— Попробую, — пообещал Герман. — Хотя это очень непросто. Траст был создан для того, чтобы защитить мой бизнес…

— От чего?

— От всего. От любых наездов. От любых попыток захватить его, от кого бы они ни исходили. Схему разрабатывала целая бригада международных юристов. Мисс Фридман ты платишь долларов четыреста в час?

— Триста.

— А мои адвокаты стоили от тысячи до полутора тысяч долларов в час. Они отработали свой гонорар. Схема юридически безупречна. Самая большая трудность была в том, чтобы найти банк, который одолжит уполномоченному фонда сорок миллионов долларов. Всего на несколько секунд. Я нашел такой банк. Банк дал кредит фонду, фонд дал кредит мне под залог моего имущества. После этого я вернул банку долг фонда. А мой долг фонду остался. И существует по сей день.

Поэтому компанию нельзя конфисковать. На ее активы нельзя наложить арест. Нет никакого смысла меня сажать или убивать. И даже если я сам, своей рукой подпишу документы на передачу «Терры» третьим лицам, они ее не получат. Чтобы новый владелец получил компанию, он должен будет сначала заплатить долг фонду.

— Не вешай мне лапшу на уши! — презрительно бросила Катя. — С какой стати ты будешь подписывать такие документы?

— Есть много способов заставить человека подписать любую бумагу. И есть много людей, которые все эти способы знают. Один из способов — паяльник в задницу.

Ее передернуло от отвращения.

— Господи, в какой грязи ты живешь!

— В той же, что и ты. Только ты об этом не знала. А я знал. Теперь и ты знаешь.

— Значит, я ничего не получу? Ты к этому все ведешь?

— Почему? — возразил Герман. — Что захочешь, то и получишь. Хочешь получить сорок шесть процентов акций «Терры»? Имеешь право. Но сначала тебе придется выложить двадцать миллионов долларов фонду.

— Ты считаешь меня идиоткой? Фонд твой. Значит, его активы подлежат разделу!

— Я не сказал, что фонд мой. Я его контролирую, но принадлежит он не мне. В этом и весь фокус.

— Жулики твои адвокаты!

— Нет. Искусство юриста в том и состоит, чтобы достичь цели, не нарушая законов. Они справились с задачей.

— Что ж, времени ты не терял. Очень хорошо подготовился к разговору!

— Ты не услышала меня, — устало укорил Герман. — Эту схему я внедрил много лет назад. И меньше всего имея в виду тебя. Но любая схема универсальна. Она работает всегда. Сработала и против тебя. Если бы ты больше интересовалась моими делами, ты бы это знала.

— Чего ты добиваешься? — гневно вскинулась Катя. — Чтобы я отозвала заявление о разводе? Не будет этого! Я голой уйду от тебя! Нищей! Плевать мне на твои деньги!

— Успокойся. Нищета тебе не грозит. При разводе муж обязан обеспечить жене тот уровень жизни, к какому она привыкла. Ты будешь жить как жила. Будешь тратить столько, сколько тратила. Я буду платить за дом, за обучение ребят, за прислугу. Окончательное решение об имуществе примет суд. А вот про то, что ты будешь управлять компанией — про это забудь. Слишком много в нее вложено. Слишком много людей от нее зависит. Твой Шурик не только подонок, он еще и дурак, — не сдержавшись, добавил Герман. — Даже не дал себе труда узнать, что такое раздел имущества в Канаде. Решил, как в Москве, раз-два и готово. Такой процесс, как наш, займет от трех до пяти лет. И еще не известно, чем кончится.

— Я его всю равно люблю! — оскорбленно, зло выкрикнула Катя. — И всегда буду любить! Слышишь? Всегда!

Герман почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Опустив глаза, чтобы не выдать бешенства и тоски, он произнес раздельно, четко, бесстрастно:

— У тебя будет способ доказать ему свою любовь. Я посажу его на пять лет. Передачи ему будешь носить, в лагерь на свидания ездить. Вот тогда весь мир увидит, что ты его действительно любишь.

— Ты обещал не давать делу ход! — возмутилась Катя. — Ты обещал!

— Я передумал.

Он так и сидел, опустив глаза, глядя на свои руки. Потом медленно поднял взгляд на Катю. Она смотрела на него так, словно впервые увидела — с интересом, с сочувствием, с пониманием. Так же, с сочувствием, негромко спросила:

— Ты, наверное, сейчас очень себе нравишься. А, Гера? Победитель!

— Нет, — сказал он. — Я очень себе не нравлюсь. До того не нравлюсь, что даже не знаю, как буду бриться по утрам и смотреть на себя в зеркало. Послушай, милая моя, как же мы довели себя до этого? А? Как мы умудрились дойти до жизни такой?

— Да вот, умудрились, — рассеянно отозвалась она. — И тут уж ничего не поделаешь.

— Нет, — возразил Герман. — У человека всегда есть выбор. Всегда.

— Ты думаешь? Какой выбор у нас?

— Начать все с начала. С нуля. С первого свидания. Помнишь, где было наше первое свидание? У входа в парк Горького. В шесть вечера в субботу я буду тебя там ждать.

— Ты хочешь сказать, что я приду? — язвительно изумилась она, как бы вернувшись в русло прежнего нервного, злобного разговора.

— Нет. Я хочу сказать, что буду тебя ждать. И это все, что я хочу сказать.

— Не дождешься!

— Что ж, это будет твой выбор.

Катя встала и молча пошла к «мерседесу», на ходу доставая из сумочки ключи. Неожиданно остановилась, повернулась.

Герман замер.

Сейчас она скажет…

Она сказала:

— Чуть не забыла. Тебе звонили из Москвы. Просили передать: Эдик Маркиш умер…

Отпевали Маркиша в деревне Ключи на высоком песчаном берегу Рыбинского моря в деревянной церквушке, которую он сторожил. Возле нее стояли два джипа, «БМВ», «вольво» и маленький синий «фиат-браво», на котором ездила Дания. К ним прибавился черный «мерседес» Германа, усилив контраст между убогостью церковного двора и дорогими машинами. Накрапывал мелкий осенний дождь, с моря тянул ветер, как бы сдвигая на южную сторону кроны сосен.

Когда Герман вошел в церковь, отпевание уже шло. Старый священник бормотал заупокойную молитву, потряхивая кадилом. На подставках стоял гроб из полированного дуба, заваленный осенними астрами и георгинами. В цветах чернела бородища Маркиша, из нее торчал толстый нос.

Людей было мало — несколько деревенских старух, среди которых Герман приметил соседку Эдуарда, самогонщицу бабу Клаву, человек шесть московского вида молодых людей в джинсах в обтяжку, отчего они казались тонконогими. Поэты, понял Герман. В изножье гроба с горящими свечечками в руках застыли хорошо одетые женщины в черных кружевных накидках. Герман узнал Рахиль, еще одну бывшую жену Маркиша. Вдовы.