Она снова прослушала запись, которая обрывалась разговором Алессандро. Посмотрела на часы. Прошло уже полчаса, с тех пор как она позвонила, а Рафаэль так и не объявился. И вдруг она услышала громкий отчетливый голос герцогини Франчески:

– Сандро. Мама просила меня разыскать тебя. Катарина затаила дыхание. В напряженном ожидании она забыла, что на достаточно длинной ленте могли быть записаны еще и другие разговоры.

– Я говорил по телефону. Сейчас приду, – послышался голос Алессандро, холодный и нетерпеливый.

– Я хочу поговорить с тобой.

– Не сейчас, я занят.

– Ты всегда занят, когда хочешь избежать какого-нибудь разговора. Ты сегодня обедал с американкой?

– Ну и что, если обедал?

– Ты, верно, хочешь сделать ее своей любовницей? При этих словах Катарина вся похолодела.

– Это не твоя забота. Если ты хочешь затеять со мной ссору, то только попусту теряешь время. И свое и мое. Я не намерен обсуждать с тобой Катарину.

– Я видела, какими глазами ты смотришь на нее. – Бесплотный голос был полок укоризны и гнева. – У тебя счастливый вид, ты улыбаешься, тебя просто не узнать. Всегда одно и то же, Бог свидетель, я сразу узнаю все признаки...

– Я уже сказал тебе, Франческа, я не намерен обсуждать ее. – Его резкий голос вибрировал от ярости.

– Как ты любишь унижать меня! Ты изменяешь мне уже много лет: то с женами друзей, то с какими-то подобранными невесть где потаскухами, а теперь еще эта девица. Что-то новенькое, что-то необычное – я знаю тебя, Сандро, я знаю, что у тебя на уме.

– Ты ничего обо мне не знаешь. – Сандро говорил с язвительным презрением. – Ничего. И ты не понимаешь, что значит встретить свежую, честную женщину. Красивую. Очень красивую, Франческа. Настоящую женщину. Ты говоришь, что я хочу ее добиться? Да, ты права. Я только не вижу причины для твоих возражений.

Она всхлипнула.

– Я знаю, у тебя есть право упрекать меня. Неужели ты никогда не позволишь мне забыть о случившемся? Если я и оступилась, то всего один раз.

– Я не могу об этом забыть. Поди и приведи в порядок свое лицо: мама очень огорчается, когда мы ссоримся.

– Сандро! Предупреждаю тебя... – послышался истерический крик, но в тот же миг хлопнула дверь: видимо, Сандро вышел из библиотеки. Лента воспроизвела чуть слышный плач, и на этом запись оборвалась, уже окончательно.

Некоторое время Катарина никак не могла прийти в себя; все ее лицо пылало. У нее остался очень неприятный осадок от подслушивания этого горького личного разговора. Упоминания о ней самой, ненависть и ревность, ответное презрение – ее просто тошнило от всего этого. И еще она была испугана. До сих пор она успокаивала себя мыслью, что Маласпига питает к ней чисто платонический интерес, хотя его взгляды, его прикосновения к обнаженной руке свидетельствовали совершенно о другом. Она ненавидела его и была испугана этим желанием, желанием, которое тянулось к ней, словно язык огня. И словно язык огня, обжигало. Она вспомнила, как он набросил на нее свою куртку в подземелье, и как она тогда хотела повернуться и убежать. Крупный торговец наркотиками, убийца. И, к своему ужасу, она сознавала, что, несмотря на все, что должно было разделять их непроходимой стеной, она временами откликалась на его внутренний зов, забывала, кто он такой. Знай своих врагов. Так поучал ее Карпентер. Но прежде всего необходимо знать самое себя. Она посмотрела на часы. Почему этот человек из Интерпола все еще не звонит? Тишина, царящая в комнате, угнетала ее, но она не смела выйти на улицу, боясь пропустить телефонный звонок.

Она убрала диктофон в футляр и заперла его в гардероб. Затем спустилась вниз, в вестибюль, заказала себе кофе, есть ей не хотелось, и стала ждать. На этот раз героин должен быть спрятан в антикварных товарах. Непременно. Она упорно раздумывала об этом, стараясь забыть о подслушанном разговоре Алессандро с Франческой.

Вошел гостиничный администратор и сделал ей знак.

– Вас просят к телефону, синьорина.

Катарина вскочила.

– Я буду говорить из своей комнаты. Благодарю вас.

Рафаэль сразу же рассыпался в поздравлениях:

– Это просто поразительно – вы добились потрясающего успеха, и так быстро. Немедленно передам телекс в Нью-Йорк. Они организуют тщательный осмотр товаров, когда те прибудут. Перевозке, в Штаты займет три-четыре недели.

– Три-четыре недели?

– Да, морем, – пояснил Рафаэль. – Какое-то время уйдет на их упаковку. Поэтому перевозка, возможно, займет больше времени. Но не беспокойтесь, ваши таможенники будут наготове.

– Не спросите ли вы у них, когда я смогу вернуться? – Она не собиралась высказывать эту просьбу и была удивлена, когда просьба непроизвольно сорвалась с ее уст.

– Вы хотите, чтобы я передал это как официальный запрос?

Катарина заколебалась. Они там, чего доброго, решат, что она струсила. Карпентер не преминет проехаться по ее адресу: мол, эти женщины – никудышные агенты, никакой внутренней силы и стойкости.

– Нет, – сказала она. – Просто спросите. Без всякой официальности.

– Я сообщу вам, – сказал он. – Спокойной ночи.

Но она и в самом деле была испугана, возможно, Фрэнк Карпентер и прав, напрасно она поехала в Италию. Но ни он, ни она не знали тогда, что ей придется сражаться на два фронта.

Она неохотно разделась и улеглась. Сон все никак не шел, и когда наконец она забылась, то тяжелым, беспокойным сном.

Разбудил ее телефонный звонок. Она проснулась, плохо отдохнувшая, с тяжелой больной головой. Это был Рафаэль.

– Я получил ответ из Нью-Йорка. Приходите к девятичасовой мессе в церковь Санта-Тринита, что около Понте-Веккиа. Я буду в заднем ряду в часовне Сассетти, с правой стороны. Становитесь на колени рядом со мной.

Хотя и раннее, утро было светлое и теплое. Она выпила кофе и без особого успеха попыталась стряхнуть с себя остатки ночных кошмаров и гложущее беспокойство. Санта-Тринита – чудесная церковь четырнадцатого столетия, украшенная знаменитыми фресками Гирландайо[12]; расположена она на левой стороне Пьяцца-Санта-Тринита. Было еще слишком рано для туристов, и церковь была почти пуста. Мессу по итальянскому обычаю служили в часовне Сассетти, освещенной лишь алтарными свечами и единственным снопом света, направленным прямо на распятие, почитавшееся чудодейственным. Прославленные фрески были притенены. Катарина стала оглядываться и через несколько мгновений привыкла к полутьме. Рафаэль был там, где и обещал, – стоял на коленях у задней скамьи. Катарина опустилась на колени рядом с ним. Он с улыбкой поглядел на нее.

– Доброе утро. Говорят, что находиться здесь в это время весьма благотворно для души.

– Что сказал Нью-Йорк?

– Поздравляю вас. Сказал, что вы очень хорошо справляетесь с заданием. Они полагают, что эта партия товаров будет использована для перевозки героина. Того же мнения и я. Тут-то мы их и накроем.

С правой стороны алтаря священник начал читать Евангелие. Его голос гулко гремел в установленных на стенах громкоговорителях.

Они встали.

– Что вы собираетесь делать?

– Подождем, пока товары достигнут Соединенных Штатов. Ваши ребята тайно их обследуют, найдут героин и арестуют этого Тейлора, после того как он подпишет акт о приемке. Они все очень волнуются.

– Допустим, там ничего не окажется. Как и в прошлый раз.

– Должно оказаться. Мы получили тайную информацию о том, что в Неаполе произведено большое количество героина и что его готовят к отправке. Это лишь один из возможных путей его пересылки. У меня просто нюх на героин. Я знаю, что его уже прислали в Маласпига.

– Надеюсь, вы правы, – пробормотала она.

Священник дочитал Евангелие, громкоговорители с громким треском призвали Господа явить свою милость великую, на что прихожане отозвались словами молитвы. Они сели.

– Стало быть, у меня нет никаких причин оставаться, – сказала она. – Я сделала все, что могла.