— Прости, я представила своего братца, изливающегося в чувствах.

— Особых излияний не было, он, кажется, спешил.

— Спешил! Он всю жизнь спешит…

Они бежали по коридору «прыжками кенгуру», иногда задевая головами мягкий потолок. Спортивный зал пристроили недавно. Круглое здание спортзала находилось ниже обсерватории, и в нем также отсутствовала искусственная гравитация. В спортзале ежедневно по нескольку часов тренировались «старожилы» — те, кто обосновался на «Сириусе» на несколько месяцев, и обязательно те, кто изъявил желание выйти в открытый космос.

Вера и Пегги, как и все, — а здесь собралось около тридцати человек, — начали с дыхательных упражнений. Вика подавал бесчисленные советы, пока в порыве усердия не оттолкнулся с такой силой, что улетел к противоположной стене, откуда теперь доносился его бодрый голос, поучающий новичка.

В пятиминутку отдыха, когда, расслабившись, можно было остаться неподвижным в любом положении или медленно плавать на определенной высоте, тренер, как диспетчер аэропорта, назначал один из пяти ярусов для каждой группы. Вера и Пегги оказались в первой группе и первом — «желтом» горизонте. Для ориентации здесь обозначались верх и низ разной окраской: верх — голубой, низ — желтой, второй, третий и четвертый — большими цифрами на стене и жирными полосами: белой, черной, сиреневой.

В помощь гимнастам спортзал в горизонтальном и вертикальном направлениях пересекали натянутые тросы; с их помощью гимнаст легко занимал нужное положение, добирался до гимнастических снарядов и не чувствовал так сильно свою беспомощность в невесомости.

Громко, на весь зал, раздался голос Вики:

— Я чувствую себя здесь, как трюфель в пироге!..

— Какой у него завидный характер! — сказала Вера, плавая под самым желтым куполом.

Пегги отозвалась, повиснув вниз головой:

— Завидный характер? Ты уже почувствовала его очарование?

— С ним легко.

— Не всегда. Его следует принимать малыми дозами.

Вера засмеялась и почувствовала, что движется, ее потянуло к стенке; оттолкнувшись от нее ногами, она стремительно налетела на Пегги, и они закружились, обняв друг друга, задыхаясь от смеха. Наконец они натолкнулись на спасительную оттяжку и повисли неподвижно.

Пегги спросила:

— Ты не находишь, что мы как воздушные шарики?

— Сходство есть.

— Еще какое!

— У меня закружилась голова.

— Пройдет. Дыши ровней и глубже. К тяготению наши бесчисленные предки привыкали миллиарды лет, и вдруг мы, их земные потомки, вышли в космос и закувыркались в пустоте.

Они помолчали, затем Вера сказала мечтательно:

— Как хорошо сейчас дома! Я вчера вечером разговаривала с Костей и его другом Ивом, очень славный…

— Костя великолепен!

— Костя исключительная личность, я об Иве. У него необыкновенный взгляд, теплый, располагающий, и голос… Ты не улыбайся так многозначительно. Да, он мне нравится, но не больше. Ребята приглашали пройтись на яхте. На днях они кончают недельную вахту на своих островах, у них целая команда — Костя, Ив, Тосио-сенсей, возможно, и Антон… Хотя Антон не сможет, у него скоро начинаются тренировочные полеты.

— Он пилот?

— Астронавигатор.

— Космонавт?

— Да, Пегги, ужасная специальность!

— Ну, почему же. Не хуже любой другой. Самая романтическая из всех. Это не его ли корабль готовят на Лунном космодроме?

Вера кивнула:

— Да, Пегги. Мы думали провести вместе мой отпуск.

— Ну, и что же мешает?

— Водоросли. И еще мне показалось, что он хочет побыть один. Собраться. Сосредоточиться. Он сейчас на одной из биостанций Барьерного рифа.

— Только показалось?

— Почти уверена.

— Ты же ученый человек, Вера, как же, в таком случае ты не попытаешься установить истину?

— Пытаюсь. Знаю, что, когда я буду ему нужна, он придет, Пегги…

Пегги спросила, лукаво щурясь:

— Не он ли является причиной твоего выхода в открытый космос?

— Да, мне хочется узнать, что он будет чувствовать там…

Мелодичный удар гонга прервал трудный для Веры разговор.

Раздался голос тренера:

— Сейчас все на дорожку. Проведем разминку перед велосипедными гонками. Не делайте резких движений!.. Кто там запутался в сетке для волейбола? Ах, это вы, Крубер. Профессор Мендельсон, помогите Круберу обрести свободу.

Несколько человек поплыли на выручку. Вика говорил умоляюще:

— Не беспокойтесь! Я сам. Пустяки. Проклятая сетка! Для чего она здесь?

Езда на неподвижных велосипедах оказалась увлекательной спортивной игрой. Последние усовершенствования в голографии позволяли воссоздавать эффект присутствия до такой степени близкий к действительности, что при некоторой доле воображения технические шероховатости исчезали.

Велосипедисты, ахнув от изумления, неожиданно очутились на горной дороге, как оповестил тренер — в Южных Саянах. Навстречу промчался автобус на магнитной подушке, полный туристов. Вера обратила внимание, что на «горизонте» горы перерезаны белой полосой, а на склоне седой сопки можно различить жирную цифру «три». Вера скоро забыла об этой детали, так все остальное было бесподобно, и она сама стала верить, что очутилась на Земле и участвует в настоящих гонках. Впечатление еще больше усилилось, когда тренер «вышел» на шоссе и объявил об условиях соревнований, указал, где расположены питательные пункты.

— В случае выхода из строя машин, что почти исключено, вам немедленно предоставляют новую. В наших рядах следует машина технической помощи.

…Вере казалось, что она действительно мчится под уклон: в ушах свистел ветер, мелькали сосны, каменистые склоны, пестрые указатели. И как тяжело было взбираться на подъемах!

А во время спусков спидометр поднимался до ста двадцати километров!

Вера промчалась по висячему мосту, внизу ревел голубой поток, ворвалась в сырое, темное ущелье, перегнала Вику, он что-то крикнул и помахал рукой. Впереди ярким пятном светился выход из ущелья. Вера увидела, как там мелькнула красная майка Пегги. Вот и она пересекает финиш. Она пришла третьей, Вика — восемнадцатым…

Приняв душ, Вера вернулась в лабораторию. Там она застала всю комиссию

— академика и двух докторов наук. Все встали ей навстречу и, как показалось Вере, снисходительно улыбались.

— Мы знакомились с вашими выводами, коллега, — сказал академик Крейцер… — Он сделал паузу и, вытянув тощую шею, посмотрел на докторов, словно ища подтверждения своим словам.

Вера вся напряглась.

— …и, признаться, — продолжал академик, — не можем не согласиться с ними, хотя каждый из нас, как вам известно, привез свою гипотезу.

Опять Крейцер посмотрел на докторов, а те расплылись в улыбке: рыжий круглолицый ирландец О'Брайнен и мексиканец Хуан Перейра. Мексиканец смотрел на нее с любопытством и немалой долей восхищения. Он сказал по-русски:

— Мы постараемся за время, отведенное нам для работы здесь, на «Сириусе», проверить ваши выводы. Надеемся, что они подтвердятся.

О'Брайнен извинился, что знает русский не так хорошо, как его коллега Хуан Перейра, на что мексиканец с гордостью заметил, что окончил Московский государственный университет имени Ломоносова.

— Мне последнее известно, — сказал О'Брайнен, — в свое время я упустил такую же возможность, о чем не мудрено — так, кажется, я выражаюсь? — или не трудно догадаться: запас русских слов у меня чудовищно беден, обеднен, малодостаточен, что заставляет меня предложить для беседы английский, немецкий или французский.

— Какой для вас удобнее.

— В вашей гипотезе, — начал он по-английски, — есть та простота и смелость, которые почти всегда гарантируют правильность намеченного пути. Если подтвердятся ваши выводы, то откроется возможность ликвидации агрессии синезеленой водоросли там. — Он показал пальцем в пол, забыв, что «Сириус-2» вращается и в эту минуту ботаническая лаборатория своим полом обращена в сторону созвездия Козерога.

— Идея мутации вируса принадлежит моему учителю, доктору Кокиси Мокимото, и доктору Карлу Понти. Вирус… — Смущаясь, Вера стала объяснять этим светилам науки, как могло получиться, что здесь, на космической станции, вирус, живший в симбиозе с водорослью, вдруг стал ее врагом и начал убивать и саму водоросль и растения, за счет которых существовал.