– Как это? Если бы княгиня Морозини рассталась с ним, это стало бы известно! Я бы знал об этом!

– У нее его отняли. На самом деле мою мать убили. Вы были правы, утверждая, что эти камни не приносят счастья.

Наступила тишина, которую с большой деликатностью нарушил Хромой:

– Я смиренно прошу вас простить меня, князь. Я и вообразить такого не мог!.. Не расскажете ли мне, при каких обстоятельствах произошла эта трагедия?

Альдо описал случившееся этому незнакомому, но внимательному и добросердечному человеку, объяснив, почему не захотел обращаться в полицию, добавив также, что за эти годы не обнаружил ни малейшего следа сапфира и теперь начинает сожалеть...

– Ни о чем не жалейте! – убежденно воскликнул Симон Аронов. – Это преступление совершено ловким убийцей, и вы лишь запутали бы следы. Мне только жаль, что я не попытался встретиться с вами раньше. Разные дела помешали мне, как это ни горько, но, если сапфир с тех давних пор не выплыл наружу, значит, там, где он находится, его хорошо прячут. Тот, кто решился украсть подобный камень, должен был работать по заказу. За ним явно стоял очень важный и осторожный клиент. Попытка продать сапфир первому попавшемуся ювелиру была бы равносильна безумию. Его появление на рынке насторожило бы вас и, помимо того, наделало бы шуму, привлекло внимание прессы...

– Иными словами, я не должен питать иллюзий и надеяться, что когда-нибудь увижу его вновь? А если увижу, то только через много лет, например, после смерти того, кто его прячет? Кстати, – добавил Альдо с горечью, – вы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы найти этого человека. Разве не он последний владелец сапфира, если вспомнить о вашем предсказании?

– Не смейтесь над такими вещами! И не играйте словами: речь идет именно о вас. Я не уточнил всех деталей, но пока оставим это! Конечно, я начну охоту! И вы поможете мне, а потом вместе со мной займетесь поисками трех других камней. До сих пор, полагая, что сапфир получить будет легче всего, я очень много времени посвящал именно им.

– И... вы напали на след?

– Что касается опала и рубина, мои сведения пока достаточно туманны. Один, возможно, находится в Венеции, среди сокровищ Габсбургов, а другой – в Испании. Что же касается алмаза, то у меня есть полная уверенность – он в Англии! Но садитесь же обратно на свой трон!.. Я расскажу вам... О! Кофе уже остыл!

– Не важно, – бросил Морозини, любопытство которого нарастало. – Я больше не хочу.

– Вы, может быть, нет, а я – да! Я же сказал, что пью много кофе... А вам тем временем могу предложить что-нибудь другое, не угодно ли коньяку?

– Нет. Но немного вашей превосходной водки выпью с удовольствием, – ответил Морозини, очень надеясь, что по местному обычаю к национальному напитку будут поданы кое-какие закуски. Он почувствовал, что проголодался, и мысль о том, что придется проделать длинный обратный путь не перекусив, несколько пугала его.

Молодой слуга, которого позвали, хлопнув в ладоши, выслушал приказы, отданные на незнакомом языке, и исчез, но Морозини, которого уже раззадорила вся эта история, с нетерпением обратился к хозяину:

– Вы сказали, что алмаз принадлежит теперь англичанину?

– Я почти уверен, и с определенной точки зрения это вполне естественно. В ХV веке он принадлежал королю Эдуарду IV, сестра которого, Маргарита Йоркская, должна была выйти замуж за герцога Бургундского, знаменитого Карла, которого прозвали Смелым. Алмаз являлся частью приданого невесты наряду с другими диковинами. Его называли «Розой Йорков», но Бургундец ненадолго сохранил его: камень исчез после битвы при Грансоне, когда швейцарцы украли сокровища Карла Смелого, побежденного в 1476 году. С тех пор камень считается исчезнувшим... И тем не менее через шесть месяцев в Лондоне, на аукционе Сотби, он будет выставлен на продажу одним английским ювелиром...

– Минутку! – перебил собеседника несколько разочарованный Морозини. – Объясните, какое отношение все это имеет ко мне! Попросите господина Амсхеля купить его для вас, как вы обычно это делаете!

Впервые Хромой рассмеялся.

– Это не так просто. Камень, который будет выставлен на аукционе, всего лишь копия. Точно такая же искусная, как сапфир, да и выполнена она в той же мастерской, – заявил Аронов, снова беря в руки великолепную подделку, лежавшую на столе. – Эксперты попадутся на крючок, верьте мне, и продажа вызовет большой шум...

– Я, наверное, идиот, но все еще ничего не понимаю. На что же вы тогда надеетесь?

– Неужели вы так плохо знаете коллекционеров? Нет никого завистливее и чванливее этих животных, и именно на этом я хочу сыграть: надеюсь, что продажа заставит кого-то извлечь из своего тайника настоящий алмаз... А вы будете присутствовать при этом чуде.

Морозини ответил не сразу; он по достоинству оценил тактику Аронова, действительно единственно пригодную для того, чтобы вынудить коллекционера объявить себя владельцем подлинника. Он знал двух-трех человек такого типа, ревностно прятавших сокровище, добытое порой сомнительным путем, но неспособных сдержаться и протестующих, если случайно какой-то выскочка объявит себя владельцем уникальной вещицы. Тогда молчание становится невыносимым, потому что из этого молчания начинает произрастать сомнение. А что, если соперник прав? И настоящий камень у него, а тот, что хранится в секретном погребе, куда его владелец ежедневно спускается, чтобы полюбоваться им втайне ото всех, – всего лишь копия?

Пока Морозини размышлял об этом, его взгляд чуть ли не машинально возвращался к подделке сапфира, и вдруг снова раздался смех Хромого.

– Ну, конечно, – сказал он, угадав мысль князя, – с этим камнем можно поступить так же, как с алмазом... И я отдам мой сапфир вам, чтобы вы распорядились им по вашему усмотрению. Не забудьте только, – добавил он, сменив вдруг тон, – что с того момента, как решите воспользоваться им, вы будете в опасности, потому что тот, у кого находится настоящий сапфир, вряд ли тихий дилетант, влюбленный в камни. Знайте, что я не единственный человек, которому известна тайна пекторали. Ее ищут и другие, те, кто готов на все, чтобы завладеть ею, и в этом – основная причина моего тайного существования.

– Имеете ли вы представление, кто такие эти «другие»?

– Я не могу назвать вам имен. Пока не могу, но у них есть безошибочные приметы. Знайте же, что в Европе скоро будет властвовать антигуманный черный порядок, его цель – насильственный отказ от всех благороднейших человеческих ценностей. Он скоро появится, но уже сейчас он заклятый враг моего народа, который может ожидать от него самого страшного... если только Израиль не возродится вовремя, чтобы избежать этого. Поэтому будьте осторожны! Если они узнают, что вы помогаете мне, то станут преследовать вас, и не забывайте, что для этих людей все средства хороши. А теперь... у вас есть возможность отказаться: безусловно, несправедливо требовать от христианина, чтобы он рисковал своей жизнью ради евреев!

Вместо ответа Морозини положил сапфир в карман, дерзко улыбнувшись хозяину:

– Если я вам скажу, что эта история начинает забавлять меня, боюсь, что шокирую вас, и тем не менее я сейчас откровенен, как никогда. Потому предпочитаю успокоить вас, заявив, что хочу рассчитаться с убийцей моей матери, кто бы он ни был! Я буду на вашей стороне... до конца!

Единственный глаз Хромого пристально заглянул в сверкающие глаза гостя.

– Спасибо, – сказал Аронов.

Вновь появился слуга с большим подносом, на котором рядом с кофейником стояла запотевшая бутылка, один бокал и маленькие бумажные салфетки, а рядом закуски, о которых так мечтал Морозини.

– Мне кажется, вам пора сообщить мне то, что я должен знать, чтобы не наделать ошибок: дату продажи на аукционе Сотби, например, имя английского ювелира и некоторые другие детали.

Пока гость предавался чревоугодию, Симон Аронов еще долго говорил, обнаружив такую мудрость суждений, что просто околдовал Морозини. Этот удивительный человек немного напоминал черное зеркало мага Люка Горика: в нем можно было увидеть собственное отражение, но оно имело свойство с той же достоверностью показывать прошлое и будущее. Слушая хозяина, его новый союзник обрел уверенность, что их крестовый поход будет святым делом и вместе они сумеют довести его до конца.