Глаза трансценденталов в двадцатый раз за это утро остекленели, словно превратившаяся в лед вода. Несколько мгновений спустя они вернулись к реальности зала собраний и к Данло, терпеливо сидящему на своей подушке.

– Решение принято, – с неловким, почти смущенным видом сказал Изас Лель.

– Да? – не дожидаясь продолжения, откликнулся Данло.

– Решено, что вопрос о предоставлении вам информации о Таннахилле должны решать все Трансцендентальные Единства.

– Понятно.

– Кое-кто полагает, что будет полезно, если вы при этом войдете в Поле и вступите с Единствами в контакт.

– Правда?

– Но другие, к сожалению, так не считают.

– Понятно.

– Вопрос о вашем допуске в Поле тоже решить не так просто. Но мы решили, что такое решение принять необходимо.

– Значит, вы решили… только это?

– Да, пилот, к сожалению. У нараинов нет единственного правителя, как у вас в Ордене. Мы тщательно обдумываем свои решения, и нам это нелегко дается.

– Да, – согласился Данло. – Нелегко.

– Поэтому мы просим вас подождать, пока мы не примем решения относительно вашего допуска в Поле. Вы согласны подождать еще немного, Данло ви Соли Рингесс?

Трансценденталы смотрели на Данло и ждали, какое решение примет он. Данло наклонил голову и сказал:

– Хорошо, я подожду, если вы так хотите.

– Отлично, – сказал Изас Лель. – Для вас приготовлена квартира. Робот отвезет вас туда.

При этих словах красные пластиковые двери зала растворились. Пустой робот подкатил к Данло и остановился в нескольких дюймах от него. Данло понял, что его встреча с трансценденталами окончена. Он встал с подушки, спрятал флейту обратно в карман и поднял с пола образник. Устроившись на сиденье робота, он повернулся спиной к семи любопытным трансценденталам и мог теперь без помех наблюдать, какие знаки подает ему заслоненный от посторонних глаз Эде. Светящиеся пальчики Эде мельтешили, как крылатые насекомые, и смысл их движений был ясен: “Остерегайся входить в то место, которое они называют Полем. Берегись Лиесвир Ивиосс и ее Единства, Шахара”.

– Почему? – прошептал Данло.

– Здесь много таких, кто не хочет, чтобы ты попал на Таннахилл, – ответил знаками Эде. – Они попытаются удержать тебя в этом Поле. Как пчелу, которая вязнет в нектаре огнецвета. Как бабочку, летящую на огонь.

Данло закрыл глаза, подумал немного и прошептал: – Понятно.

– Покинем эту планету, пока еще можно, пилот. Пока еще не поздно.

– Нет. Я пока не могу улететь.

– Пусть тогда Трансцендентальные Единства принимают свое решение без тебя. Не надо тебе входить в это Поле.

Данло, улыбаясь про себя, потер шрам на лбу. Голова болела.

– Я должен, – шепотом сказал он. – Я сделаю это, если можно будет.

Тут робот почти бесшумно двинулся с места, выкатился в открытую дверь и поехал по ярким пластиковым коридорам, ведущим на улицы города Ивиющфа.

Нет материи без формы, и нет форм,

которые не зависели бы от материи.

Поговорка цефиков

В ожидании решения Трансцендентальных Единств Данло выделили квартиру на семнадцатом уровне города, с видом на широкий и людный бульвар Элиди. Квартира эта, как он вскоре выяснил, ничем не отличалась от других жилищ Ивиюнира; нараинам, как скутарийским нимфам в их кормительных ячейках, много места не требовалось. Здесь, разделенные тонкими перегородками из белого пластика, помещались ванная, туалет, где едва хватало места присесть на корточки, контактная комната почти такого же размера, спальня и варварский пережиток – кухня.

Есть в одиночку Данло всегда считал чем-то постыдным, но нараины придерживались другого мнения. Обществу они предпочитали удобство; проголодавшись, они подавали команду домашним роботам. Те включали на кухне лазерные печки, и через несколько секунд хозяева, расположившись на белых синтетических ковриках в спальне, поглощали в одиночестве невкусную еду машинного приготовления. Это был незавидный образ жизни, но, как сказал Данло Изас Лель, за нараинов жили их роботы.

В свободное время Данло пытался обнаружить в городе хоть какие-то признаки жизни человеческой, но проявления теплого, сочного, плотского быта встречались здесь очень редко.

Нараины не обсуждали в ресторанах свежие новости, не встречались с друзьями в парках, кафе и магазинах. Во всем городе он не нашел ни единого парка или площади, где люди могли бы пообщаться. Он не раз пытался заговаривать с прохожими обоего (трудноопределимого) пола на улицах, но никто не желал вступать с ним в разговор. Все проходили мимо него так же поспешно, как мимо друг друга.

Эта холодная взаимная изоляция поражала, а между тем Данло не чувствовал неприязни друг к другу или прирожденной мизантропии, присущей, например, эталонам из сектора Бодхи Люс. Их необщительность он приписывал скорее застенчивости. Казалось, что их никогда не учили смотреть друг другу в глаза, спрашивать, как дела, улыбаться, смеяться и открывать сердца навстречу сердцам любимых, и радоваться свету, излучаемому душами других людей. Посторонний, прогулявшись по пластиковым тротуарам бульвара Элиди, скорее всего усомнился бы в том, что погруженные в себя существа, спешащие мимо в своих синтетических кимоно, – это люди. Он счел бы их не совсем живыми или, хуже того, решил бы, что они смахивают на роботов больше, чем настоящие роботы. По-своему он был бы прав. Для настоящего нараина пребывание в материальном мире, cap эн гетик, не отождествлялось с подлинной жизнью. Нараины, по существу, жили лишь для того, чтобы поскорее вернуться в свои опрятные квартирки, надеть на себя серебристые шлемы и улечься в контактных комнатах.

Там, в этих темных каморках, лежа друг над другом, как трупы на похоронном корабле, миллионы горожан закрывали глаза и входили в сверкающие пространства Поля, где сливались воедино. Одни искали кибернетического блаженства самадхи, другие – интеграции с высшими существами, немногочисленных третьих интересовал в основном обмен информацией.

Лишь после опасного для жизни общения с группой молодых экстремалов, называвшихся, судя по татуировкам на лицах, Ангелами Смерти Эде, Данло начал понимать нараинов и постигать их парадоксальный образ жизни. Взаимная отчужденность на улицах только усиливала сознание общей цели, которое они испытывали в Поле. Цель эта оставалась для Данло неясной, хотя пару раз ему казалось, что он почти разглядел ее, как белого медведя на морcком льду. Если бы ему разрешили входить в Поле свободно, как любому из нараинов, он мог бы познать эту массовую галлюцинацию во всей ее гордыне и ужасе, но в контактной комнате его квартиры шлема не было. Трансценденталы предоставляли ему полную свободу, за исключением одного, единственно важного ее аспекта. Ему велели ждать решения Трансцендентальных Единств, и он ждал.

Чтобы скоротать время, он учил слова и грамматику современного иштвана. К этому его побуждали как досуг, так и необходимость. Здесь, в Ивиюнире, ничто не мешало ему носить с собой образник и пользоваться его лингвистической программой для разговоров с теми немногими, кто соглашался с ним поговорить. На Таннахилле это было бы невозможно. Там использование образа Николаса Дару Эде в качестве переводчика сочли бы кощунством.

– Вас могут убить на месте, – предупреждал Данло Изас Лель. – Достойные Архитекторы отберут у вас образник и разорвут вас на части!

Учить иштван для Данло не составляло особого труда – ведь это был один их правнучатых вариантов древнеанглийского, который Данло выучил еще послушником… Со своей феноменальной памятью он запросто запоминал по тысяче слов каждый день и вскоре обнаружил, что может говорить с нараинами без помощи образника.

Но Эде по-прежнему просил Данло брать его с собой на прогулки, и Данло из странного чувства лояльности соглашался. Правда, теперь, немного освоив язык, он пропускал мимо ушей и перевод Эде, и его нескончаемые, крайне утомительные зловещие предсказания. Настал день, когда трансценденталы прислали за ним ярко-желтого робота. Тот, провезя Данло по бульвару Элиди и другим магистралям, вновь доставил его в святилище трансценденталов. Данло увидел те же коридоры, местами поросшие голубоватым грибком, и тот же зал собраний. На стенах и потолке пылал все тот же фиолетово-красный закат, в центре у красной подушки стоял хромированный чайный сервиз, пустоглазые трансценденталы в золотых шапочках на голых черепах все так же сидели в своих роботах. Только цветы, экзотические оранжево-лазурные цветы в двух пластиковых вазах рядом с подушкой завяли и сделались черными. Трансценденталы, видимо, не заметили этой маленькой смерти. Они наверняка бывали в своих квартирах, чтобы помыться и поесть, но казалось, что они за все это время не двинулись с места.