Дев рассказал ей о компании, где он начал работу три года назад. Сделал он это по совету тех людей, которые сказали ему, что он слишком молод, чтобы начать самостоятельное дело. Она сочувствовала ему и призналась, что то же самое она зачастую слышала от своего отца.

— Он не хотел, чтобы я уезжала из дома. Он желал, чтобы я продолжала учебу в родном городе или хотя бы жила в общежитии. Даже Сан-Диего для него был слишком далеко от дома, — с обидой говорила она. — Он до сих пор считает меня ребенком.

Дев подумал, что во многом она действительно была все еще ребенком. И уже в то время он понимал, что использует наивность этой девушки, черпая силы в ее юности и энтузиазме. Ему было необходимо немного радости и жизненной энергии, которой у него самого к тому времени уже почти не осталось. Она с радостью все отдавала ему. Мэг легко общалась с ним и даже смешила, когда он считал, что у него больше не осталось способности и возможности смеяться! С самого начала видя, что он не отвечает на некоторые личные вопросы, Мэг, проявляя такт, перестала задавать ему их.

По выражению глаз Мэгги Дев понимал, что ее поражает его сдержанность, но он не хотел, чтобы ее сознание омрачила темнота, которая полностью поглотила его. Мэг была единственным человеком, который не знал, в каком аду протекала его домашняя жизнь. Она не задавала ему вопросов, на которые у него не было ответа, не выражала ненужного ему сожаления.

Поэтому он не обращал внимания на тихий голос совести и продолжал ходить в это маленькое кафе. А позже, когда его зависимость от ее общества возросла, он поддался соблазну пожелать чего-то большего. Когда же Дев понял, что больше не может контролировать себя, было уже слишком поздно! И все кончилось тем, что он причинил ей столько горя.

Дев, сидя на берегу океана, даже закрыл глаза от боли. Солнце начинало разогревать воздух, и сильно запахло свежевскопанной влажной землей. Он понимал, что его воображение сыграло с ним злую шутку, но ему почудился запах гардений, сладкий и экзотический запах ее духов…

Он сделал глубокий вдох, пытаясь уловить терпкий аромат и еще сильнее помучить себя, закрыл глаза, и ему показалось, что запах усилился, став более сладким. Его тело так сильно отреагировало на воображаемый аромат, что он с трудом смог перевести дыхание. Это было так одуряюще, будто Мэг стояла рядом с ним и запах исходил от ее теплой кожи.

Дев, застонав, весь сжался, стараясь защититься от прилива новой боли. Видит Бог, он не желал, чтобы так все случилось — у него не было подобного намерения до самого последнего мгновения. Он был уверен, что сможет сохранить дистанцию, старался убедить свое тело, что ее общество для него дороже чувственного удовольствия и что та цена, которую он платил за это, стоила всей этой боли. Именно поэтому Дев разрешил себе увидеть ее после того, как получил записку: он считал, что сможет контролировать свое поведение.

И хотя Дев за эти шесть лет не забыл ни единой подробности той ночи, он подумал, что сейчас ему придется все же вспомнить все с самого начала, иначе он пролежит здесь, как раненый зверь, и его увидят рабочие, которые скоро появятся на строительной площадке.

Он сразу же почувствовал себя виновным, как только мысленно приоткрыл наглухо запертую дверь в своей памяти. Мэг заслуживала лучшего и не должна была отдавать свою невинность человеку, с которым у нее не могло быть будущего; он ничего не мог ей дать взамен, а забрал у нее так много!..

В тот вечер, как уже много раз перед этим, он собирался рассказать ей о своем браке. Но Мэг влюбленно и доверчиво смотрела на него своими синими глазами, и он понял, что не сможет этого сделать. Пока нет! Она так была ему нужна; нужна ее радость, живой отклик, ее присутствие духа. Конечно, он потом все ей расскажет, но только не сейчас!

Когда он завез ее домой, чтобы она могла переодеться, он и представить себе не мог, как она преобразится, сняв униформу официантки. У него просто дух захватило. Мэг надела мягкое трикотажное платье вместо обычных брюк или джинсов. Оно великолепно обрисовывало ее стройную фигуру. Платье было голубого цвета и выгодно подчеркивало цвет ее чудесных глаз. Открытые на высоком каблуке туфли такого же цвета подчеркнули красоту ее длинных ног. Простая золотая цепочка и серьги мягко мерцали в свете ламп. Она зачесала волосы на одну сторону и закрепила их золотой заколкой, обнажив маленькое ушко и прелестную линию шеи.

Он всегда считал, что, когда малышка станет постарше, весь мир будет лежать у ее ног — она станет такой прекрасной! Но в тот момент он понял, что этот день уже наступил!

— Мэгги, — поражение вымолвил он и замолчал.

— Спасибо, — ответила она, прочитав в его глазах все, что он не смог сказать ей.

Он так много увидел в ее взоре. Это был тот же любовный голод, какой читался и в его глазах.

Дев начал волноваться, сумеет ли он удержаться от роковой ошибки? Она сама по себе и он тоже сам по себе — с этим можно было бы справиться, но когда они вместе?.. Он ни в чем не был уверен. Он боялся себе представить, что будет, если они вспыхнут одновременно и уже не смогут себя контролировать.

Мэг была в удивительном настроении в ту ночь. Она искрилась, как шампанское, которое он заказал по ее настоянию. Мэгги сказала, что это для него, но сама игриво потихоньку отпивала из его бокала, когда на них не смотрел официант, которого явно смутила ее молодость.

Они сидели за столиком, и он нежно положил свою ладонь на ее маленькую нежную ручку. Это было быстрым и нежным прикосновением, к которым они уже успели привыкнуть. Он старался уверить себя, что такие невинные ласки не принесут никому вреда, пока он будет в состоянии их контролировать.

Он пытался заставить себя всё рассказать ей, чтобы не навредить ей еще больше. До того, как ты выпьешь все это чертово шампанское, и до того, как ты выйдешь из-за стола… Потому что, если ты не сделаешь этого, все может произойти слишком быстро. Но он не мог найти нужных слов.

Дев просто купался в энергии Мэгги, пил ее полными чашами и чувствовал, как она исцеляла его израненную душу. Мэг научила его вещам, о которых он давно забыл, — как можно смеяться над пустяками, как находить красоту в такой простой вещи, как роза, стоявшая на их столике, и как можно смотреть вперед с оптимизмом, а не со страхом.