Там мерцал огонек лампады, освещая строгий лик Николая Угодника. Голубев лежал с закрытыми глазами. Его лицо было белее чистой наволочки на подушке. Василий не спал.

Страдальчески искривленные губы что-то шептали. Святой подошел поближе.

-..верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедший в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз. Молю Тебя: помилуй мя и прости прегрешения мои, вольныя и невольныя, яже словом, яже делом… — молился в одиночестве искалеченный солдат-спецназовец.

Святой краем тельника бережно утер холодный пот со лба Василия…

Неделя прошла спокойно, без каких-либо неожиданностей. Обитатели Малых Кержаков успели привыкнуть к тому, что в деревне остановились двое крепких мужиков — друзья их батюшки. Практичные старушки, вынужденные из-за немощи брать наглостью, эксплуатировали Николая и Святого на полную катушку.

С банкой браги в подоле они семенили к дому Голубева.

Трогательно заглядывая в глаза, бабки просили помочь нарубить дров, подлатать прохудившуюся крышу или поставить подпорку под оседающий от ветхости потолок избы.

Серегин — городской житель — тяжело переносил неспешную, размеренную сельскую жизнь. Святой помаленьку плотничал в церкви, обновляя сгнившие стропила, вколачивая гвозди по самую шляпку с одного удара.

Его не оставляло ощущение, что кто-то постоянно наблюдает за ним. Это чувство Святой списывал на лагерную привычку. Зеки не доверяют никому, отовсюду ждут подвоха.

Правда, однажды, забравшись на конек крыши церкви, он увидел, как в кустах промелькнули двое незнакомцев, У одного из них в руках было что-то похожее на видеокамеру. Но видеокамера не пулемет, никакой непосредственной угрозы не представляет, и Святой забыл о странной паре.

Мотоциклисты в черном тоже не давали, к счастью, о себе знать. На «восьмерке» Серегина друзья сгоняли в районный центр.

Вечером во вторник скучающему Серегину с подачи деда Павла приспичило отправиться порыбачить, а точнее, устроить ночную вылазку за раками.

Речушка, протекавшая у околицы Малых Кержаков, некогда была отравлена вредоносными выбросами с военного экспериментального завода. Теперь она полностью очистилась от химикатов. Присутствие раков было вернейшим признаком выздоровления тяжело болевшей по милости военных реки. Эти привередливые членистоногие могут обитать в исключительно чистых водах.

Дед Павел, большой дока в этом специфическом виде рыбалки, предварительно разбросал у воды ободранные, подтухшие на солнце лягушачьи тушки — излюбленное лакомство раков.

Накануне раколов-неофит со свойственной всем неофитам страстью уговаривал приятеля составить ему компанию, — Скакнем в райцентр, закупим пива канистру. Сварганим костер, раков в ведре наварим. Романтика! агитировал Николай, словно менеджер по туризму. — Не артачься, командир. Рядом ведь с деревней. Васькин дом от реки виден. Да и перед дедом неудобно. Лягушек целый день лупил, возился с тухлятиной.

Предчувствие опасности — древнейший инстинкт, заложенный в человеческое нутро природой. Умение прислушиваться к нему вырабатывается суровыми испытаниями, такими, например, как война или работа в экстремальных условиях. Люди, чьи профессиональные обязанности сопряжены с постоянным риском, доверяют своему внутреннему голосу.

Внутренний голос Святого советовал отложить ночной пикник.

— Полюбуйся! — Николай ползал на четвереньках вдоль самой кромки воды. — Динозавры, а не раки! Ступай сюда, голубчик!

Очередная усатая добыча, двигая клешнями, летела в оцинкованное ведро.

— Заповедник уральских лобстеров! Нетронутые залежи деликатесов! радовался как ребенок Серегин, хватая следующую жертву. — Решено: открываю фирму в Малых Кержаках! Консервный завод «Серегин и компания». Прямые поставки отборных раков в лучшие рестораны Европы и Америки. Дед Павел коммерческим директором будет!

Старик, мало что понимавший из восторженного бормотания Николая, на всякий случай угодливо посмеивался:

— Сдюжу и директором, — А что?

Карманным фонариком дед Павел слепил выползающих из воды членистоногих.

— Глянь, вона бабай здоровенный тикает! — сказал старик и поддел клюкой огромного рака, по размерам приближающегося к пресловутому канадскому собрату.

— Командир, знаешь, сколько лобстер в московском кабаке стоит? спросил Николай.

— Откуда же мне знать? Вот пайка да баланда — в этом я специалистом стал. Это ты у нас ресторанный завсегдатай! — усмехнулся Святой.

— Восемьдесят баксов порция! И то места знать надо, — тоном завзятого посетителя валютных пунктов общественного питания сказал Серегин. — Их самолетами из Канады и Штатов привозят. Обкладывают льдом, засыпают в ящики и загружают в багажные отсеки «Боингов». — Он поставил полное, шевелящееся грудой клешней, усов, хвостов ведро перед Святым. — У меня была одна, в Шереметьево-2 трудилась.

— Лучше скажи, где у тебя подруг нету? — иронично спросил Рогожин, подбрасывая заранее наколотые сухие сосновые щепки в костер.

— Не поверишь, командир! Даже в морге!

Дед Павел украдкой перекрестился.

— Некрофилией увлекаешься? — продолжал донимать болтливого приятеля Святой.

— Патологоанатомом! — обиженно протянул Серегин. — Дама в годах, но от близкого общения с мертвецами старается жить, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы.

Чрезвычайно активна!

— Ну и бабник же ты, Колян! Умрешь от истощения.

Твоей паталогоанатомше расчленять будет нечего. Кожу и кости похоронят, а кое-что в банку со спиртом опустят. Чтоб студенткам медицинского института показывать.

— Они в обморок пачками падать будут! — торжественно заявил донжуан.

— От страха?

— От горя!

— Ох, и хвастун ты, Коляша! — расхохотался Святой, признавая свое поражение в словесном поединке с другом. — На эстраду иди выступать! Хазанова переплюнешь!

— Там тоже мафия! — авторитетно произнес Серегин. — Но это неинтересно. Лучше про Шереметьево дослушай…

Доставили, значит, лобстеров из Канады, таможенник сунулся груз проверять. Не наглотались ли они героина! Бдительный парень был. Ступил ногой на ящик, чтобы получше лобстеров рассмотреть, — и поскользнулся. Когда падал, штаны порвал, а раки эти как на грех, проснулись. И давай клешнями чах-чах…

Николай выразительно задвигал пальцами.

— Заели парня! — выдохнул дед Павел. Как часто бывает в его возрасте, шуток старик не понимал совершенно.

— Хуже, отец! — вздохнул рассказчик. — Отсекли стражу границы детородный орган.

— Это ж как понимать?! — в ужасе вымолвил дед. — Подчистую?

— Нет. Пенек остался! — Серегин не выдержал и расхохотался. — Ставь ведро на огонь. Расползаются твари!

Несколько самых шустрых раков, которые, видимо, подозревали о своей скорбной участи, сумели выбраться из ведра по своим менее активным собратьям. Угрожающе клацая клешнями, они пятились к воде.

Дед Павел бросился ловить беглецов, но споткнулся о корягу и растянулся на песке. Поднимая и отряхивая деда, Серегин великодушно сказал:

— Отпустим шустряков. Уважаю сильные личности! А на закуску слабаки пойдут. Закон жизни, отец! Слабых съедают первыми!

С берега, где расположились друзья, деревня действительно была как на ладони. Русло реки проходило по низменности, на отлогих склонах и примостились избы Малых Кержаков. В ночной темноте угадывались контуры строений, освещенные мертвенным лунным светом.

Старики ложились рано и вставали с петухами, поэтому в деревне не было ни огонька. Фонарные столбы, когда-то спасавшие улицы Малых Кержаков от темноты, давно уже держались на честном слове.

Летние ночи на Среднем Урале удивительно тихие. Разве что комар пропищит, захлопает крыльями ночная птица да плеснет на прибрежный песок речная волна.

Святой смотрел на танец огня, как, наверное, смотрели его далекие-далекие предки. Он подбрасывал в костер дрова и глядел на искры, которые крутились и гасли в воздухе.