Макрель удалась на славу. Мы обедали под тентом. К Гере пришли гости с соседней фермы, в их числе двое сверстников Пуффи. Лагуна огласилась шипением и свистом, дельфинята носились по Лагуне — играли в пятнашки.
Вера за десертом необыкновенно оживилась и стала рассказывать о своем полете на «Сириус», о Вике Крубере, его сестре Пегги, об ученых, с которыми она встречалась на «Сириусе», о старых записях, которые она читала и просматривала на спутнике.
Потягивая через соломинку коктейль из высокого стакана, Костя сказал:
— Теперь уже не остается сомнений, что и синезеленые водоросли, и свиноящеры, и тигровые звезды — реакция океана на изменение в его составе солей, и он неожиданно для нас выдает свои новые произведения, не считаясь с нами.
— Ты, Костя, грубый материалист, — сказала на это Вера, срезая кожуру с груши. — Океан — живое существо, невообразимо огромное. Собственно, океан — это вся наша планета с островками суши. Прежде, когда человек стоял ближе к природе, был ее неотъемлемой частицей, он с почтением и страхом относился к океану, обожествлял его. Вспомни Посейдона, Протея, сирен. Затем, с ростом сведений, открытий — всего того, что мы называем культурой, — океан становится просто массой воды, хотя ученые уже к тому времени открыли великие связи жизни и рассматривали планету как единый сложный организм. — Она улыбнулась, взяла в рот кусочек груши. — К чему я, говорю это все вам, океанопоклонникам, спросите вы? Да только потому, что ты, Костя, непочтительно отозвался об океане, свел все к изменению состава солей. Соли только следствие, симптом болезни, главное — мы такие же его дети, как и дельфины.
Костя поставил стакан на стол:
— Сдаюсь, Вера. Ты во всем права. У людей недоставало нежности к чуду, которое перед нами. — Он широко развел руки, быстро встал. — Спасибо, Ив. Нам пора. Что-то не нравится мне горизонт, хотя прогноз отличный. Может, собираются местные духи вод и атмосферы продемонстрировать нам свое могущество?
Вера тоже встала:
— До свидания. Я боюсь тропических бурь. — Она пробежала по трапу на авиетку. Костя хлопнул меня по плечу:
— До послезавтра! «Корифена» ждет. Тосио-сенсей поставил новый такелаж и счистил с днища все ракушки. Теперь ей не будет равных во всей Лагуне.
С километр они летели в десяти метрах от воды и очень тихо, чтобы доставить удовольствие Пуффи и его друзьям. За ними, охватывая малышей полукругом, мчались взрослые. Судя по их строю, они явно чем-то были обеспокоены и охраняли детей.
Все объяснила Гера. Она осталась у причала,, чтобы сообщить мне, что десять минут назад с большим отрядом охотников прошел Менелай. Этот опытный следопыт выслеживал трех южно-австралийских мако, прорвавшихся в Лагуну из открытого моря.
Мако — одна из самых красивых, быстроходных и свирепых акул, достигает четырех метров длины.
Гера попрощалась, сказала, что всю ночь она с семьей проведет возле моего острова, и, если появятся мако, она разбудит меня колоколом громкого боя, и тогда я должен буду взять Пуффи в бассейн.
Я остался один. Костин прогноз не оправдался. Дымные облака на северо-востоке рассеялись, там голубело небо, глубокое и теплое. Чайки возвращались с рифов; в их полете чувствовалось довольство, сытость: Они садились на крышу и начинали свой вечерний туалет. Здесь у них полустанок, живут они на скалистом островке в миле от берега. Что-то им понравилось у меня. Кажется, скоро здесь образуется колония чаек. Несколько флиртующих молодых пар явно не прочь устроить здесь свои первые гнезда; для этой цели очень подходит карниз под навесом крыши. Что ж, я не против.
Возвращаются в гараж комбайны. Я смотрю на график выработки: опять упала урожайность. Если так будет продолжаться, то через два-три месяца плантация погибнет и комбайны будут собирать только ядовитые водоросли.
По вечерам мне иногда звонит наш старый знакомый, Поликарпов Павел Мефодиевич, полпред дельфинов, как он любит себя называть. Он по-прежнему живет на Плавающем острове, среди своих дельфинов, в вечной борьбе с противниками своих воззрений, и коллекционирует фотографии тропических зорь.
На видеофоне то же пергаментное лицо с молодыми глазами. Он давно проникся к нам с Костей отеческим чувством, хотя с виду суров, говорит отрывисто, как будто ищет, к чему бы придраться. Сегодня он сделал исключение:
— Здравствуй, Иван. Ну, как твои водоросли? Неважно? Везде неважно в этом году. У меня, брат, горе. Ты помнишь Ашока?.. Ну, того, что любил дальние путешествия и беседы на философские темы.
Я припомнил темнокожего дельфина, всегда сопровождавшего Павла Мефодиевича, и сказал об этом.
— Так его уже нет, погиб в бою с акулами. Акулы стали нападать на китов, а он нес службу на китовой ферме. Редкой одаренности был Ашока — Человек Моря…
Я от всей души посочувствовал горю учителя и, стараясь отвлечь его от печальных мыслей, рассказал о сегодняшних событиях. Почему-то он отнесся совершенно равнодушно к моей информации о появлении Великого Кальмара и исследованиям Рудольфа и необыкновенно оживился, когда я стал рассказывать о проказах Пуффи. Павел Мефодиевич попросил:
— Ты пришли мне, Ваня, пленочку с видеозаписью об этом сорванце. Так говоришь, что малый хвастун? Редкое свойство у дельфинов. Они необыкновенно правдивы, хотя и не лишены способности пофантазировать. Все их предания, устные летописи, воззрения на окружающий мир полны фантазии. — В его глазах заискрился смех. — Хотя твой Пуффи превзошел своих родичей, и это в его-то годы! Не без вашего ли это влияния? — Раздался звук, напоминающий дребезжание в ветреный день стекла, плохо закрепленного в оконной раме: Павел Мефодиевич смеялся.
После захода солнца — три часа работы в лаборатории, потом просмотр мировых новостей и в десять сон, до шести. Перед вечерней работой я всегда купался. Мне доставляло несказанное удовольствие плавать в черной, искрящейся воде, чувствовать себя таким же таинственным существом, как и все население Лагуны в ночные часы. Надев маску, с мощным фонарем в руке, я плыл, внушая почтение люминесцентным акулам, муренам, светящимся змеям — выходцам из глубин, крохотным кальмарам, мерцающим, как рой светляков, и рыбам, похожим на празднично расцвеченные гондолы. Меня сопровождали Протей
— сын Протея и Хох, просматривая все вокруг своим ультразвуковым зрением. С ними я считал себя непобедимым, и мне хотелось повстречаться с большой белой акулой или южноавстралийской мако, может, потому, что до последних дней они не заходили еще на мою ферму. Сегодня же меня не тянет в Лагуну, хотя мои друзья усиленно зовут меня туда, плавая вблизи трапа.
— Ив! Ив! — слышится из гидрофона. Я благодарю за приглашение и в который раз пытаюсь объяснить, что должен идти работать.
Работать — это значит сидеть без движения, согнувшись за плоской доской. Нет, подобный труд не для дельфинов. Труд — прежде всего движение. Зачем тратить время, скрючившись в душном гроте, когда стоит сделать несколько шагов, и ты очутишься в теплой благодатной воде… — так я воспринимаю осуждающий свист, щелканье и воркотню Людей Моря.
Я проверил работу приборов. Передал очередную сводку на Центральный пост. Анализы воды почти не изменились, стало только чуть меньше стронция и кобальта, что, несомненно, связано с прекращением подачи воды из глубин открытого моря. Количество синезеленых водорослей возросло за сутки на два и одну десятую процента, то есть никакого уменьшения. Ничего утешительного не показывал анализ развития и роста коралловых полипов.
Рифообразующие кораллы, и особенно основной из этих видов — мадрепоровые полипы, чрезвычайно прихотливы, им нужны идеально прозрачная вода, много света, тепла и определенная соленость; если одно из этих условий нарушается, кораллы погибают, а с ними связана вся сложная жизнь Лагуны, все «морское земледелие» на Большом Барьерном рифе.
Хлорелла не особенно затеняла кораллы, и до появления синезеленых водорослей они чувствовали себя прекрасно. Пока синезеленые не стали воровать свет. Кораллы могут активно заниматься строительной деятельностью только тогда, когда ощущают избыток кислорода, который они получают от одноклеточных водорослей — зооксантелл. Эти водоросли обычно живут в мягких тканях мадрепоровых полипов. Зооксантеллы, как и все растения, при помощи фотосинтеза извлекают необходимый для жизни углерод из углекислого газа, растворенного в морской воде, и выделяют кислород; кислород поглощают полипы и в обмен снабжают зооксантеллы углекислым газом, который они выдыхают. Пожалуй, это один из примеров идеального круговорота веществ, необходимых для обоих организмов. И вот этот круговорот нарушен. Полипы, взятые мною с одного из затененных участков дна, находятся в самом жалком состоянии.
