Карл осмотрел бар. Кроме шумливых и пестрых, словно попугаи, девиц здесь, как обычно в эту пору для, сидело множество субъектов, профессии которых можно было сразу и безошибочно причислить к нелегальным. Он заметил двух рейзеров, правда, знал их лишь в лицо, а этого было недостаточно, чтобы заводить разговор о деле Филипа. В углу сидел знакомый пожилой кимейкер[3], но Карл подумал, что с людьми этой профессии сейчас лучше не якшаться. Поэтому направился в противоположный угол, сунул Ключ в автомат, взял с выдвинувшегося податчика несколько бутербродов, взглянул на желтые циферки, появившиеся в оконце, и тихо выругался. Четыре бутерброда стоили почти один желтый. Он повнимательнее присмотрелся. Бутерброды были с черной икрой.
«Надо привыкать, — подумал он. — А лучше вообще не смотреть на цену…»
Он услышал, вернее, почувствовал кого-то у себя за спиной. Осторожно повернул голову, чтобы краем глаза оценить ситуацию. Всего лишь одна из девиц.
— Любишь икру? — начала она.
Он внимательно взглянул на нее и слегка усмехнулся.
— Хочешь? Мне уже приелась.
Она присела рядом и некоторое время молча жевала. Потом сказала:
— Соленая.
Когда он спустя минуту вернулся с двумя банками двойного пива, она уже доканчивала второй бутерброд.
— Мне что-нибудь оставишь? — спросил он резко.
— Угу. Ешь! — Она указала на поднос. — Ищешь кого-то? Может, я ее заменю?
— Не думаю. Мне нужен хороший рейзер.
— Не знаю, — осторожно буркнула она и открыла банку.
— Положим… Я тут вижу двоих, но они меня не знают…
— Что хочешь себе организовать? Пятерку? — насмешливо спросила она, щуря глаза.
— Ты должна мне за два бутерброда, — холодно сказал он.
— Прости, глупая шутка.
— Именно. Неужто я похож на шестиряка?
— Ну, так что ты хочешь получить?
— Двойку, но не для себя.
— Снеера знаешь?
— Знаю, — оживился Карл. — Он бы подошел!
— Был тут полчаса назад, с одной…
— Куда пошел?
— Не знаю. Заплатил за нее, а вышел один. Наверно, здесь живет. Видимо, решил прогуляться до центра. Он обычно в это время гуляет.
— Благодарю. Пойду поищу. Еще что-нибудь хочешь?
— Я бы выпила. Что сказать, если он вернется?
— Ничего. Найду сам.
Карл соскочил со стула и принес девушке рюмку коньяка. Это обошлось ему в полжелтого, но информация стоила того.
«Только б найти… и уговорить», — подумал он, выходя на улицу.
На Ключе было пять минут двенадцатого. Он вспомнил о назначенной встрече и ускорил шаг, не переставая высматривать Снеера. Сейчас ему были важны даже не остальные тридцать пять желтых от Филипа. В ближайшее время он обойдется и без них, а потом… Потом их будет сколько душе угодно… Если, конечно, все пройдет нормально. Сейчас дело было в обыкновенной профессиональной порядочности. Кроме того, он чувствовал некоторую симпатию к тому молодому, немного затюканному парню.
Как обычно перед полуднем, в баре была толкучка и гомон, но почти никто не засиживался дольше чем требовалось, чтобы выпить кофе или кружку пива. Снеер подождал несколько минут, пока освободится его постоянное место в углу, потом уселся на высоком стуле и погрузил усы в пену. Хлебнув первый сегодня глоток хорошего пльзеньского, постепенно успокаивался. Учащенный пульс приходил в норму. Немного алкоголя придавало ясность мыслям. Именно здесь, в шуме множества накладывающихся один на другой разговоров, звоне бокалов и бульканье дозаторов, отмеряющих напитки, он чувствовал себя прекрасно. Здесь он был в безопасности, надежно укрытый среди десятков постоянно сменяющихся лиц, в самом центре города. Как маленький мудрый змей в тропических джунглях, пользующийся данной ему способностью к мимикрии, он скользил, не замечаемый ни врагами, ни теми, благодаря которым мог существовать.
Он всегда выпивал свое предполуденное пиво, зная, что, если захочет, может получить и вторую, и третью, и даже четвертую кружку. Однако обычно он брал не больше двух. Он слишком ценил свой ясный, быстрый ум (которому, между прочим, был обязан и этим пивом), чтобы затуманивать его чрезмерной дозой алкоголя. Однако то, что он мог бы ограничивать себя в случае необходимости, давало ему особое удовлетворение. Сознание это было одним из основных элементов, от которых зависело ощущение безопасности в этом баре, в этом городе и вообще в этом мире.
С тщательно отмеренной медлительностью он время от времени поворачивал голову, когда звонок оповещал кого-либо из клиентов, что его месячный лимит пива или чего-то там еще истек на предыдущей порции. Порой, когда он был в особо хорошем настроении, а посетитель ему нравился, Снеер как бы нехотя сползал с высокого стула в углу (постоянное место в углу тоже относилось к элементам, придающим ощущение безопасности: он любил, чтобы у него были защищены тылы и один из флангов) и слегка отодвигал в сторону незадачливого потребителя, который обычно с глуповатой миной таращился на автомат. Потом вкладывал свой Ключ в прорезь и получал две большие кружки пива. Получал он их безотказно — безразлично, в понедельник или субботу — и небрежно пододвигал одну под нос изумленному гостю либо, слегка ударив кружкой о кружку, произносил какой-нибудь тост, как правило, ни к селу ни к городу.
Сегодня его такие номера не интересовали. На четвертой кружке он отметил, что даже пиво не доставляет удовольствия. В голове слегка шумело, а голоса вокруг начинали сливаться в монотонный гул.
Снеер отставил недопитую кружку и бездумно глядел сквозь витрину на людской поток, льющийся мимо бара. Он был раздражен и взъярен самым скверным из возможных способов, разъярен безнадежно, ибо виною всему был сам… Гораздо легче перенести любое разочарование, когда можно обвинить в этом кого угодно, только не себя…
«Как последний идиот! Как законченный шестиряк! — с отвращением думал он о себе. — Позволил поймать себя столь примитивным образом, клюнул на такой трюк!» С тех пор как он стал заниматься рейзерством, он прекрасно знал, что время от времени кто-то попадается по той или иной причине. Но до сих пор это были случаи довольно редкие. Среди коллег по делу относительно этого кружили разнообразнейшие легенды и анекдоты. Подобный провал — всегда нечто такое, о чем потом долго рассказывают. А тут — извольте! Глупое, идиотское дело…
Снеер еще раз пробежал мысленно все сегодняшнее утро (если так можно назвать время между десятью, когда он выбрался из постели, и двенадцатью).
День начался нормально. Он проснулся в ночевочной кабине средней руки (при его занятиях было нежелательно иметь постоянное место жительства, а пользоваться лучшими отелями значило вызывать подозрения), потом бесцельно направился в центр города, рассматривая магазинные витрины и девичьи ножки. Зашел в парикмахерскую, побрился в автомате и принял электромассаж, чтобы придать физиономии сорокалетнего мужчины вид тридцатилетнего.
Собственно, сегодня делать было нечего. Последний клиент вполне прилично расплатился с ним. Это давало возможность по меньшей мере месяц не утруждать себя, но Снеер не любил слишком долго бездельничать. Отнюдь не из жадности. Просто такой род занятий давал ему — кроме средств к удобной и в меру вольготной жизни — особый вид эмоций, неподдельную дрожь возбуждения, что было редкостью в его упорядоченном и почти идеально организованном мире.
Короче говоря, он вышел прогуляться перед обедом, выпить свое ежедневное пиво на углу Северной и площади Сатурна; потом предстояла встреча с человеком, который должен был ему несколько десятков желтых. Словом, ничего серьезного, никаких опасных операций. Он шел расслабившись, спокойный, чистый как слеза, и вдруг неожиданно этот субъект…
Виноват был, несомненно, Снеер. Просто слишком уж расслабился, чересчур дружественно настроился, к миру и людям — и на минуту забыл, что среди этих дружелюбных людей всегда может затесаться какой-нибудь шпик, этакий филер, инспекторишко, тьфу!