– Пахнет недурно, прах меня разрази, – сказал Бык. – Дай мне немножко.

Он попробовал печень на вкус и подтвердил, что она ничуть не хуже любой другой печёнки. Мельничное Колесо тоже взял себе порцию. Пенни отказался.

– Если мне набираться храбрости, – сказал он, – я, чего доброго, наброшусь на вас, и вы опять выколотите из меня душу.

Бутылка снова пошла вкруговую. Костёр пылал, мясо пускало сок на угли, аромат вместе с дымом возносился к небу. Когда солнце зашло за дубы, болотная капуста была готова. Пенни выложил её на чистый пальмовый лист и пристроил над тлеющим бревном, чтобы не остывала. Вытерев сковороду пучком мха, он поставил её снова на угли и нарезал в неё грудинку. Когда сало подрумянилось и горячо зашипело, он поджарил оленину тонкими ломтиками, нежными и хрустящими. Бык вырезал из стволов пальм ложки, и все на равных правах потчевались болотной капустой. Пенни наделал пончиков из кукурузной муки, соли и воды и сварил их в сале, в котором жарилась оленина.

– Кабы знать, что в раю кормят не хуже, я бы и брыкаться не стал, когда придёт мой час помирать, – сказал Бык.

– В лесу у еды совсем другой вкус, – сказал Мельничное Колесо. – По мне, лучше остывший хлеб в лесу, чем горячий пудинг в доме.

– Коли хотите знать, и я так думаю, – сказал Пенни.

Мясо диких кошек прожарилось. Его немного остудили и бросили собакам. Они с жадностью глотали его, потом побежали пить на пруд. Побродив вокруг лагеря среди множества волнующих запахов, они вернулись и легли у пылающего костра. Вечер делался всё прохладнее. Бык, Мельничное Колесо и Джоди насытились. Они лежали на спине и глядели в небо.

– Потоп или не потоп, а мне сейчас хорошо, – сказал Пенни. – Пообещайте выполнить одно моё желание, ребята. Когда я стану стар, посадите меня на пенек и дайте мне послушать охоту. Не уходите от меня и сделайте так, чтобы я был в самой гуще травли.

Замерцали звёзды, впервые за последние девять дней. Пенни наконец пошевелился и стал прибираться. Он бросил собакам остатки пончиков. Он заткнул кукурузной кочерыжкой бутылку с салом. Он поднёс её к свету костра. Он встряхнул её. Он сказал:

– Чёрт меня подери, мы съели мой жир для растирки.

Он пошарил в мешке, достал оттуда другую бутылку и открыл её. Сомнений быть не могло: в ней было топленое сало.

– Мельничное Колесо, простофиля ты этакий! Ты открыл для капусты пантерий жир.

Наступило молчание. Джоди показалось, что его желудок вывернет наизнанку.

– Откуда мне было знать, что это пантерий жир? – сказал Мельничное Колесо.

Бык выругался вполголоса. Затем громогласно расхохотался.

– Я не позволю моему воображению ссориться с моим желудком, – сказал он. – Отродясь не едал такой вкусной болотной капусты.

– Я тоже, – сказал Пенни. – Но вот пойдёт ломить мои косточки, тут-то и захочется, чтобы жир был там, где ему надлежит быть.

– По крайности, мы теперь знаем, чем заменять сало, когда застрянем в лесах, – сказал Бык.

Желудок Джоди успокоился. В конце концов, это никуда не годится – привередничать после двух кусков печени дикой кошки. Только всё-таки пантерий жир – это нечто совсем другое; ведь ты видел, как отец растирает им колени зимними вечерами.

– Ну что ж, пойду нарублю всем веток на подстилки, раз уж я в немилости, – сказал Мельничное Колесо.

– Я с тобой, – сказал Пенни. – А то вдруг засну, а потом проснусь и увижу тебя в кустах? Тут уж ты непременно покажешься мне за медведя. Хоть убей, не понимаю, как это можно вымахать такими верзилами.

Все в наилучшем расположении духа отправились рубить ветки. Джоди наломал мелких сосновых веток с хвоей и набрал мха для подстилки. Все устроились поближе к огню. Форрестеры с треском улеглись на свои постели.

– Готов спорить, сам Топтыга не делает столько шума укладываясь, – сказал Пенни.

Мужчины начали говорить о возможных перемещениях лесных и болотных животных. Волки, по-видимому, двигались совсем в другом направлении, чем остальные животные. Они не любили сырые места ещё больше, чем пантеры и дикие кошки, и держались теперь, вне сомнения, в самой глубине возвышенной части скраба. Медведей было не так много, как ожидали.

– Медведи сейчас знаете где? – сказал Бык. – На юге, в зарослях вокруг Медвежьего Логова Селлерса и Медвежьего Логова у Пруда Индианки.

– Бьюсь об заклад, они в хэммоке Толли, ближе к реке, – сказал Мельничное Колесо.

– Они не могут быть на юге, – возразил Пенни. – Ветер и дождь все эти дни были с юго-востока. Медведи уходят от дождя и ветра, а не идут на них.

Джоди заложил руки под голову и стал глядеть в небо. Оно было густо усеяно звёздами – точь-в-точь прудок с серебристыми гольянами. Между двумя соснами у него над головой небо было молочно-белое, словно Трикси опрокинула огромное ведро с молоком и оно, пенясь, растеклось по небосклону. Сосны тихонько покачивались от свежего ветерка. Хвоя мерцала, омытая звёздным серебром. Дым от костра, клубясь, уносился ввысь, к звёздам. Джоди следил, как он проходит сквозь верхушки сосен. Веки его трепетали. Он не хотел засыпать. Он хотел слушать. Нет лучше на свете разговора охотников-мужчин. У него холодок пробегал по спине, когда он слушал их. Дым на фоне звёзд был как завеса, колыхавшаяся у него перед глазами. Он закрыл их. С минуту голоса мужчин низко гудели, составляя контраст треску сырого дерева. Затем они начали замирать, перешли в шорох ветра в сосновых иглах, а вот уж и нет шороха, а только беззвучное нашептывание сна.

Он проснулся ночью оттого, что отец резко вскинулся и сел на подстилке. Бык и Мельничное Колесо громко храпели. Костёр пригас. Тихо шипело отсыревшее дерево. Он подсел к отцу.

– Слушай, – шёпотом сказал Пенни.

Где-то далеко в ночи кричала сова, выла пантера. Но слышался и какой-то более близкий звук, словно воздух выходил из кузнечных мехов:

«Вуу-у… Вуу-у-у… Вуу-у-у…»

Звук раздавался чуть ли не у самых их ног. По спине Джоди поползли мурашки. А вдруг это испанец Сенокрыла? Что, если привидения, подобно простым смертным, восприимчивы к наводнению и дождю? Кто знает, может, они жаждут греть свои тонкие прозрачные руки у охотничьего костра. Пенни тихонько поднялся на ноги, нашарил рукой узловатый сосновый сук, зажёг его от костра и осторожно двинулся вперёд. Вздыхающие звуки прекратились. Джоди следовал за ним по пятам. Послышался шорох. Пенни высоко поднял факел. В темноте засветилась пара глаз, красных, как у козодоя. Пенни посветил ещё и рассмеялся. Пожаловавший к ним гость был аллигатор из пруда.

– Учуял свежее мясо, – сказал Пенни. – С каким удовольствием я бросил бы его на Форрестеров!

– Это он так вздыхал? – спросил Джоди.

– Он. Пыхтел, сопел, вздымался и опадал.

– Давай разыграем Быка и Мельничное Колесо, как ты сказал.

Пенни подумал.

– Он чуточку великоват для розыгрыша. В нём все шесть футов будет. Если ему вздумается выхватить из кого-нибудь кусок мяса, это будет скверная шутка.

– Тогда убьём его?

– Ни к чему. Мяса для собак мы раздобудем сколько угодно. Аллигаторы безвредные твари.

– Ты позволишь ему пыхтеть тут всю ночь?

– Нет, тогда он бросит пыхтеть и примется искать мясо, которое учуял.

Пенни сделал бросок в сторону аллигатора. Тот приподнялся на своих коротеньких ножках и повернул обратно к пруду. Пенни побежал за ним, швыряя в него песком или чем придётся. Аллигатор бежал поразительно быстро. Пенни и Джоди, увязавшийся за ним, преследовали его, пока не услышали отдалённый всплеск.

– Так-то. Теперь он снова среди своих сородичей. Ежели он уважит нас и останется там, мы его беспокоить не станем.

Они вернулись к костру, приветно рдевшему в темноте. Была тихая полночь. Звезды светили так ярко, что, отвернувшись от костра, можно было видеть, как мерцает вода в прудах. Было прохладно. Джоди хотелось всегда ночевать так, под открытым небом, вместе с отцом. Недоставало только Флажка под боком. Пенни посветил факелом над Форрестерами. Бык прикрыл рукою лицо, но не проснулся. Мельничное Колесо лежал на спине. Его чёрная борода подымалась и опускалась в лад шумному дыханию.