Оставив Жака в некотором замешательстве, Эмиль вышел из кухни, пересек гостиную, где, сраженные усталостью, Тоска и Санто дремали в креслах, и открыл дверь в спальню. Царивший там беспорядок шокировал дворецкого, но он подошел к телефону и снял трубку.

— Pronto?.. Простите? Муж? Мы опасаемся, что плохо поняли смысл вашего вопроса, синьора… Ваш муж должен быть здесь? Вместе с карабинером? Но для чего? Ах, они пришли арестовать убийц? Синьора, мы думаем, здесь какая-то ошибка… или же синьора стала жертвой шутки весьма сомнительного вкуса… Мы можем уверить вас, что здесь нет… О! Подождите! Не вешайте трубку, пожалуйста…

Дворецкий направился к кровати, из-за спинки которой торчал сапог. Нагнувшись, он обнаружил там сержанта карабинеров. Эмиль извлек беднягу из щели и с удивлением узрел совершенно синий лоб, как будто сержант с размаху приложился головой об стену. Лауб усадил карабинера на постель и начал похлопывать по щекам, пока Коррадо не приоткрыл наконец один глаз.

— У вас есть жена по имени Антонина, синьор сержант? — спросил Эмиль.

Карло испустил столь невероятно глубокий вздох, что произвел впечатление даже на невозмутимого дворецкого.

— Антонина… солнце моей жизни? Где она?

— Дома, вероятно.

— Тогда почему вы говорите мне о ней? По какому правы вы позволили себе упоминать имя этой святой? Где вы ее видели?

— Мы не видели синьоры, мы ее только слышали.

— Где?

— Там… Синьора ждет на том конце провода и требует своего мужа, сержанта карабинеров.

— Это я!

— Так мы и подумали.

— Помогите мне добраться до нее, до бедняжки…

Эмиль поддерживал сержанта, пока тот брел к телефону.

— Алло?.. Нина?.. Не кричи так, ты меня терзаешь… Ранен? Нет, не думаю… хотя голова… Ах, Боже мой, я, кажется, вернулся с того света… Западня, слышишь, Антонина, западня! Вот куда я попал! Меня избили! Кто? Откуда я знаю! Сходи к Пьеранджели и купи эскалоп потолще — я положу его на лоб, чтобы оттянуть кровь. Иначе, я чувствую, у меня будет удар, воспаление мозга… безумие и смерть! Нет, не плачь, моя Антонина, хотя из тебя получилась бы очень милая вдовушка… вот только я уже не смогу тебе об этом сказать, моя голубка… А раз меня не будет, то что мне с этого за радость?

Чувствуя, что разговор становится все нежнее, Эмиль тактично удалился.

— Что со мной произошло?.. Не знаю… Клянусь тебе, сейчас я просто не способен ни о чем думать — я так страдаю… И как же мне не терпится попасть к тебе под крылышко! Ты мое спасение, моя гавань, Антонина миа… Да, уеду отсюда, как только разыщу Морано. Ты же понимаешь, что военачальник не может вернуться без своих полков! Отдаю измученное сердце в твои верные руки! Чао!

Сержант задумчиво опустил трубку. Он еще не вполне пришел в себя, но все же пытался сообразить, что произошло. Коррадо смутно припоминал, что явился какой-то рыжий разбойник и грозил ему револьвером, потом карабинер изменил ситуацию в свою пользу, но с этого момента цепь событий прерывалась — он не мог вызвать в памяти ничего, кроме разрозненных и непонятных видений. Будто бы он, Карло, бултыхается на кровати вместе с Морано, молодой женщиной и — это уж ни в какие ворота не лезло — с тем рыжим типом! Кроме того, у сержанта было неясное ощущение, будто он получил сильнейший удар по голове. Коррадо инстинктивно поднял глаза к потолку — не отвалилась ли какая-либо его часть. Но, поскольку потолок оказался явно ни при чем, сержант так и не смог понять, что его оглушило. Опустив глаза долу, Карло заметил, что из-под опрокинутого дивана торчит рука. Он выхватил револьвер и решительно двинулся к человеку, притаившемуся в засаде. Однако, отодвинув диван, сержант нашел там лишь своего карабинера. Тот, видимо, спал. Мощнейшим пинком под зад Коррадо вернул ему одновременно и чувство реальности и представление о дисциплине.

— Ma gue! Морано! Вы хоть знаете, где находитесь?

Совершенно ошалевший карабинер явно ничего не понимал.

— Значит, пока я сражаюсь, пока я сдерживаю натиск бешеной своры, вы, Морано, спокойно дрыхнете, э?

— Я разве сплю, сержант?

— А если нет, то для чего вы торчали за диваном, а?

— Не знаю, сержант.

— А ружье? Где ваше ружье?

Морано посмотрел на обе ладони, словно желая убедиться, что там нет карабина, и с отчаянием поглядел на Коррадо.

— Не знаю, сержант…

— А вы догадываетесь, что это значит?

— Нет, сержант!

— Вас всего-навсего ждет трибунал, Морано! Военный трибунал!

Подобная перспектива так напугала парня, что он разрыдался. В конце концов растроганный Карло похлопал его по плечу и стал утешать.

— Ну-ну… Силио… Возьмите себя в руки… Я же не сказал, что отправлю вас под трибунал, а только то, что за такие вещи судят! Надо найти ваше ружье… Иначе как же я смогу объяснить его исчезновение в очередном рапорте?

Карабинер немедленно опустился на четвереньки и принялся искать ружье на полу в каждом углу. Поиски увенчались успехом, и, обнаружив карабин под кроватью, Морано старательно вытянулся перед шефом по стойке смирно. Сержант с умилением улыбнулся:

— Вот и отлично, Морано… Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?

Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.

— А, вот вы где! — заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.

Тоска вздрогнула и проснулась.

— Опять карабинеры? — простонала она. — Кошмар продолжается…

Карло повернулся к ней:

— Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?

— Откуда же мне знать?

— Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?

Фальеро хмыкнул.

— Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?

— С одной стороны, я его понимаю… иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?

— Француз.

— Француз, влюбленный в синьору?

Жак встал:

— Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?

— Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.

— Благодарю, сержант… всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!

Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.

— Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет…

— Ну, давайте же, не стесняйтесь! — завопил Фальеро. — Прикончите меня, раз на то пошло…

Коррадо смерил его ледяным взглядом:

— Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!

Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:

— Теперь я вспомнил! Это вы!

— Я? Что я?

— Вы меня оглушили вазой!

— А вам это не приснилось?

Коррадо заколебался.

— Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! — с негодованием крикнул он.

— Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!

Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.

— Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, — сказал он Тоске.

— Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!

Карло с достоинством поклонился Тоске.

— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?

— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.