– Красивое имя – Ариадна, – шепотом обратился Малышев к актрисе. – А уменьшительное есть?

Она улыбнулась своей знаменитой улыбкой, по которой ее узнавали в любом гриме. Улыбка недвусмысленно намекала на возможность немедленного грехопадения:

– Есть. Но мне не очень нравится – Ада. Слишком инфернально.

– Ну, почему же… Девять кругов Ады – звучит заманчиво. Ада. Отрада. Награда. Услада…

– Смело! – оценила собеседница, тихонько засмеявшись.

Смех уже не намекал на грехопадение. Он просто требовал его. «А может, праздник все-таки удался?» – подумал Малышев.

– Так выпьем же за великую и нерушимую империю «Росинтера»! – возгласил тамада, и будто сказал «отомри» – загомонил, зазвенел, зашевелился замерший было зал.

Выдержать пафос первых тостов – дело не из легких. Но тех, кто выдержит, ждет приятный бонус.

Когда участники застолья уже достигли нужного градуса, когда раскованы и оживлены речи, когда слабеет центростремительная сила коллективного веселья и образуются группы и группки о чем-то своем говорящих людей, начинается самое интересное.

Можно пристать к одной компании и провести остаток вечера за спорами о перспективах рынка стального проката, можно обсудить с другой компанией чрезмерную тягу стареющих кутюрье к тематике семидесятых, продемонстрированную на последних дефиле в Париже. Но лучше всего двигаться от компании к компании, от столика к столику, из Зеркального зала – в сигарную комнату, из бильярдной в танцзал – и слушать, слушать, слушать…

– Значит, завтра поднимаю документы, – быстро чиркает в блокнотике брюнетка в бледно-лиловом платье, – Линию защиты будем вырабатывать вместе с Чарушиным.

– Хорошо, Тамара. Пометь сразу несколько моментов. Первое – постарайтесь акцентировать внимание на том, что в девяносто шестом генпрокуратура уже давала свое заключение по аукциону. Второе – мы соблюдали те законы, которые действовали в тот момент. И даже если это были неправильные законы – обратной силы они не имеют.

– Да, Олег Андреевич, поняла.

Брюнетка в бледно-лиловом платье – директор правового департамента «Росинтера» Тамара Железнова. Юридическая чистота сделок, защита интересов Корпорации в судах и контролирующих органах – ее епархия. С первых дней создания «Росинтера» она – рядом со Старцевым.

– Но все это – завтра, – напоминает ей шеф, – А сегодня у нас – праздник.

Тамара улыбается, гася ресницами золотые искры в глазах. Знает она эти праздники накануне войны…

– …Скажи мне, Овсянкин, что у нас с договором на реструктуризацию долга «Bank of New-York”? От них все документы пришли? – спрашивает Малышев, покусывая шпажку от канапе.

Веселый кудрявый толстяк, председатель правления Росинтербанка Паша Овсянкин, известный в Корпорации под кличкой Овсянкин-сэр, жизнерадостно улыбается:

– Нет еще, Сергей Константинович… Ой, мама, выньте вы изо рта эту гадость, я вас прошу! – он страдальчески морщится, глядя на изжеванную шпажку, – Вы сейчас испортите все зубы…

– Паша! – выкинув к черту никуда не годную штуковину, Малышев нежно берет его за лацкан, – Не стоит волноваться за мои зубы. Лучше напряги свой нетрезвый мозг и ответь – почему не пришли бумаги? В чем проблемы?

– Так нет никаких проблем, Сергей Константинович! – пожимает плечами толстяк, – Все по плану. Юридическая экспертиза. Недовольных нет. Новых требований никто не выдвигал.

– Ага, – бормочет Малышев.

Недовольных нет, значит. Еще бы! Партнеры должны быть счастливы, что после дефолта и последующей реструктуризации банка получили назад хотя бы двадцать процентов денег, оказавшихся на счетах банка в августе девяносто восьмого. Клиенты многих других структур, дотла прогоревших в кризис, не получат и этого. Посему – недовольных нет.

– Я прошу прощения, Сергей Константинович, – Овсянкин-сэр осторожно высвобождается из цепких рук шефа, – А вон та фея в серебристом платье не вас ли случайно ищет?

Рассеянно с кем-то кокетничая, Ариадна Кукулина глаз не сводит с Малышева.

– Что? А, да. Спасибо, Паша, – невпопад отвечает президент банка, направляясь к даме сердца…

…В углу Зеркального зала за одним из маленьких столиков Старцев беседует с худощавым гражданином в круглых очках, с эспаньолкой и наголо бритым черепом:

– Вот коротко суть заявления. Теперь, Леонид, я хочу, чтобы вы до десятого подготовили обойму материалов для газет. Месседж следующий: нельзя допустить, чтобы был создан прецедент национализации частных предприятий. Если государство намерено ужесточить контроль над продажей госсобственности – пусть ужесточает его сегодняшним числом. Ясно?

– Так точно, Олег Андреевич, – кивает бритый господин, – Один вопрос – от лица Корпорации мы какие-нибудь заявления делаем?

Леонид Щеглов – директор департамента информации и общественных связей Корпорации – бывший сотрудник ГРУ, капитан запаса.

– М-м-м… – хмурится Старцев, – Не знаю. Надо думать. К десятому решим, отдыхай пока.

– Есть отдыхать! – отвечает Щеглов.

– Какая песня чудесная! -улыбается Ариадна, мечтательно щурясь.

Песня действительно замечательная. Что ж, война войной, а праздник праздником.

– Так пойдемте, потанцуем, – галантно предлагает Малышев.

В танцзале полутемно и народу негусто. Играет живой оркестр, пары слаженно скользят по натертому паркету. Это вам не дрыгалки в дискотечном чаду.

Ариадна выразительно прижимается грудью куда-то к солнечному сплетению. Сверху Малышеву виден только пробор в волосах и много-много тугих локонов.

– О! – говорит Ариадна, чувствуя, как легко ведет ее Малышев, – А вы отличный партнер!

– Спасибо. Жаль, что это не слышит Олег.

– Олег – это Старцев, да? – переспрашивает Ариадна, поднимая глаза и стараясь повернуться чуть боком – ей не раз говорили, что в таком ракурсе ее божественный носик смотрится особенно выигрышно, – Вы с ним партнеры, да? Меня всегда удивляет, как люди могут годами работать вместе. Я вот чуть не на каждой картине с режиссером ругаюсь. Не потому, что я какая-то особенная стерва. Просто, работа напряженная, все на нервах… А вы с господином Старцевым давно работаете?

– Давно. Девять лет. С момента основания.

– Минуточку, – Ариадна морщит лобик, – Так ведь корпорации сегодня только семь исполняется…

– Ну, я имею в виду основание другого проекта…

Она кивает и чуть теснее прижимается плечиком:

– И ни разу не ссорились?… А, понимаю – вы, наверное с детства дружите. У мужчин почему-то такая дружба – самая крепкая…

– С детства мы дружим с Сашкой, – поправляет ее Малышев.

– Сашка – это кто?

– Это вон тот, мелкий. Губернатор одного маленького, но очень гордого автономного округа. – Малышев кивает в сторону Денисова, интимно хихикающего с какой-то дамой в противоположном конце зала, – Хотя, с Олегом мы тоже как-то на новогоднем утреннике вокруг одной елочки скакали. Он был мушкетером. А я, знаете ли, зайчиком.

Ариадна смеется, оценив шутку. Зайчик из долговязого Малышева – ну просто никакой!…

Впрочем, тогда он долговязым не был. Он был маленьким, и в шапочке с непомерно большими ушами смотрелся, судя по фотографии, трогательно.

Рядом с ним на фотографии стоял и мушкетер – с нарисованными усами и бородкой, в грамотно сшитом костюме и даже в шляпе с перьями. Бог знает, из чего их сделали. Хмурый, не по годам серьезный. Они не дружили тогда, да и не могли дружить – Олегу было двенадцать, зайчику Сереже – всего четыре.

Знакомы были их матери – когда-то, в студенчестве, считались подругами. Потом навалилась работа, появились мужья, дети, женщины виделись все реже… Словом, обычная история непрочной женской дружбы. Мама Олега доставала билеты на кремлевскую елку, однажды предложила билетик и Малышевым. Там и была сделана фотография.

Родители Сергея, не имея особых связей, жили скромно и звезд с неба не хватали: мать преподавала право в сельскохозяйственном институте, отец там же читал лекции по истории КПСС. Олегу в смысле родительских связей повезло больше: отец занимал хоть и скромную должность, но не где-нибудь, а в комитете по военно-техническому сотрудничеству при министерстве внешнеэкономических связей.