— Резус положительный, — так же громко добавил врач.

— Я могу… Можно. У меня вторая группа, — раздалось с разных концов коридора.

— Пройдите, пожалуйста, сюда, — пригласил желающих врач и открыл дверь.

Вадима и остальных желающих провели в лабораторию и, взяв экспресс-анализ на группу и резус, начали по очереди брать кровь.

— Но все же вы мне можете сказать, что с ней? — умоляюще спросил Вадим у врача, увидев, что тот выходит из лаборатории.

— Ради бога, потом, молодой человек, — попросил врач и скрылся за дверью.

Вадим достал из кармана сотовый и принялся набирать номера друзей и знакомых. В течение получаса он обзвонил человек пятнадцать. Школьные и университетские друзья, знакомые, его агенты. Он просил их приезжать самим, искать своих друзей и знакомых, обзванивать всех, кого только можно. Почти все тут же согласились приехать и сдать кровь. В крайнем волнении Вадим набрал даже номер Александры, но, когда она взяла трубку и сказала «Алло», опомнился, нажал «отбой».

Так, в ожидании, прошло часа два. За это время Вадим выкурил целую пачку сигарет, хотя обычно пачки хватало ему дня на три, на четыре, и побежал к ближайшему киоску за новой.

Его друзья и знакомые, друзья его знакомых и друзей один за другим приходили в приемное отделение, сдавали кровь, потом, после сдачи, многие предлагали остаться с Вадимом, подождать, помочь морально, поддержать, но он всех благодарил и просил уйти. Ждать ему было проще одному.

«Теперь полгорода будет знать, что у Кравцова любовница рожает, — думал Вадим, глядя на больничный двор, засаженный кустами, покрытыми сейчас огромными белыми шапками искристого снега.

Мужчина-врач вышел снова, когда уже не осталось больше сил ждать и пребывать в полной неизвестности. В руке он держал халат.

— Наденьте! — приказал он Вадиму и повел его за собой.

Он провел его по длинному коридору в свой кабинет, предложил сесть, достал из стеклянного шкафчика склянки со спиртом, мензурки, плеснул себе, плеснул и ему. Выпили, не чокаясь. Вадим даже не почувствовал спирта, выпил его, как воду.

— Ситуация такая, — начал врач. — Дело в том, что за последнее время для сохранения ребенка вашей жене вкололи большое количество сосудорасширяющих средств и витаминов. Вы меня понимаете?

— Зачем вкололи? — удивился Вадим.

— Чтобы выкидыша не было, — просто объяснил врач. — Однако доза последней инъекции была избыточно большой и вызвала лекарственный шок. По существу, отравили не только роженицу, но и плод. Мы ее откесарили, а кровь не свертывается, потому что все еще действуют сосудорасширяющие лекарства.

— Не останавливается кровь? — переспросил Вадим.

— Именно.

— К ней какой-то мужик-гинеколог ходил на дом. Консультировал, уколы делал, — неожиданно вспомнил Вадим.

— Ну-ну, — кивнул врач. — Оно и есть!

— Черт, я же его собственными руками, суку! Я эке его под суд! Он у меня!..

— Успокойтесь, молодой человек, — попросил врач устало. — Конечно, это ваше право. Иной раз медицинская ошибка слишком дорого стоит, но я вас уверяю, он хотел как лучше. Просто слегка не рассчитал лекарственную дозу…

— Я его найду! — грозно пообещал Вадим, глядя на склянку.

Врач перехватил его взгляд, плеснул еще спирта.

— Что с Диной?

— Сейчас уже все в порядке, не волнуйтесь.

— А мальчик?

Врач нахмурился.

— Умер? — спросил Вадим, чувствуя, как сердце замирает в страхе.

— Нет, не умер. Жив. Он сейчас в инкубаторе. Чистим кровь, питаем его искусственно. Тридцать шесть недель — не самый лучший срок. Хотя… — врач замолчал.

— Что «хотя»? — спросил Вадим.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал врач задумчиво. — Будем надеяться, что первые пятьдесят все-таки наши.,

— Первые пятьдесят — это жизнь?

— На вас спирт, я смотрю, не лучшим образом влияет, — сказал врач, взял со стола склянку и мензурки, спрятал в шкаф. — Глупеете просто на глазах. Конечно, жизнь!

— Мне можно к ней? — робко попросил Вадим.

— Нет. — Врач покачал головой. — Не стоит. Она сейчас на аппарате, отходит от наркоза. Долго будет отходить. Вы лучше поезжайте домой, выпейте еще граммов двести и ложитесь спокойно спать. Угрозы жизни матери нет. А завтра приедете, и вас к ней проведут, обещаю.

— Хорошо. — Вадим поднялся из-за стола и теперь почувствовал, что действительно сильно опьянел от спирта.

За руль он сесть не решился, оставил машину рядом с больницей. Шел пешком.

Небо неожиданно разверзлось, и вниз полетели крупные снежные хлопья. Тут же его голова, плечи покрылись снегом. Хлопья таяли на лице, на веках. Мысли путались. Одно несчастье наложилось на другое, будто тот, кто только что разверз небеса, решил окунуть его в дерьмо по самые уши, опустить, испытать, проверить — выживет ли… Банк, подстава, Паша с «чижиками». Дина, ребенок, Митроша! Митроша — гад! Между прочим, протеже Ведмедека! Ну ничего, сейчас он придет домой, наберет номер тестя, поговорит с ним по душам!

Ребенок наконец-то уснул, и Рита уложила его в кровать. За окном было темно, валил снег. Она подошла к окну и долго смотрела вниз, на припорошенные машины на стоянке.

В дверь звонили. Долго, настойчиво. Рита опомнилась, пошла открывать.

На пороге, держась за дверной косяк, стоял Паша. Он покачивался.

— Ты где был? — спросила Рита.

— А! — Паша махнул рукой, ввалился в прихожую, рухнул на калошницу, стягивая мокрые кеды.

Он прошел в комнату, не раздеваясь, упал на кровать.

— Меня засосала опасная трясина! — неожиданно громко пропел он.

— Ребенок спит! — сказала Рита, затыкая ему ладонью рот.

— Пусть спит, — сказал Паша, отворачиваясь к стене.

— Где деньги? — спросила Рита.

— Какие деньги?

— Жорины.

—Ах Жорины? — Паша повернулся, посмотрел на нее зло. — Мужа твоего, да? На, подавись! —Он сунул руку в карман рубахи, кинул ей в лицо мятые рублевые купюры.

Рита собрала деньги, пересчитала.

— Здесь всего семьсот рублей. Где остальные?

— Съел! — неожиданно ответил Паша. Во! — и показал ей язык.

—Опять укололся?-спросила Рита.

—А тебе-то что?

— Сволочь ты! Все вы сволочи! — Ритой вдруг овладело бешенство, и она принялась хлестать Пашу по щекам. — Мне ребенка нечем кормить, а он!..

Сначала Паша закрывал лицо руками, потом рассвирепел сам, съездил Рите по лицу. У нее из носа пошла кровь.

Рита заплакала, соскочила с кровати, бросилась в ванную. Паша полежал некоторое время, прислушиваясь к звуку льющейся воды, поднялся, пошел, пошатываясь.

Ванная была закрыта на шпингалет. Паша рванул дверь на себя. Шпингалет вылетел. Рита, склонившись над раковиной, смывала кровь. Паша попытался ее обнять, она дернула плечами.

— Ритуш, ну ладно, прости! — пробормотал Паша, глядя на свое отражение в зеркале. — Сорвался, с кем не бывает?

Рита молчала.

— Ну ладно, я тебе обещаю, что больше такого не повторится. Клянусь!

— Ты мне это еще два года назад обещал. И что?

— Нет, теперь серьезно. Я вылечусь. Просто у меня сейчас депрессуха. Помнишь того, который меня привез сюда?

— Вадим Георгиевич?

— Ну да, он самый. Это он у меня квартиру отобрал. Я тебе просто говорить не хотел.

— Вадим… квартиру? — Слезы на глазах Риты высохли. — Но это же!.. Надо в милицию, все рассказать!

— Документов-то у меня нет, — грустно сказал Паша. — Нет документов, нет человека.

— Что за ерунда! — Рита повернулась к нему, крепко обняла. — Документы есть, будут… В общем, мы все сделаем! Это же сумасшедшие деньги, Паша, на них всю жизнь можно жить! Ты только не колись. Обещаешь?

— Постараюсь, — вздохнул Паша. — У тебя еще кровь капает. — Он взял со стеклянного подзеркальника ватный тампон, приложил к ее носу. — Ты ведь меня больше не бросишь?

— Не брошу, — пообещала Рита.

Вадим Георгиевич несколько раз позвонил в дверь, но ему никто не открыл. Он полез в карман за ключами.