Она завернута в полотенце. Кого не потянет к красивой женщине, завернутой в полотенце? Не только красивой, но и знаменитой и невероятно ладной. Кто бы ее не захотел?

Он, вот кто. С каких это пор он стал падок на красоту и славу? Хотя ладность, надо признать, имеет свои достоинства.

И все же ничего хорошего это не сулит. Он приехал сюда ради матери и сестры, ему надо убедиться, что с мамой все в порядке, и попытаться заставить Холли хоть немного расслабиться.

Он хотел, чтобы его мать была счастлива, — вот что его заботило. Двое из детей Хэла очень тяжело переживают вторую женитьбу отца. Поэтому попытка Джека соблазнить номер третий не поможет мирному слиянию их семей.

Значит, его инстинкты ошибаются.

Но его инстинкты никогда не ошибались.

Одним ловким движением Эми завернулась в одеяло, а затем вытянула снизу влажное полотенце. Наклонилась вперед и обернула его вокруг головы на манер тюрбана. Выпрямилась. Шея у нее была грациозная, лебединая.

Он вроде бы не должен замечать подобные вещи.

Что в ней так притягивало его? Была ли она весела, добросердечна и мудра? Прошедшей ночью он все время слышал приглушенный смех, им с Холли было весело вместе. Во всех статьях об Эми говорилось о ее благотворительной деятельности, о ее способности успокоить, заставить людей почувствовать, что кто-то о них заботится. Должно быть, у нес доброе сердце.

Но была ли она мудрой? Она казалась немного наивной, немного пассивной. Нам надо купить молока? — спросила она. — Интересно, надо ли купить молоко?

Когда это его влекло к женщине, которая не могла решить, купить или нет галлон молока?

— Дать тебе сухое полотенце? — спросил он.

— Нет. — Она покачала увенчанной тюрбаном головой. — Существует правило — одно полотенце на человека. Если ты забыл развесить свое, тебе не повезло. Слишком трудно со стиркой.

Это, наверное, было правилом ее матери, но не Гвен. Когда вчера вечером он внес чемоданы в маленькую спальню, он увидел на комоде внушительную стопку полотенец. Неужели она их не заметила?

Холли ушла в кухню и села в одно из кресел-качалок. Положила на край плиты ноги и отхлебнула кофе.

— Знаешь, не так уж и плохо.

Джек постарался сосредоточить свое внимание на сестре.

— Вы вчера шептались допоздна, — заметил он.

— Ага! — Эми снова засмеялась. — Было так здорово! Как в лагере.

— Нет, не так, — возразила Холли. — Во всяком случае, не как в тех лагерях, где была я. Воспитатели все были тиранами, они никогда не разрешали разговаривать после отбоя.

— Не хочу этого слышать. — Эми снова состроила рожицу. Джек по-прежнему смотрел на нее, не мог удержаться. — Вы что, надо мной смеетесь? Я никогда не была в лагере. Мне всегда казалось, что это замечательно — подружиться там с кем-то, кому можешь излить душу, или закрутить с кем-нибудь безумный летний роман…

— Безумный летний роман? — перебила ее Холли. — Откуда у тебя такие представления о лагерях? У меня в лагере никогда не было безумного летнего романа. А у тебя, Джек?

Ему пришлось откашляться, прежде чем он смог ответить:

— По счастью, нет. Я ездил в скаутские лагеря для мальчиков.

Эми возразила:

— Но я думала, что через дорогу или на другом берегу озера обязательно находился лагерь девочек, устраивали танцы и набеги на палатки друг друга, так что всегда была возможность закрутить с кем-нибудь безумный летний роман.

— Не в тех лагерях, куда нас посылали родители, — сказал он, а потом заговорил решительнее: — Надеюсь, вы просидите тут, грея спины у печки, до полудня, но мама дала мне список… и… — он снова не смог с собой справиться и кивнул Эми, — …в него входит прокладка трубы в «ночлежку», что, как ты предсказывала, займет пять лет.

Она улыбнулась:

— По-прежнему бьюсь об заклад, что у тебя это займет два года.

Да, ну и улыбка у нее! Надо отсюда выбираться.

Джек распахнул дверь-сетку и вышел на солнце. Еще раз просмотрел мамин список. Он хотел найти себе занятие, при котором есть хоть малейшая возможность остаться на время одному. Такое дело нашлось — наладить старую сауну.

Сразу за бревенчатым домом стояла хибарка с трубой. Джек открыл дверь и оказался в маленьком помещении, в две стены которого были вкручены крючки для одежды. Должно быть, это раздевалка. За ней находилась сама сауна — еще одно маленькое помещение, которое нагревалось старой герметичной печкой, обложенной камнями. Рядом с печкой был старинный ручной насос, такой, как на кухне, с его помощью заполняли тридцатигаллонную цистерну. Вода по трубе поступала в печку и обратно, в полу был слив. Сооружение, без сомнения, строилось как сауна.

В письмах мать сообщила, что когда они только приехали, было холодно. Купание в озере удовольствия явно не доставляло. Если он приведет все это в порядок, то у нее и Холли (и у Эми) будет тридцать галлонов горячей воды и теплое место, чтобы высушить волосы. Наверняка это будет неплохо, не так, конечно, как если бы был генератор, но все равно жить на озере станет гораздо удобнее.

Почему Ледженды никогда не пытались пользоваться этой сауной? Из трех домиков они купили ее позднее всего, но все равно уже десять лет назад. Ладно, прошлое его не касается. Джек принялся разбирать идущую к печке трубу, Он сидел на крыше, счищая сажу с оцинкованной проволочной клетки на верху трубы, когда услышал внизу голос. Это был Йен, сын Хэла, брат Эми.

Йен, высокий, стройный и светловолосый, как Хэл, был коротко подстрижен, хотя Джек видел в главном доме семейные фотографии не более чем пятилетней давности, на которых Йен носил длинные волосы, завязанные в хвост. Интересно, почему он подстригся? По сравнению с фотографиями Йен выглядел более худым. По правде говоря, Джеку показалось, что у него изможденный вид. Может, так и было. Вчера вечером его жена Джойс только и говорила о пище с низким содержанием жиров. Может, этот человек просто недоедает? У Джека от этого точно испортился бы характер.

— Папа говорит, что ты осматриваешь сауну, — сказал Йен.

— Думаю, сегодня днем мы уже сможем ее затопить. — Несколько поломок он обнаружил, но все они были несущественными.