— Мадам Арсизак была вам симпатична?
— О нет!
— Почему?
— Потому что она ничего не знала о Людовике Пятнадцатом.
Гремилли страшно захотелось что-то сломать или разбить — настолько он был уверен, что над ним в очередной раз посмеялись. Его считали специалистом по самым изощренным хитросплетениям, некоторые из его младших коллег прислушивались к его советам и восхищались им, начальство ценило его… И на тебе! Какие-то перигёские буржуа позволяют себе изгаляться над ним! Так продолжаться больше не может!
Расстояние от дома Лоби до аптеки Сонзая было незначительным, и Гремилли преодолел его за считанные минуты. Посетителей в аптеке не было. Из лаборатории вышел довольно молодой черноволосый мужчина, подстриженный под римского императора Тита. Своим носом-пятачком, ясными и веселыми глазами он напоминал одного из чудных и добрых героев Жюля Лафорга[4].
— Мсье что-нибудь нужно?
— Мсье Сонзай?
— Он самый.
— Мы могли бы где-нибудь поговорить с вами?
— Можно… А в чем дело?
— Комиссар полиции Гремилли. Я ищу убийцу мадам Арсизак.
— Да сопутствует вам удача. Мадемуазель Валери!
Послышалось частое постукивание каблучков, и вскоре появилась Дюймовочка — девушка лет двадцати, маленькая и, казалось, очень хрупкая. Механическая улыбка осветила ее круглое фарфоровое личико.
— Мадемуазель Валери, на некоторое время оставляю магазин на вас. У нас с мсье дело.
В лаборатории каждый сел на табуретку.
— Не хотите ли выпить анисового ликера, приготовленного по моему рецепту, мсье комиссар?
— Нет, спасибо. Мсье Сонзай, на что вы тратите свободное от работы время?
— На провансальских поэтов. Я страстный поклонник провансальской поэзии. А вы?
— Никогда над этим не задумывался.
— И напрасно, позвольте вам заметить. Вы себя лишаете такого удовольствия!
— У меня еще есть время исправить свою ошибку. И давно вы влюблены в эту поэзию?
— Почти с самого рождения, точно не помню. Но по-настоящему я почувствовал этот обжигающий душу ритм в день нашей свадьбы с Жанной, ну, знаете, дочкой изготовителя гусиной печенки, который…
— Простите, я не из Перигё.
— Ах да, действительно! Как я вам сочувствую — более чудесного места в мире, чем Периге, отыскать трудно!
— Я обязательно учту это. Так вы говорите, свадьба открыла вам мир поэзии?
— Да, своего рода смена обстановки, что ли. Признаюсь вам по секрету: я ведь по натуре был раньше гулякой. Стоило увидеть какую-нибудь хорошенькую девочку — и я влюблен по уши!
— И, судя по всему, не ведали поражений?
— Ну почему же. Однако в неудачах я закалялся!
— Значит, вас можно назвать человеком с романтическим и восприимчивым характером?
— Вот это определение меня устроило бы.
— Я чрезмерно рад, что встретил наконец сердечного человека, который, вероятно, сможет мне рассказать, что на самом деле представляла собой Элен Арсизак. У вас такой богатый опыт по части женщин, что вы, как мне кажется, глубже других их понимаете.
— Я думаю, что знал Элен настолько, насколько это было возможно, в общем, как она сама себя знала.
— И каковы ваши ощущения?
— Дура.
— Дура?
— Полная дура.
— Вас не удивит, если скажу вам, что подобную оценку слышу впервые? Элен Арсизак обвиняли во многих грехах, но только не в глупости.
— И тем не менее это так.
— На чем вы основываете свое…
— Она предпочла мне этого придурка Музеролля. Кто бы мог предположить, а?
— Послушайте. Я не знаю, хорошо ли понимаю, но…
— Все просто, мсье комиссар. Она мне очень нравилась, эта Элен Арсизак, такая симпатичная, элегантная. Я бегал за ней так, как ни за какой другой. Я включил всю энергию, применил самые испытанные приемы. Так нет же! Она, смеясь мне в лицо, заявляет, что не свободна и не может мне ответить взаимностью, потому что она — любовница Музеролля, который ей дает именно то, что она ждет. Да она просто нахалка!
После некоторого молчания аптекарь добавил меланхоличным тоном:
— Думаю, что именно этот мой провал и вынудил меня окончательно уйти в провансальскую поэзию.
— И как давно случилось это приключение?
— Месяца два назад.
— Но вы мне сами говорили, что после свадьбы…
— Я говорил в общем. Полного исцеления не бывает. Здесь необходимы терпение и желание. Желание у меня есть, а терпения не хватает.
— Доктор Музеролль был с вами у Димешо в ночь убийства?
— Разумеется. Он только и знал тогда, что выигрывал. Он дважды взял «большой шлем»! Вы представляете! Впрочем, здесь нет ничего удивительного.
— Почему?
— Еще бы! Стоило Лоби увести у него любовницу, как карта так и повалила ему…
Звон разбитой мензурки, которой Гремилли со злостью хватил об пол, заставила аптекаря подскочить в испуге.
Стиснув зубы так, что кровь стучала в висках, комиссар прямо-таки летел к дому доктора Музеролля. Хотевшей было провести его в зал ожидания мадемуазель Танс он заявил раздраженно:
— Не вмешивайтесь не в свое дело! У патрона есть кто-нибудь?
— В настоящий момент нет, но…
Гремилли довольно грубо отстранил молодую женщину и распахнул дверь кабинета, в котором доктор был занят выписыванием рецепта. Тот поднял глаза на буйного посетителя.
— Минуточку, прошу вас…
Закончив свои дела, он улыбнулся:
— Вы понимаете, мсье комиссар, что, входя таким образом, вы могли бы напугать какую-нибудь не совсем одетую клиентку? Пикантный скандал был бы обеспечен. Чем могу вам помочь?
— Ответить мне прямо, долго ли еще вы и остальные будете измываться надо мной?
— Насчет остальных мне ответить трудно, а что касается меня, то мне и в голову никогда не приходило смеяться над вами.
— Тогда почему вы мне не признались, что у вас была связь с Элен Арсизак?
— Что вы такое говорите! Да она ненавидела меня больше всех, не считая своего мужа.
— Это в последнее время, а раньше?
— А «раньше» вообще никогда не было.
— А Андрэ Сонзай придерживается другого мнения на этот счет.
— Он всегда мне завидовал. Не знаю почему, но последнее время он вбил себе в голову, что я хочу отбить у него любовницу.
— Какую любовницу?
— Элен Арсизак, кого же еще?
— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
— Вам нехорошо?
— Послушайте-ка меня внимательно, доктор. Я перетряхну до основания весь ваш клуб и устрою вам грандиозный скандал, если вы будете продолжать мне врать и мешать нормальному ходу следствия!
— Вам будет стоить немалых трудов, комиссар, доказать, что мы лжем, — основного заинтересованного лица уже нет с нами.
— В таком случае, вы признаете…
— Я ничего не признаю, кроме того что на день своей смерти мадам Арсизак была любовницей Сонзая, точно так же, как до этого она принадлежала Лоби и Катенуа.
— То есть еще одна Мессалина[5], о существовании которой никто не подозревал?
— Мы, провинциалы, обожаем скромность.
— Вы все ненавидели Элен Арсизак и все же ее любили?
— Почти все… А что вы хотите, мсье комиссар, в Перигё тоже иногда одолевает скука.
— Неужели вы думаете, что я поверю вам и вашим друзьям?
— А что вам еще остается делать, мсье комиссар?
Никогда еще судебному следователю не приходилось видеть, в каком состоянии может находиться комиссар полиции. Пораженный, он смотрел, как Гремилли метался из угла в угол, жестикулировал и кому-то угрожал.
— Вам надо успокоиться, мсье комиссар.
— Я успокоюсь только после того, как они принесут мне свои извинения! Это же форменный заговор! Они отфутболивают меня от одного к другому и предают друг друга самым бесстыдным образом! Подлецы, мсье следователь!
