Эми выпалила название песни, в тот момент звучавшей по радио. И тут же возненавидела себя. Как она могла сказать такую глупость? Теперь отец решит, что она тупица.

Хотя он уже и так это понял.

Но выражение его лица не изменилось, голос прозвучал ровно:

— Отлично! Давай раздобудем эту запись.

— Для программы? Но там же слова. Мы не можем брать музыку со словами!

— Тогда мы ее перепишем.

Он остался на три дня, и впервые за два с половиной года, что Эми прожила здесь, она почувствовала, как внимательны к ней стали ее тренер и хореограф.

Отец взял напрокат пару коньков и вышел на лед.

— Я не знала, что ты умеешь кататься, папа, — удивилась Эми.

— По местным стандартам, конечно, нет, — ответил он. — Но в детстве я все время играл в хоккей. После того как на ферме замерзали пруды, мы только этим и занимались.

— Я не знала.

— Да? — Он покачал головой. — Поэтому-то я и получил стипендию Родса — я играл в хоккей, приходилось быть не только умным, но и спортивным. Если бы я не катался на коньках, то не поехал бы в Оксфорд и не встретил бы твою мать, и где бы тогда была ты?

Эми пожала плечами. Странно — она не знала, что он умеет стоять на коньках, а ведь в фигурном катании была вся ее жизнь.

Но хоккей на льду не шел н в какое сравнение с соревнованиями фигуристов, поэтому поначалу она сопротивлялась его предложениям. Он все никак не хотел понимать, насколько важны прыжки.

— Но, папа, — повторяла она, — судьи смотрят на прыжки!

Во всех остальных семьях про прыжки знали. Это начинало сводить ее с ума. Родные других фигуристов приходили смотреть соревнования, некоторые матери посещали каждую тренировку. Она понимала, что ее семья не такая, что они не похожи на остальных, но папе не нужно было вести себя так, будто он знает, о чем говорит. Он же не знал.

Должно быть, отец почувствовал ее настроение. Он остановился, взял ее руки в свои и притянул поближе.

— Я знаю, что ты со мной не согласна, но что тебе стоит ненадолго сделать вид? Как только я уеду, можешь сразу же вернуться к привычному катанию.

Она чувствовала прикосновения твида его пиджака к своим рукам. В этом твиде переплетались синий и зеленый цвета, а декоративные заплатки на локтях были светло-коричневые. Для мужчины руки у него были изящные, и от них шло тепло.

Эми вспомнила, как он занимался с Йеном математикой. Это было в последний год ее жизни дома. Йен, который, казалось, был способен выучить иностранный язык быстрее, чем она читала по-английски, с математикой не ладил.

— Ничего, справимся, — смеялся их отец, и вечер за вечером они сидели в заваленной книгами гостиной, кряхтя и корча гримасы. Но высший балл Йен получил.

И вот теперь ее папа, который стоял на коньках только в детстве, был рядом и помогал ей.

Эми захотелось поверить ему. Не надо раздражаться, ведь он специально приехал сюда, но что он знает про ее спорт? Она глянула через плечо на своего тренера.

Это было ошибкой, она поняла это в ту же секунду. Она давала ему понять, что мнение тренера значит для нее больше, чем его.

Что ж, может, и так.

Тренер неожиданно поддержала ее отца.

— Представь, что ты профессионалка, выступаешь в ледовом шоу, — предложила она. — В ледовом шоу не надо волноваться из-за судей.

Никто и никогда еще не говорил с Эми о профессиональной карьере. Лучшие девушки уже получали цветы от ледовых шоу и агентств, но не Эми.

— Ты можешь это представить? — Голос отца звучал мягко.

— Да.

Самый важный элемент программы — она сама, сказал он. Ни музыка, ни костюм, ни даже прыжки, только она. Он хотел искренности, полной искренности.

— Тебе нравится это движение? Ты не сможешь его выполнить, если оно тебе не нравится. Никто в тебя не поверит, если ты сама в себя не поверишь. — Он говорил о чувствах и о том, что надо передать зрителям свои эмоции. — Заставь их почувствовать это!

Но прежде всего она должна быть самой собой.

— Возможно, все было бы проще и лучше, если бы у тебя были способности к прыжкам, но этого у тебя нет. И если ты будешь притворяться, все равно ничего не выйдет.

Благодаря отцу она поняла, что та мелодия понравилась ей, потому что была бодрой, полной энергии. В первый же вечер он нашел пианино и принялся наигрывать еще необработанное попурри из трех средневековых немецких народных песен. Эми они безумно нравились. Хэл играл их снова и снова, пробуя разнообразные способы аранжировки. Эми слушала не отрываясь.

— У тебя великолепный слух, — сказал он через час, покачав головой. — Не знаю, почему я не замечал этого раньше? Я думал, что из всех вас слух есть только у Йена.

Всю жизнь она слышала, что у Йена такие способности к языкам, потому что он обладает почти гениальной способностью запоминать и воспроизводить звуки. Странно и удивительно было слышать, что ее слух сравнивают с его.

Они записали немецкие песни, а на следующее утро соединили все наработанное накануне с новой музыкой. Затем Хэл соединил музыку и прыжки — чтобы они стали осмысленными. И Эми поняла, что она всегда ненавидела в прыжках — то, что они никогда не имели отношения к музыкальному сопровождению. Но теперь музыка, казалось, сама поднимала и вращала ее.

— Каким образом происходит прыжок? — спросил отец. — Что заставляет тебя вращаться? Как это делается с точки зрения техники?

Техники? Эми ничего об этом не знала. В этом хорошо разбирался Йен, а не она.

Отец поговорил с тренерами, и они дали ему почитать специальные статьи.

— Последние исследования в области прыжков, — сообщил он потом Эми, — показали, что важна сила торса, и тут мы можем поправить дело.

И Эми стала работать со штангой.

Она это ненавидела. Как же она это ненавидела! Катание на коньках имело отношение к скорости, красоте и чувствам, к тому, как грациозно поднять руку и вытянуть ногу и как ощущать красоту линии. Работа со штангой была тяжелой и нудной, и она с трудом выполняла ее.

Обойтись без этого было невозможно, но удовлетворения это приносило мало. Эми не могла нарастить слишком большую мускулатуру, поэтому ей нужно было стремиться к поднятию как можно большего веса. Вместо этого она без конца повторяла одни и те же движения. И не важно, под какую музыку она это делала или кто оказывался в это время в комнате, чтобы поболтать. Она не переставала ненавидеть штангу, а до этого в тренировках для нее не было ничего неприятного.