— И ведь Базилия не дура! Как она не понимает, что для бандитов количество жертв не имеет никакого значения! Убьют они 3 или 4 Пьетрапьяна, суд все равно приговорит их к высшей мере. Только ее молчание спасает их, а она этого понять не хочет! И они любыми средствами заставят ее молчать! Старуха, видите ли, не доверяет полиции! Мадам Пьетрапьяна полагает, что у нас еще средневековье. Она сама хочет отомстить за своих. По какому праву она ставит себя выше закона? Я клянусь тебе, если она нарушит закон, я посажу ее за решетку!
— А дети?
Анжелина понимала, что ей лучше бы помолчать, но это было выше ее сил. Сервион вскипал еще сильнее.
— И ты тоже?! Дети? Дети пойдут в приют!
— И тебе не будет стыдно?
— Ну, конечно! Базилию ты оправдываешь, а меня осуждаешь! Тебе наплевать на закон, на право! Впрочем, что тут удивляться? В твоей семье столько людей ушло в маки, что ты конечно же на их стороне!
Анжелина вспыхнула.
— И ты еще смеешь говорить о моей семье?! А ты забыл отца своего дяди Леонардо? На его совести два жандарма…
— Я запрещаю тебе говорить о моей семье!
— Но ты же говоришь о моей!
— Это разные вещи!
— Это почему же?
— Не твое дело!
Продемонстрировав таким образом пример убедительной логики, комиссар выскочил, хлопнул дверью и закрылся в своем кабинете, а жена осталась, роняя слезы в тарелку.
Консегуд с женой пили кофе на террасе виллы, согретой весенним солнцем. Позвонили в садовую калитку, и Жозетта пошла встречать незванного гостя. Когда она вернулась с Поленом Кастанье, Консегуд проворчал:
— Ты? Ты что, не знаешь, что я не люблю, когда приходят без приглашения?
— Знаю, патрон. Но я решил поделиться с вами некоторыми соображениями, причем как можно скорее.
— Что-то важное?
— Думаю, да.
— Ладно. Я слушаю тебя.
Привыкнув не вмешиваться в дела мужа, пока он сам не попросит, Жозетта вышла.
— Патрон, я уверен, что рано или поздно нас всех накроют.
— Да?
— Послушайте, патрон… Фред и его приятели…
— А тебе они разве не приятели?
— Нет. Они слишком глупы… Работать самостоятельно — пожалуйста, а с ними — никогда! Работать с ними — это значит в очень скором времени попасть на пожизненную каторгу.
— К чему ты клонишь?
— От них нужно избавиться. Они совершили немыслимую глупость. Люди, у которых есть хоть капля мозгов, не станут убивать полицейского и его семью. Сервион не оставит нас в покое, и вы это знаете.
— Он ничего не может сделать, потому что у него нет свидетелей.
— Неужели вы поверили тому, что рассказал этот кретин Пелиссан? А даже если свидетелей нет? Мариуса все равно прикончили из-за Пьетрапьяна!
— Ну, не говори глупостей.
— Я уверен, патрон, что в глубине души вы со мной согласны. И вы увидите, скоро убьют еще кого-нибудь из наших…
— Кто убьет?
— Если бы я знал! Патрон, избавьтесь от них. Пусть они пропадают за свою глупость. Мы наберем новую банду, только теперь будем выбирать с умом. А меня вы назначите своим помощником…
— Нет. Ты слишком зазнался для своих лет, Полен. Наши парни может и не блещут умом, но они уже доказали, на что годятся. А думать… думать за них буду я. Что же касается перевала Вильфранш… тут я с тобой согласен. Это была ошибка. Но мы выкрутимся.
— И я должен вернуться на свое место?
— И ты должен вернуться на свое место.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Нет, месье Консегуд.
Гастон отметил про себя, что он уже не называет его патроном.
— Ты умный парень, Кастанье. Надеюсь, ты понимаешь, что случается с теми, кто покидает нас?
Полен медленно поднялся.
— У меня, видимо, что-то с памятью.
— В таком случае мне жаль тебя, Полен.
— Не стоит меня жалеть, месье Консегуд, потому что сегодня утром я записал все, что мне известно об убийстве на перевале Вильфранш. Если вдруг со мной что-нибудь случится, комиссар Сервион в тот же день получит это письмо.
— Дерьмо!
— Ладно, ладно… К чему эти грубости, месье Консегуд? Нас больше ничего не связывает. Вы не знаете меня, а я не знаю вас. Согласны?
— Ты что, считаешь, что так легко отделаешься от меня?
— Я уже отделался, месье Консегуд.
Полен ушел, не прощаясь. Когда Жозетта вернулась на террасу, Гастон спросил:
— Ты слышала?
— Да.
— Ну и что теперь делать?
— Ничего. Послушайся его совета и не думай больше о нем.
— Подчиниться этому ничтожеству?!
— Полен не ничтожество. Он опасный парень. А кроме того, он молод, а ты стареешь, мой толстячок. Для каждого дела есть свой возраст. Я думаю, тебе стоило бы прислушаться к нему и вообще выйти из игры.
— Никогда!
Полен Кастанье был хитрой бестией. Он ушел из банды не потому, что стал вдруг порядочным человеком. Он был подонком, подонком и остался. Он просто хотел расчистить себе путь наверх и надеялся на помощь патрона. Отказ Консегуда вынудил его действовать в одиночку, причем очень быстро. Он понимал, что если Гастон расскажет всем об их разговоре, ему грозят крупные неприятности. Следовательно, нужно как можно скорее избавиться от тех, кто может угрожать ему.
Покинув виллу Консегуда, он сел на вокзале в поезд и отправился в Монте-Карло. Из первого же кафе он позвонил комиссару Сервиону. Когда тот взял трубку, он сказал:
— Господин комиссар… до недавнего времени я входил в команду Гастона Консегуда, но я не участвовал в убийстве на перевале Вильфранш.
— А где доказательства?
— Когда придет время, вы устроите мне очную ставку с Базилией Пьетрапьяна, и она подтвердит.
Комиссар выругался про себя. Значит, они все-таки знают, что старуха была на месте преступления. Полен успокоил его.
— Не бойтесь, комиссар. Кроме меня, никто не догадывается, что старуха все видела, и что это она убила Мариуса Бандежена. Я думаю, что она убьет и всех остальных, если сможет.
— Каких остальных?
— Кабриса, Аскроса, Пелиссана, Бероля, а возможно, и Консегуда.
— У вас есть доказательства?
— У меня — нет. Я думаю, что доказательства есть только у мадам Пьетрапьяна. Она пока вне опасности, потому что некая Коломба Пастореккиа надула Пелиссана и сказала ему, что в день убийства старуха оставалась в Ницце.
