуй прочеши весь этот лес. Командир того подразделения, что дрался на окраине леса, рассчитал точно. Ночь и два дня не пускали они немцев в лес. За это время обоз с ранеными мог уйти далеко. Сами они налегке, конечно же, оторвались. Решение было разумным. Будь Иван Захарович на месте того командира, он поступил бы также. Беспокоило сообщение Жукова о лесном бое. Те бойцы, что прикрывали отход обоза, не могли ввязаться. Задача перед ними стояла другая: уйти как можно быстрее и дальше. Могло встретиться другое подразделение. Мало ли групп выходит из окружения. Командиры понимают, что от места боевых действий армии идти надо на северо-восток. Брать южнее, значит, встретить и преодолеть безлесые пространства. На северо-восточном направлении под прикрытием лесов и болот можно выйти к фронту. Все так, но могло быть и по-другому. Иван Захарович не забывал, что на Коростелевский лес выбросилась группа Рощина. Десантники собрались после приземления, пошли в Качаново. Встретились с цепью немецких автоматчиков. Были вынуждены принять бой. Искать надо место той встречи, там должны остаться следы.

Лес надо уметь читать. По израненным стволам, воронкам от разорвавшихся мин, другим отметинам Иван Захарович определил границы боя на окраине леса. Он нашел следы обоза, группы прикрытия. Направился было по этим следам, но вскоре вернулся. Обоз отвернул круто влево, следов преследования Семушкин не обнаружил. Иван Захарович вновь стал искать отпечатки тяжелых кованых сапог. Нашел их. Лес рассказал ему многое. Вначале цепь немецких автоматчиков двигалась медленно, простреливая заросли. Потом они перестали стрелять. Шли, убыстряя шаг. Почти бежали. Начали уставать. Спотыкались. Сбивали мох. Цеплялись ногами за валежины. Ломали их. Семушкин прибавила скорости, не забывая при этом замечать отметины, внимательно вглядываясь в заросли. Наконец он вышел к месту лесного боя. Определил его по пулевым отверстиям в стволах деревьев, по сбитым и поломанным веткам. По небольшим брустверам и россыпям стреляных гильз возле них. По примятостям. По глубоким отпечаткам подошв. То были следы немецких автоматчиков, нарвавшихся на засаду. Он стал искать другие следы. Поспешил к зарослям, обозначившим овраг. Если засада, то она должна быть там. Овраг оказался неглубоким. Ближний склон отлогий, противоположный — крутой. Густые заросли по одному и другому склону. Начало отлогого склона изрыто. Брустверы сооружали возле стволов деревьев. Здесь тоже валялось много стреляных гильз. Иван Захарович знал, что перед вылетом группу Рощина заново обмундировали, что почти все десантники, кроме двух снайперов, вооружены автоматами. Он с особой тщательностью приглядывался к стволам. На дне оврага тонко позванивал ручеек. На его берегах четко отпечатались следы подошв. По одним было видно, что их владельцы в новых, совсем еще не ношенных сапогах, другие без рисунка, изношены до основания, были и вовсе худые, перемотанные проволокой. Такие отпечатки бойцам группы Рощина принадлежать не могли. Встретились следы красноармейских ботинок. На дне оврага валялась обмотка. Само собой напрашивались вопросы. Если бой вели окруженцы, то откуда у них новое обмундирование? Если бойцы группы Рощина, то откуда столько винтовочных гильз? Что-то не сходилось, Иван Захарович продолжал поиск. Теперь он высматривал только рельефные отпечатки подошв, шел по ним, все чаще и чаще поглядывая на вершины деревьев. Когда на лес ночью прыгает группа из двенадцати парашютистов, думал Семушкин, должны остаться следы. Так оно и оказалось. Иван Захарович обнаружил несколько деревьев с обломанными сучьями, причем сломаны они усилием сверху вниз. Искал и нашел закопанный парашют. Он не стал терять время на поиски других отметин. Убедившись в том, что идет по следу группы Рощина, Семушкин направился в район Егоркиных горок, конечный пункт маршрута группы майора Рощина, откуда тот и должен начать поиск штаба армии.

Во второй половине дня, отмерив больше десяти километров, Иван Захарович снова приблизился к дороге Вязьма — Лиховск. Шоссе как шоссе, мало ли он их видел. Булыжная мостовая, разбитая до колдобин обочина. Вдоль дороги ряд телеграфных столбов. Одни — по стойке смирно, другие пьяно накренились, третьи — улеглись, чернеют мокрыми боками в траве. Провода оборваны и тоже переплелись с коричнево-желтой осенней травой. Еще совсем недавно по этой дороге катили машины с мирными грузами. Ехали, громыхая по мостовой, подводы. Можно было встретить пешеходов. Шли себе неторопливо бабки с узелочками через плечо, от деревни к деревне, как ходят они по всем российским дорогам, озабоченные и смиренные, то ли к внукам с гостинцами, то ли в райцентр за справками, то есть по обыкновенным житейским делам. Летом в сенокосную пору здесь можно было встретить мужиков, обкашивающих лесные окраины, топкие берега непросыхающих заболоченных мест да придорожные канавы. Разгоряченные, с потными спинами, они широко размахивали косами, вели каждый свой ряд не всегда доброй, не пропадать же, с осокарем травы. Предпочитали косить лесные поляны, но и придорожная трава не пропадала. Сушилась, собиралась в копны. Ставились небольшие стожки, по которым можно было определить характер хозяина. Одни стожки стояли косматые, другие — аккуратные, шатром, с ровно очесанными боками, одинаково круглые, похожие на башенки монастырских скитов.

Видение мирной жизни, навеянной дорогой, оглушило Ивана Захаровича. Он чуть было не прослушал нарастающий рокот, спохватился, юркнул в заросли, когда мимо на большой скорости промчался мотоциклист. «Что с тобой, старик? — вслух спросил себя Семушкин. — Разве это дело? Расслабляться никак нельзя». Он выбрался из зарослей, внимательно оглядел дорогу. Большие и малые воронки от разорвавшихся здесь бомб и снарядов, сгоревший остов автомашины, лежащее орудие с разорванным стволом. По этой дороге только что прошла война. Она в самом начале. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем по этой булыжной артерии вновь потечет неторопливый поток мирной жизни, но он потечет, иначе жизнь потеряет всякий смысл. Иван Захарович заторопился, рывком перебежал дорогу, огляделся. Пошел, не останавливаясь. Чувствовал, знал, что десантники рядом, через час-другой он встретит Рощина.

Солнце не успело скрыться за горизонтом, когда Семушкип добрался до Егоркиных горок. Собственно, ни гор, ни горок Иван Захарович не обнаружил. Увидел впереди пологий, заросший лесом холм, сверил маршрут с картой, понял, что это и есть Егоркины горки. Почему Егоркины, почему именно горки? Откуда взялось это игривое название в таком хмуром лесу? Не разгадать, не ответить. Небольшая возвышенность, вокруг которой низина. Довольно сырая. Разбухшая от осенних дождей земля хранит следы. В том числе и те, что обнаружил он в Коростелевском лесу на месте недавнего боя.