— Меня продали этому тэму, — Алька увидела, как задрожали у Кости губы. — Я уже думал — все, — сказал он, тяжело приваливаясь к косяку.

У Альки же перехватило дыхание — так явственно она представила себе, что осталась в княжестве одна.

— Как тут? — спросил Славка, когда Костя сел на лежанку.

Тот растеряно пожал плечами:

— Не знаю. У меня как-то все сразу из головы выдувает. Утром уводят в трактир, там играю на скрипке. Вечером возвращаюсь вместе со всеми. Вот как играл — помню, остальное — нет.

Костя сделал жест, будто взял скрипку, рукав съехал, открыв руку до локтя. Чуть повыше запястья Аля увидела ожог — два значка, обведенные кружком.

— Что это? — тут же сунулся сидящий рядом с Костей Влад.

Костя резко одернул рукав.

— Это клеймо, — ответил за него Рик чужим, сдавленным голосом и вскочил. Резко колыхнулась тень, вытянувшись до потолка. — Клеймо раба. Этот жабий выродок клеймит свою собственность! Святой Вакк!

— Но у Минки не было никакого клейма, — возразила Аля. — Я бы заметила.

Рик как-то странно взглянул на нее:

— Девушкам клеймо не ставят. Девчонкам тоже.

— Хороши порядочки! — яростно вскинулся Алешка.

Кадет мотнул головой:

— Нет, просто кто-то помечает свои вещи, а кто-то нет. Сволочь! Ублюдок драконий! — Рик метнулся к окну, чуть не загасив светильник.

— Это больно? — Влад передернул плечами.

— Только сначала. Потом чем-то намазали, и все.

— Подождите, — вмешался Славка, — ну, клеймо. Что беглые, так это и так видно будет. Чем оно помешает?

Алешка вскинул на него удивленные глаза, Рик даже не повернулся. Смотрел за окно, хотя что там можно было увидеть — сплошная чернота.

— Рик, ну что не так? — позвал его Славка.

— Помолчи, — сквозь зубы процедил Алешка.

Наступила тишина. Взгляды всех скрестились на спине Рика. Тот, наконец, повернулся:

— Я не могу, — выдавил он. — Не могу вернуться в Семиречье с клеймом.

— Но ты так и так был в плену, с клеймом или нет, — осторожно подбирая слова, сказала Маша.

— Нет, не так! — яростно выкрикнул Рик. — Это сейчас — в плену. А когда заклеймят — это уже рабство! Мой отец... — он не договорил, рывком отвернулся к окну.

«Неужели тут не умеют сводить ожоги? Впрочем, Рик все равно будет знать, что клеймо — было», — подумала Аля.

— Мы все равно не можем это изменить, — сухо заметил Влад. — А если кто будет рыпаться, то всех по головке не погладят.

Алешка дернулся что-то сказать, но его остановил Рик:

— А ты лучше молчи. Знаю я таких управляющих. Он все подсчитает, и как решит, что такого держать — проблем больше, чем выгоды, так убьет. И не поморщится. Ему это, что котят в ведре утопить. Слышишь, Лешка?

Аля подумала, что Рик почему-то предупреждает только одного. Не Славку, который вел себя достаточно благоразумно. Не Влада, готового вопить и насмехаться, но только среди ребят — при управляющем он будет молчать как рыба. Не Антона, из которого и так слово не выдавишь. Не Даня, слишком спокойного, даже меланхоличного. А именно Алешку.

Славка встал:

— Так, давайте расходиться спать. День завтра еще тот будет. И мы действительно пока ничего не можем изменить.

— Спокойной ночи, — грустно сказала Маша, выходя из комнаты.

«Ну, Машка!» — поразилась Аля. Пожалуй, только от нее эта фраза воспринималась как утешение, а не издевательство.

Назойливый голос ввинчивался в уши. Аля попыталась накрыться подушкой, но никак не могла нашарить ее. Наконец сообразила, что подушки просто-напросто нет, и с досадой открыла глаза.

— Быстрее, вставайте! — кричала Минка, стоя на пороге комнаты.

Аля поморщилась недовольно: еще бы спать и спать.

— Быстрее! — тормошила Минка. «До чего противный голос!» — раздраженно подумала Алька. — Нужно убрать столовую и гардеробную, пока не проснулся хозяин. Живо на кухню, вам Барба тряпки даст. Шевелитесь! И вы тоже вставайте, — обратилась она к Машке и Симе. — Завтрак у нас готовят рано.

Аля с неохотой сползла с лавки, в нее тут же полетела брошенная Минкой одежда. Почище чем та, что получили от Варлама, но все равно ношеная и штопанная. Девушка уже вылетела из комнаты.

— Черт возьми! Рассветать еще даже не собирается, — проворчала Маша.

Дерюжка, такая неуютная с вечера, утром казалась желанным и удобным ложем. Аля тряхнула тяжелой со сна головой: нужно вставать. А за дверью-то как тихо, все еще спят.

Подгоняемые шепотом Минки, уборку провернули быстро. Алю поразило обилие ткани в комнатах: занавески, портьеры на дверях, даже стены затянуты шелком. Комнаты изнутри походили на большие безвкусные шкатулки. Диванчики, кресла и пуфики тоже блистали всеми цветами яркой обивки. Аля разочаровалась — такой интерьер, по ее мнению, подходил престарелой кокотке, но никак не тэму.

— Я буду накрывать на стол, а вы учитесь, — скомандовала девушка.

«Куда в него столько влезет», — сердито думала Аля, таская тяжелые подносы. Кухня далековато от столовой, да и пристройка к дому сделана неудобно — высота этажей не совпадала, и приходилось бегать по ступенькам. Подносы для тэма искушали ароматами стоявших на них блюд. У девочки хватило ума не тронуть ни куска на тарелках, она только глотала слюну, чувствуя, как усиливается резь в желудке.

— Все, — наконец сказала Минка. — Идите на кухню, там Фло должна быть.

— Меня ноги не держат, в таком темпе носиться, — спускаясь по лестнице, пожаловалась Аля.

Лера согласна кивнула.

На кухне Фло тут же нашла им дело:

— Закончили уже? Чистите вилки, — протянула она куски жесткого полотна. — Да чтобы блестели!

— Нас кормить будут? — шепотом спросила Аля у Маши, отмывавшей в большой лохани закопченный чугунок.

— Сказали, когда тэм уедет, — Маша раздраженно шваркнула по чугунному боку тряпкой.

— Ты чего злая такая?

— Да не на тебя я, на эту чертову кастрюлю!

— Мальчишек видела?

Маша помотала головой.

Печка топилась вовсю, наполняя кухню жаром. От недосыпа болела голова, под веки словно песок насыпали. И зверски хотелось есть. Аля не помнила ни минуты в этом мире, когда она не была голодна. Если, конечно, не считать первые часы после похищения, проведенные на домашнем завтраке. Девочка вдруг ясно представила себе кухню: занавески в бело-зеленую клетку, за ними — чернота улицы, разбавленная светом от фонаря на углу и несколькими освещенными окнами в доме напротив. На стене громко тикают часы в виде расписанной под палех тарелки. Мама ставит на застеленный зеленой клеенкой стол тарелку с котлетами: «Завтракать нужно хорошо. А со своих бутербродов ты на первой же перемене есть захочешь. И не надо мне говорить про диету. Во-первых, ты растущий организм. Во-вторых, так и язву заработать недолго. В-третьих, в твоих бутербродах калорий больше, чем…»