– Игнат Кириллович, объясните цель прихода к вам Овечкина.
– Я уже объяснял вашим сотрудникам. Они все записали.
– Угу. Я ознакомился и счел необходимым уточнить некоторые детали. Потрудитесь вторично сформулировать, с какой целью приходил к вам убитый Овечкин.
– Спрашивал о тугах. Все, что я про тугов вспомнил, Овечкину рассказал. Он оставил мне сто пятьдесят долларов, чтобы я...
– Погодите. Еще раз поподробнее об этих, как вы их назвали...
– О тугах?
– Угу.
– Там должно быть написано. Я диктовал вашему сотруднику. Тугами в Древней Индии называли религиозных фанатиков-сектантов, жрецов богини Кали, дочери Шивы.
– Чьей дочери?
– Бога Шивы... Или нет. Она, кажется, не дочь, а жена Шивы.
– Так дочь или жена?
– Точно не помню, вроде бы жена.
– Угу. Так и напишем: «предположительно жена»... Про бога и его родственную связь с богиней наш сотрудник, снимавший показания, поленился записать. Угу. Вы кто по профессии, Игнат Кириллович?
– Я занимаюсь частным предпринимательством в сфере оккультных услуг.
– Угу, минутку... Угу, нашел. Вот, с ваших слов записано, что за вами числится соответствующая фирма. Это правда?
– Конечно, правда. В своей фирме я сам себе и директор, и служащий, и...
– Не нужно оправдываться, Игнат Кири...
– А я и не оправдываюсь, с чего вы взяли, что я оправ...
– И перебивать меня не нужно! Разъясните, почему к вам пришел убитый Овечкин, инженер по образованию, спросить об этих... об индийских сектантах.
– Извините, вы не могли бы поточнее сформулировать вопрос?
– Хорошо. Сформулируем вопрос иным образом.
Мужчина, сидевший напротив за письменным столом, заваленным бумагами, углубился в раздумья, а Игнат почувствовал, как в глубине души медленно закипает злость на этого дознавателя-дебила. Допрос чем дальше, тем больше напоминал Игнату бездарную комедию про тупых милиционеров, чему способствовала и внешность мужика напротив, и его манера общаться. Мужик – карикатура из мультфильма. Нос пуговкой, поросячьи глазки, усики, как у Гитлера. Выражается, строит фразы, будто канцелярская крыса из анекдота. В общем – тупое ничтожество, облеченное правом спрашивать и привилегией выслушивать чужие откровения.
– Угу. Разобьем формулируемый вопрос на несколько подвопросов. Подвопрос первый: чем обусловлен тот факт, что тема предсмертного разговора касалась индийской религиозной культуры?
«Ни фига себе формулировочка! Идиот! Кретин! Дебил!» – обругал про себя Игнат дознавателя, вздохнул глубоко и ответил с издевкой, стараясь говорить столь же косноязычно, как и собеседник:
– Выбор темы вызван обоюдным интересом, как моим, так и убитого, но в период обсуждения вышеозначенной темы еще живого Овечкина к культуре дружественной Индии вообще и к ее религиозным традициям в частности.
– Угу. – Мужик с усиками не уловил или притворился, что не уловил издевки. – Поясните, чем вызван ваш личный интерес к индийской культуре?
– Ничем, просто... просто хобби у меня такое. Было. В юности.
– Угу. Иными словами, ваш интерес не религиозного характера?
– Нет.
– Иными словами, вы не исповедуете культ богини... как бишь ее... богини Кали, родственницы бога Шивы?
– Вы на что намекаете?! – Игнат обалдел. – Вы намекаете, что я...
– Успокойтесь, гражданин! Не надо нервничать. Я ни на что не намекаю, я уточняю... Будем считать, что ваш интерес чисто... гм... чисто хобби. А чем вызван аналогичный интерес убитого Овечкина? Тоже хобби?
– Овечкина?.. – как попугай, повторил Игнат фамилию убитого приятеля и взглянул на мужчину напротив, словно за письменным столом возник совершенно другой человек. В той же комично-нелепой оболочке, с поросячьей мордочкой и усиками-щеточкой, так же витиевато выражающийся, но другой.
«Черт возьми, а этот клоун совсем не такой дурак, каким старается казаться, – подумал Игнат. – Косит под идиота, удачно вписывается в образ мента-придурка, в типаж, созданный журналистами и авторами кинокомедий, злит меня, дразнит, поощряя во мне комплекс собственного превосходства, исподволь загоняет в угол дурацкими вопросами и ждет, когда я проболтаюсь, ошибусь в ответах, запутаюсь в несоответствиях... Стоп! А о чем, интересно, я могу проболтаться?!! Я не причастен к убийству Овечкина, черт меня подери!..»
– Не молчите, Игнат Кириллович. Я задал вопрос, отвечайте. Или повторить формулировку интересующей следствие неясности?
– Повторять не нужно. Вопрос понятен, но... Но, честное слово, я не знаю, с чего это вдруг Овечкина заинтересовали туги-душители.
– Вы сказали «душители»?
– Да. Ваши сотрудники, те, что приезжали на место преступления и снимали с меня показания, должны были все записать, я им объяснил смысл тугизма. Вы прочтите показания, там должно быть написано о том, что туги душили своих жертв.
– Вам известно, в результате чего наступила смерть гражданина Овечкина?
– Известно.
– Откуда?
– Понятно откуда! Я труп видел! Следы на шее, вывалившийся изо рта язык... Его задушили.
– Но вы же не врач, чтобы делать столь однозначное заключение о причинах, повлекших за собой смерть.
– Да, я не врач, конечно, но...– Игнат вздохнул, – но только клинический идиот или страдающий болезнью Дауна не понял бы, отчего умер Овечкин, посмотрев на труп хотя бы мельком.
– Чем вы занимались после того, как проводили Овечкина?
– Отнес посуду на кухню, принял душ и лег спать.
– В квартире вы были один?
– Вы меня, что? Подозреваете?
– Успокойтесь, Игнат Кириллович. Ответьте на поставленный вопрос, уточните: вы были один в квартире?
– Да. Один. У меня нет алиби. Довольны? Некому подтвердить, что я не вышел вслед за Овечкиным и... – Игнат замолчал. Опустил голову, устало провел рукой по лицу.
– Успокойтесь, – после некоторой паузы произнес мужчина, проводивший допрос, изменившимся голосом, утратившим сухие, казенные интонации, отчего неоднократно произнесенное им раньше слово прозвучало по-новому, мягко и ненавязчиво, будто говорил друг, а не бездушный и коварный робот-дознаватель. – Любите детективы?
– Чего?.. – Игнат с интересом посмотрел на собеседника.
Мужик с усиками, как у Гитлера, улыбнулся. Вполне по-человечески. В казавшихся доселе глупыми глазках блеснули искорки ума, и физиономия работника правоохранительных органов сразу же утратила всякое сходство с поросячьим рылом.
– Вы произнесли слово «алиби». Излюбленное словечко щелкоперов, стругающих детективы. Любите детективную литературу? – спросил улыбающийся, сделавшийся необычайно симпатичным мужик, завершая формирование своего нового образа изменением манеры речи.
– Хорошую люблю.
– Про ментов что-нибудь читали?
– Что-то читал, конкретно не помню.
– Все равно, должны приблизительно представлять, какая у нас работа, у ментов, – доверительно подмигнул Игнату вдруг сделавшийся ну совсем, совсем свойским мужичок. – Дел невпроворот, начальство требует повысить процент раскрываемости, зарплату не повышают. Трудно живем. От любого преступления пытаемся побыстрее отписаться, найти наскоро козла отпущения, по-нашему «терпилу», и засадить невиновного за решетку. Примерно такими описаны в книжках и показаны в кино мусора. За одним обязательным исключением – в литературе и в кинематографе на общем безрадостном фоне непременно выделен «честный» мент. Герой без страха и упрека, борец за идею, за справедливость. Возьмись я сочинять литературное произведение про убийство вашего приятеля Овечкина, обязательно вывел бы образ злого опера, который на допросах запутал, заморочил Игната Сергача и отправил в тюрьму. Алиби у вас нет. Мелете чепуху о каких-то индийских богах и богинях. Профессионалам легко повесить на вас убийство Овечкина в состоянии временной невменяемости или на бытовой почве. Поругались, поскандалили с гостем, долбанули его по башке и выволокли на...
– Постойте! – перебил речистого мента Сергач. – Овечкин был задушен, при чем здесь «долбанули по башке»?