Шел снег с дождем, бушевал шторм. Клос поднял воротник плаща и прибавил шагу. Кругом было тихо. Двери домов заперты, окна наглухо закрыты. Девушка со знаком «П» на рукаве плаща пробежала по тротуару и скрылась в подъезде. Послышался хрипловатый голос из мегафона:

– «Ахтунг, ахтунг… Комендант полиции и СС города Тольберга приказывает; завтра, 18 марта 1945 года, женщины с детьми до пятнадцати лет должны прибыть в шесть утра в порт. Повторяю…»

«Решили эвакуировать город… – усмехнулся про себя Клос. – Думают удержать? Надолго ли?» Советские и польские войска прорвали Поморский вал. Седьмого марта польские солдаты вышли к Балтике, хотя приморские города все еще удерживают немцы. Используя заранее подготовленную систему укреплений, гитлеровцы упорно сопротивляются. Гиммлер запретил даже думать о капитуляции. Значит, и этот город, как и многие другие, придется брать с боем. Клос понимал, что и его ожидает еще немало испытаний.

Посмотрел на часы. Через десять минут он должен докладывать командующему обороной Тольберга полковнику Броху о разработанных им мероприятиях.

А вечером он снова вернется на Кайзерштрассе, где в подвале разрушенного во время налета каменного дома его ждет радист, сержант Косек, заброшенный в тыл немцам неделю назад, когда польская дивизия подошла к Тольбергу. Радист ежедневно выходил на связь. Таким образом все приказы Броха становились известны польскому командованию.

В адъютантской Броха Клос застал штурмбанфюрера. Бруннера, который сообщил, что полковник появится через несколько минут, а за это время они, Бруннер и Клос, смогут спокойно поговорить. Он угостил Клоса сигарой и подошел к большому плану города, висящему на стене. Клос внимательно наблюдал за штурмбанфюрером: военные дороги не раз сводили его с Бруннером. Клосу всегда удавалось перехитрить врага. Но никогда, даже в последние минуты борьбы, нельзя расслабляться, терять бдительность.

– Дела неважные, – сказал наконец Бруннер.

– Да, неважные, – подтвердил Клос.

Бруннер подошел к окну, встал спиной к Клосу: он не хотел, чтобы капитан видел его встревоженное лицо.

– Что ты собираешься делать? – тихо спросил он Клоса.

– Ничего. А ты, Отто?

– Не желаешь раскрывать свои карты? – Бруннер старался говорить спокойно. – Уже завтра морская дорога может быть блокирована. Суда, которые выйдут из порта в море рано утром, видимо, будут последними.

– Возможно… – Клос не хотел высказываться определеннее, опасаясь провокации.

Штурмбанфюрер резко повернулся.

– Ну и что? – спросил он. – Пойдем – как бараны на убой…

– Боишься?

– А ты? Может быть, хочешь сказать, что не боишься, Клос?

– Собственно говоря, чего ты хочешь, Отто?

Видимо, Бруннер что-то задумал, но ему необходима помощь. Однако почему он обратился именно к нему, Клосу? И что он, Клос, должен ответить? Какую позицию занять в этой небезопасной игре? Сообщника Бруннера? Или лояльного немецкого офицера?

Штурмбанфюрер молчал, внимательно глядя на Клоса.

– У меня отличная идея, – сказал наконец Бруннер.

– Какая?

– Подожди… – Бруннер, видимо, еще что-то взвешивал. – Запомни, Клос, что я не люблю шуток. Я наблюдаю за тобой уже давно. И подумал как-то: а не стоит ли покопаться в твоем прошлом?..

– Это меня не тревожит. Можешь копаться сколько угодно. И скажи своему Груберу, чтобы прекратил следить за мной…

– Значит, об этом тебе известно… Не обижайся, Ганс. Предлагаю мир, а не войну…

– Говори прямо, чего ты хочешь.

– Это весьма сложное дело, дорогой Ганс… Ты слышал что-нибудь о профессоре Гляссе?

– Глясс? Конечно слышал. Известный физик, кажется, живет здесь, в Тольберге. Он проводил какие-то научные опыты и руководил заводом, где изготовлялись основные части пульта управления Фау-1 и Фау-2. – Клос был достаточно осведомлен о деятельности Глясса. Но с какой целью Бруннер заговорил о нем? Если это не провокация, то дело представляется весьма интересным. – Да, я слышал о Гляссе, – повторил Клос. – Так в чем же дело?

Но этого он не узнал: вошел полковник Брох и пригласил их в свой кабинет.

Командующего обороной Тольберга Клос знал так же хорошо, как и Бруннера. Когда-то они вместе воевали на Восточном фронте. Войну с Советским Союзом Брох считал безумием. «Это закончится трагично», – говорил он, выпив, в кругу друзей. Брох был кадровым офицером вермахта, незаурядным военным специалистом и безупречно выполнял каждый приказ сверху. Его сухощавое лицо казалось сейчас, когда он стоял за письменным столом в своем кабинете, почти безжизненным. Сухо и равнодушно он сообщил Бруннеру и Клосу, что Гиммлер категорически приказал: ни шагу назад.

– Танковые части противника, – продолжал он столь же сухо, – вышли на шоссе, ведущее в Штеттин, и, таким образом, последняя дорога на запад оказалась перерезанной. Остался только морской путь, по крайней мере, пока еще остался. Эвакуация должна продолжаться во что бы то ни стало.

Бруннер и Клос доложили обстановку в городе. Штурмбанфюрер, как руководитель местных отрядов СС и полиции, сообщил, что в городе царит полный порядок. Расстреляно двадцать мужчин, которые пытались пробраться на отплывающее судно. Все они были годны к службе в армии, но, видимо, уклонялись от мобилизации. Были расстреляны две женщины, пытавшиеся посеять панику среди жителей города.

В ответ Брох только кивнул.

Послышался грохот артиллерийских залпов. Завыла сирена. От близких взрывов зазвенели стекла в окнах. Брох присел к письменному столу, протянул офицерам сигареты. Он не намеревался спускаться в укрытие, не теряя времени приступил к рассмотрению плана эвакуации населения.

– Гражданское население города меня меньше всего интересует, – сказал Бруннер. – Самое важное – это завод.

– Да, конечно, – подтвердил Брох, – но необходимо установить какой-то порядок. Женщины и дети…

– Хорошо, я этим займусь…

– Вы, Бруннер, займетесь заводом, – бросил сухо полковник. – Мы имеем строгий приказ рейхсфюрера: эвакуировать все станки и оборудование. И обеспечить, чтобы профессор Глясс был благополучно доставлен в порт на первое же отплывающее судно.