Он проводил долгие ночи на палубе Альбатроса, летающего корабля Палладио [4], ныне стоящего в сухом доке в одном из периферийных ангаров. Он мог пилотировать его с закрытыми глазами. Но ни разу не осмелился попросить у Грубера разрешения воспользоваться им, уверенный, что ему непременно откажут.

Он душой и телом погрузился в аэрофизику. Обсерватория бюро предупреждения природных рисков располагалась на верхушке стометровой металлической башни, стоящей в самой высокой точке города позади Дворца правосудия. Мартино проводил там значительную часть времени, остававшегося от занятий в Колледже колдуний и работы в Криминальном отделе, где уже долгие месяцы царило затишье.

Бег облаков, смерчи, внезапные падения давления — все это не составляло тайны для нескольких луней, за чьим полетом он с завистью наблюдал. Даже ветер, вездесущая сила, точные пути которого пока никто не мог начертать с нужной точностью, заслуживал особого исследования. После полета в амфитеатре молодой человек видел себя обвешанным измерительными инструментами, пронзающим слои атмосферы словно метеорит, чтобы изучить безграничную территорию…

Мартино с силой нажал на тормоз. Машину занесло, в стороны полетел гравий, ударивший по ногам прохожих. Один из них с искаженным яростью лицом приблизился к водителю:

— Послушайте! Нельзя ли быть повнимательней?

Мартино даже не глянул на него. Он достал план нового Базеля и углубился в него, положив на руль. Разъяренный прохожий ушел.

Его интересовала та часть плана, где Базель примыкал к лагуне. На западе располагалось болото, на котором воздвигли исторический квартал с Малой Прагой в центре, морским портом и плавающим рынком на востоке, который тянулся до подножия Черной горы.

Храм Бахуса, более грандиозный, чем храм университета, находился под южным крылом церкви Святого Яна Непомуцкого в Малой Праге. Шпили, покрытые черной черепицей, виднелись даже отсюда. Но ему надо было пересечь исторический квартал, чтобы добраться до святилища.

Он съехал по пандусу до уменьшенного цыганского квартала. Ему не хотелось двигаться в этом скоплении крыш с коньками, геометрических террас, куполов и резных карнизов. Древний фасад Вестминстерского дворца служил конечной стеной квартала. У его подножия плескались воды лагуны. Стоящие на крышах ветряки смотрели в сторону открытого моря. Причалы, состоявшие из частей мостов бывших исторических городов, уходили по спокойным водам в море. «Савой» стоял на причале чуть дальше.

Мартино опустил шоферские очки со стеклами, натертыми глицерином, завел двигатель, врубил скорость, для проформы нажал на клаксон и пересек въездные ворота.

Спасенные памятники стояли рядом друг с другом — никто не позаботился о сохранении исторической правды. Собор Парижской Богоматери примыкал к собору Святого Марка из Венеции. В колоннаде Лувра прятались средневековые дома. Искривленные фасады Риджент-стрит были украшены ацтекскими барельефами. Венецианские, готические и викторианские мостики соединяли фасады, расположенные выше. Мартино с завистью глядел на них. Они, несомненно, помогали создать ощущение, что идешь по воздуху.

— Окарины, флейты Пана, всякие свистки! — рявкнул цыган, державший деревянный лоток на животе. — Сегодня День Птиц! Пользуйтесь этим!

Молодой человек нажал на педаль газа, потом остановился чуть дальше, на перекрестке. Уходящие направо и налево улицы были слишком узкими для машины. Направо уходила улица Венеции, заканчивающаяся фрагментом дворца, похожего на драгоценную миниатюру. Налево тянулась улица Мехико, исчезавшая под цветными тентами. Афиши предупреждали о скором открытии улицы Парижа.

Мартино пересек Понте Веккио, превращенный в экзотический птичий рынок. Его проезд сопровождался звериным рыком и квохтаньем. Затем здания раздвинулись: позади ангаров с ненужными декорациями, статуями, снятыми с пьедесталов, и элементами городских сооружений открылись пустыри. Мартино вырулил на один из них. На его противоположной стороне, метрах в ста, лежала Малая Прага.

Острые крыши создавали впечатление проклятого города, возведенного на пустоши. Здесь воняло гнилью и сточными водами. Неподалеку располагался главный коллектор Базеля.

Мартино перевел рычаг скорости в нейтральное положение и перекрыл поступление бензина. Двигатель икнул и затих. Следователь еще раз глянул на план, бросил его в «бардачок», выпрыгнул из машины, опустил капот и пересек пустырь, обходя лужи грязной воды.

Улицы у святилища были пустыми и замусоренными. Дома с заколоченными окнами походили на изъеденные кариесом зубы. Мостовую покрывала темная пленка. Мартино коснулся ее, ощутил щекотку в кончиках пальцев. Вещество проникло под ногти. И окрасило папиллярные линии.

— Дегтярная пыль, — с видом знатока произнес автолюбитель.

По паперти церкви Святого Яна Непомуцкого гулял ветер. Под его порывами темные вихри пыли носились с одного конца ее на другой. Клеман воспользовался затишьем, чтобы проскользнуть в церковь.

В конце южного крыла он отыскал винтовую лестницу. Взлетел по ступенькам и выбрался в Дали-борку, известную под названием Башни голода.

В вогнутые стены древней темницы были заделаны железные кольца. Они поднимались по спирали до самого купола, где красовалась фреска — играющие в салки среди белых и розовых облаков ангелочки. Единственной мебелью были стол и аналой. Между ними висела густая паутина.

Мартино глянул на часы. Почти семнадцать часов. Оставался час и несколько секунд до момента, когда луч-тягач Луны коснется этого богемского памятника. Перстень сидел на пальце. Развалины храма были у него под ногами. Юни были внушительными, а значит, и более могущественными, чем руины под университетом. Надо было подготовиться, уцепиться за что-то, пока он не проверит, что и здесь — может взлететь в небо.

Вдали куранты пробили пять часов. Кровь Мартино застыла в жилах, когда он услышал шестой удар. Он вновь глянул на часы… Пять часов… Летнее время, вспомнил он… А он еще жил по зимнему. И Луна вступала в свои права именно сейчас. — Черт возьми! — воскликнул он. Он бросился к лестнице, но его ноги подбросило вверх. Он успел уцепиться за первое кольцо, потом с. неимоверными усилиями опустился на ступеньки. Он едва избежал катастрофы. Решающий опыт. Нет смысла искать веревку или что-то еще. Надо вернуться к машине и поехать в верхний город. На сегодня эмоций было достаточно.

Он добрался до южного крыла, когда услышал пронзительный голосок Кармиллы Баньши, который эхом гулял по церкви. Ее сопровождал Гектор Барнабит. Они направлялись в его сторону.

— Я предпочла бы встретиться с вами в колледже, — проскрипела Баньши. — У меня всегда начинается мигрень в святых местах.

— Колледж — место ненадежное.

— Ах, Гектор. В мире нет ни одного надежного места. Кроме сердца человека, посвятившего себя силам ночи, ибо свет не проникает туда. А теперь показывайте.

— Нет! Надо взобраться наверх.

Мартино попал в ловушку. Этот «верх» мог означать лишь Далиборку. Он проклял себя за то, что не успел среагировать. Он не мог убежать, не проскочив между двумя алхимиками. И черт с ней, со скрытностью.

Он уже готовился обнаружить свое присутствие, когда вскрик Баньши заставил его изменить решение.

— Гектор! Смотрите! Что это?

— Мышка.

Тишина, писк, хруст, сопровождающийся чавканьем, и плевок ясно говорили, что последовало.

— Вы отвратительны.

— Ваша задача была полностью очистить эти места, не так ли?

— Это была всего лишь мышка.

— Если я наткнусь на ребеночка, его ждет та же участь. Неужели вы не соображаете, что мы собираемся сделать?

— Конечно, конечно.

Явный ужас в голосе Барнабита еще больше напугал Мартино.

— Поднимаемся. Мы и так потеряли много времени.

Они пересекли крыло и поднялись по лестнице, ведущей к Далиборке. Башня была пуста. Баньши отодвинула аналой движением руки, а Барнабит поставил на стол древний и явно тяжелый ларец. Достал из кармана ключ. Он уже хотел сунуть его в замочную скважину, когда Баньши положила руку ему на плечо и подозрительно огляделась. Приклеевшийся к куполу пятнадцатью метрами выше Мартино опасался издать малейший звук, даже задержал дыхание.