Мороз стоял 25 градусов. Выскочив из сугроба, Анатолий Ефимович, ухая и ахая, обтерся снегом и на мгновение замер, любуясь огромным звездным небом над головой и наслаждаясь оглушительной деревенской тишиной. Не к месту вспомнив императив Канта, Уголь дернул дверь, пытаясь попасть обратно в баню. Он дергал еще и еще, все еще надеясь, что это просто чья-то злая шутка. Осознание создавшегося положения пришло не сразу. Один из самых влиятельных людей государства стоял в ста километрах от Москвы абсолютно голый, если не считать фетровой банной шапки на голове, без всякой надежды выбраться из создавшейся ситуации. М-да, уж.

— Ира, пусти, — прошептал он и заколотил в дверь, — Ирина Владимировна, откройте, умоляю.

Но Ирочка парилась в бане под Джо Дассена и ничем помочь не могла.

Анатолий Ефимович поднял голову вверх и завыл по-волчьи. На мгновение ему показалось, что на небе возник лик Марии Львовны. Лик ехидно улыбался.

— Мама!

Ключи от дома, сотовый телефон лежали в бане. Огней в деревне видно не было, только вдали раскачивался одинокий фонарь. Стало по-настоящему страшно. Мороз забирался под кожу. Внезапно послышался шум мотора, и вдали блеснули фары. Уголь не раздумывал — это был единственный шанс спасти себя. Сначала легкой рысью, потом все быстрее и быстрее он рванул на свет. Анатолий Ефимович, так и не познав женской ласки, бежал, прикрыв шляпой причинное место, бежал, спасая себя для дальнейшей жизни и работы на благо Отечества.

Последний рейсовый автобус, пыхтя и поскрипывая изношенной резиной, подошел к остановке. Иваныч открыл заднюю дверь и выпустил бабу Нюру с кучей сумок и свертков. До райцентра оставалось где-то час ходу по такой дороге. А потом сразу домой. Жена, Катерина, нальет положенные после рейса 100 грамм, и к телевизору. По первой программе боевик американский должны крутить. То, что в автобус мимо обалдевшей бабы Нюры заскочил абсолютно голый человек, он не заметил. Иваныч закрыл дверь и автобус тронулся.

Анатолий Ефимович всю свою жизнь думал, что одежда служит для создания статуса. Дорогие костюмы и смокинги, сшитые в одном из самых престижных ателье Лондона, он всегда носил с подчеркнутой небрежностью, свойственной только очень богатым и влиятельным представителям западной цивилизации. О том, что одежда нужна для тепла, Уголь догадался только сейчас, запрыгнув в заднюю дверь старенького ЛИАЗа. Тяжело дыша после бега и стуча от холода зубами, он протер запорошенные снегом глаза и огляделся.

В автобусе находилось не более десятка пассажиров. Большинство из них дремало, уткнув носы в воротники. Одна пожилая дама читала. На последнем сидении храпел абориген в ватнике. Возле него валялась пустая бутылка из-под пива. Бутылка противно каталась по салону, все время пытаясь попасть по ногам Анатолия Ефимовича. Уголь, зачем-то подобрав ее, двинулся вперед к водителю. С места кондуктора поднялась толстая женщина с сумкой, полной катушек билетов и перегородила проход. Присмотревшись, она ухмыльнулась:

— Судя по всему, билета у тебя, бедолага, нет.

Анатолий Ефимович не нашел ничего лучшего, как ответить:

— Я — депутат Государственной Думы и имею, поэтому право на бесплатный проезд в общественном транспорте. 

Кондукторша обалдела:

— И где же ты удостоверение прячешь, алкаш заезжий? Небось, под шляпой.

— Я вам сейчас все объясню. Только остановите автобус.

— Щас. Мы идем строго по расписанию, — затем без всякой логики кондукторша закричала, — Иваныч, тормози, у нас заяц!

«Вот и Ирочка меня так называла», — почему — то вспомнил Уголь.

Иваныч поглядел в зеркало заднего вида и присвистнул:

— Ого! Таких косых у нас уже давно не бывало. Нет уж Семеновна, меня супруга ждет, разбирайся сама. К тому же, куда его на мороз с голой жопой.

— Господа, — просипел Уголь, — у меня форс-мажорные обстоятельства. Помогите! Дайте хотя бы какие-нибудь брюки.

— Алкашные у тебя обстоятельства, — кондукторша, подумав, прошла в конец салона и сняла с запасного колеса старое, рваное одеяло, — на, хоть срам прикрой.

Автобус, разрезая снежную круговерть, упрямо шел вперед, унося бывшего вице-премьера России, закутанного в пропахшее мазутом одеяло все дальше и дальше от прекрасного коттеджа, от бани с дубовыми веничками, от уже начавшей сходить с ума Ирочки, от прежней, богатой и понятной жизни, унося в неизвестность.

Нина Степановна всю жизнь проработала учительницей русского языка и литературы в сельской школе и всегда этим гордилась. Гордилась тем, что готовила к новой жизни будущих строителей коммунизма. Гордилась речью самого Сталина сказавшего на съезде партии, что Великую Отечественную войну выиграл сельский учитель. Гордилась до перестройки. Когда страну возглавил лысый человек с бесовским пятном на голове, жизнь Нины Степановны рухнула. Нет, она готова была терпеть очереди за продуктами, в войну еще и не то было, готова была терпеливо переносить наступившую потом инфляцию и нищенскую зарплату. Но появление на свет поколения «пепси» Нина Степановна перенести не смогла. Ученики перестали любить Маяковского и Багрицкого, плевали на Пушкина и Достоевского и смеялись над молодогвардейцами и Макаром Нагульновым. И Нина Степановна ушла в себя. Точнее в свои любимые книги. Только погрузившись в неторопливые события 19 века можно было отдохнуть душой. Вот и сейчас, трясясь в прокуренном автобусе, она держала на коленях томик Тютчева. Голого человека, ворвавшегося в автобус на остановке «Сады» Нина Степановна узнала сразу. Все-таки новости по телевизору она смотрела регулярно, так как приход Путина к власти дал ей какие-то ожидания на возврат прежней жизни.

Подождав, пока кондукторша разберется с зайцем, Нина Степановна подошла к новому пассажиру:

— Господин Уголь, если не ошибаюсь? — спросила она, и, не дожидаясь ответа, врезала ему по морде.

Анатолия Ефимовича по лицу никогда не били. Он, бывало, прикладывал руку. Прислуга не так стол накроет или охрана провинится. Ну так, это же дело житейское. А тут ни с того, ни с сего!

— За что, — прошептал Уголь.

— За все, — спокойно ответила ударившая его женщина и села на свое место.

Появление известного человека всегда вызывает нездоровый интерес у толпы. У него пытаются взять автограф, украсть детали одежды или просто дотронуться. Анатолий Ефимович был знаменит на всю страну, поэтому, когда его личность была опознана общественностью, вокруг Угля собрались все пассажиры автобуса, за исключением мужика, спавшего беспробудным сном на заднем сидении.

— И точно — он. Прихватизатор наш главный. Вот чудеса!

— Каждому по «Волге» обещал, сука.

— Сейчас, дырку от бублика тебе, а не «Волгу».

— Товарищи, если уж нам так повезло, давайте хоть яйца ему отрежем для получения морального удовлетворения, — маленькая интеллигентная женщина в очках уцепилась за остаток волос Анатолия Ефимовича.

— Сейчас будут бить, — с тоской подумал Уголь, но его спас Иваныч, резко ударивший по тормозам, да так, что все попадали.

— Ша, я сказал! Быстро сели по местам. Сначала разобраться надо, а потом уже по морде лупить.

— А че тут разбираться, — прокричала кондукторша Семеновна, — вор он и есть вор. Там на верху, кроме Путина, конечно, честных людей днем с огнем не найдешь. Этот тип у нас все отнял десять лет назад, а мы его бесплатно катаем! А ну отдай одеяло, сукин сын.

Семеновна стала стягивать одеяло с Анатолия Ефимовича. Тот бешено сопротивлялся.

— Позвольте вам возразить. Десять лет назад страна стояла на пороге гражданской войны. Я фактически спас Россию. Идиотка, отдай одеяло! — с трудом победив в борьбе за собственность, Уголь продолжил. — Зачем вам раздали ваучеры, господа хорошие? Чтобы купить на них акции предприятий и жить потом на дивиденды. А вы? Пропили, продали за ящик водки свое будущее.