Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

С такими мыслями Березин ехал из Николаевска.

В нарте у Березина – миткаль, китайка, бязь, фланель. Невельской велел скупать соболей как можно больше, товара не жалеть, чтобы перебивать у маньчжуров торг. Верно, черта ли в этом товаре, если он лежит без толку на складе! Из магазинов выскребли последнее. Невельской хочет доказать гилякам, что мы торгуем честней, чем маньчжуры, пусть, мол, гиляки, привыкают к нам и к нашему товару. А вот Кашеваров, начальник фактории и порта в Аяне, смотрит на это формально и, основываясь на распоряжениях из Петербурга, велит ни в коем случае, как он выразился в бумаге, отправленной осенью заведующему факторией Российско-американской компании и начальнику экспедиции Орлову и приказчикам Березину и Боурову, под строгую ответственность не растранжиривать товар и совершать все операции с наибольшей коммерческой выгодой. Вот и поди! А Невельской – «не жалеть товара». И Березин между двух огней!

– Не скупитесь, Алексей Петрович, – говорил Невельской, провожая его из Петровского месяц назад. – Вы поймите, что я хочу. Не бросайтесь, конечно, нашим товаром. Но поймите: из всего, что мы делаем для гиляков, важней всего торговля. Она – главный нерв. Мы должны соблюдать материальный интерес инородцев.

Березин так и поступает. Миткаль и бязь гиляки берут охотно и несут соболей, которых прежде чуть не даром за водку забирали у них маньчжуры.

Березин смеет действовать вне повелений и ответственности не боится. Миткаль еще не так пойдет, как бязь, и соболя будут перехвачены у богатых купцов вроде Муньки.

«Березин не слушает бюрократов и ради престола и отечества не жалеет ничего! Всякий из приказчиков на моем месте, получив от хозяина наказ и разрешение продавать товар дешевле цены, не гнался бы за барышами, а в лепешку разбился, но уж наменял бы соболей себе. Привез бы их и в валенках, и за пазухой. Барыш тут сам в карман просится, только не зевай. Но Березин хоть и мещанин, но не хуже мичманов и лейтенантов понимает идею и еще не прикарманил ни единой шкурки, а скупил их дивно!»

Вот и деревня. «Это Тыр знаменитый, где Геннадий Иванович геройствовал с шестью матросами „вне повелений“ – испугал полсотни маньчжуров!»

Вовремя приехали. Вечереет. Берег надвигается все выше, за ним тонут, скрываются дома деревни. Сиреневая мгла. За деревней лес, побелевший от мороза. Пошли к знакомому гиляку. Дом просторный, с двумя очагами и с теплым каном. Вкусно запахло звериным салом и вареной юколой. Женщины возились у очагов. Часть дома отгорожена – там собаки. Туда понесли ведро с пареной юколой.

Березин снял тулуп и только сейчас, в тепле, почувствовал, как замерз. Казалось, насквозь промерзли и этот тулуп, и полушубок под ним, и суконная куртка, и вся одежда и обувь. Он все стянул проворно и в одной рубашке уселся на горячий кан. Березин роздал подарки – всем по куску хлеба. Моложавая гилячка засмотрелась на него, потом, улыбаясь, видно понимая, как это будет приятно гостю, подала чашку горячего жира с кусочками юколы и с насыпанной туда мороженой ягодой. Попов и казаки, так же проворно раздевшись, подсели к столику. И им подали по чашке. Рыжеватый ушастый Парфентьев поражал гиляков своим ростом и цветом волос.

Березин глотнул жирку и почувствовал, как славно жить на свете, где бывают такие перемены. Грудь сразу согрелась. Давленая брусника такая вкусная!

Березин в былые годы торговал от Компании разным товаром, в том числе и водкой. Сам всегда мог выпить и, бывало, выпивал. Но пристрастился не к выпивке, а к книге. И сейчас у него с собой водка. Но есть и книга «Отечественные записки», дал Бошняк. Там новый рассказ Тургенева, несколько раз перечитывал его Алексей Петрович. Водка с собой на случай болезни и также для угощения. А со скуки, может, и напьешься, хотя Березин умеет греться и без водки. Захмелеть в такой поездке, да еще после того, как усмирял маньчжуров и гиляцких их прихвостней на Вайде, – не дай бог! Тыр – место, посещаемое маньчжурами.

Пришел старик в лохматой шапке. Снял ее. Он лыс.

– Афони нету? – спросил старик по-русски.

– А-а, Чедано!

– Алексей!

Чедано поздоровался со всеми.

– Нет Афони! Он скоро придет сверху.

– Почему сверху?

– Пошел Амгунью на Горюн, оттуда пойдет обратно. Он ведет купца Николая.

– А-а! Эй, да ведь я первый дорогу вам на Амгунь показал!

– Что же ты не откроешь свой товар? – спрашивали Березина гиляки.

Березин уже отошел от усталости, но торговать не стал. Ему хотелось разжечь любопытство гиляков.

С охоты пришел сын хозяина, достал из мешка мерзлую рысь. Околевший язык торчит из ее пасти узким красным треугольником, на окаменевших ушах – кисточки. Гиляк стал широкой спиной к сидящим на кане, подвесил рысь под крышей.

– Правда, что они маньчжурам не позволяют с пьяными торговать? – спросил он Чедано.

Рысь оттаяла. С нее стала капать кровь.

Вечером менялись, играли в карты и рассказывали сказки.

Легли спать, как полагается, ногами к стене.

Невельской много раз предупреждал каждого уходящего в экспедицию, чтобы не нарушали никаких гиляцких обычаев, огонь из юрты не выносили, спать головой к стене не ложились.

– Мы среди многочисленного вооруженного дикого народа, – говорил он. – Помните, что, только уважая обычаи этого народа, мы сдружимся.

«Всех обычаев никто из нас не знает, может, я сам, не замечая, уж нарушал их тысячу раз! – думал Березин. – Почему головой к стене у них спать нельзя? Однако крысы по стене бегают, поэтому… Может, и в самом деле началось с крыс и вошло в обычай…

Действительно, деревня большая, гиляки – народ свирепый, прирезать человека и отобрать у него товар им раз плюнуть. Но что-то держит их, слушаются, покоряются, если скажешь, что, мол, у нас вот такое-то правило есть, водкой, мол, не спаивать… Впрочем, угостить еще придется».

Трое казаков по очереди караулили всю ночь.

Утром топограф Попов проснулся рано и долго тер глаза. Потом он сидел, о чем-то думая. Незаметно, однако, чтобы он был расстроен.

– Весна идет! – сказал он наконец и спросил: – Вы какой местности уроженец, Алексей Петрович?

– Я? – удивился Березин. – Из Сибири.

– В вашей местности хороших коров держат?

Попов мал ростом, вынослив, терпелив. Никогда никаких разговоров, кроме как о деле, никто от него не слышал.

– В вашей местности сметана бывает хорошая? – спросил он опять.

– Как же!

Попов рассказал, что видел во сне сметану и масло сливочное. Он вологодец, вырос на молоке.

– Да, но тут только во сне бывает сметана да свежее сливочное масло. А у нас на Охотском море никто и никогда не видел масла незаплесневелого.

– Масленица уж, видно, прошла, – заметил Попов и стал собираться. – Солнце светит, надо делать обсервацию. Разные сны снятся.

– И женщины?

– Как же!

– А мне нет, – соврал Березин.

В дом собрались гиляки. Начался торг. Тюки раскрылись, и казаки подавали куски товара.

– Вот миткаль! Сукно! Фланель!

Отдохнувший и повеселевший Березин распродавал кусок за куском. Появились соболя. Приходилось опять меняться, гиляки денег не знали.

Вечером Березин заставил гиляков рассказывать про залив Де-Кастри. Один из присутствующих, по имени Захсор, седой крепкий старик с гноящимся правым глазом, бывал там часто. Захсор не тырский, он мангун из деревни Аур.

Березин и прежде наслушался о заливе Де-Кастри, видел карту описи Лаперуза у Невельского и слыхал предположение, что там отличнейшая гавань, которой, однако, никто из экспедиции еще не видел.

Захсор брался провести Березина прямо в Нангмар.

«А что, если махнуть? „Вне повелений“? Чем я хуже?»

Березин подумал и утром объявил Попову и казакам, что решает идти в Нангмар.

«Где-то наш Чихачев, мичман, который скоро будет лейтенантом? Как-то у него идет съемка? А Березин тем временем явится в залив Де-Кастри! А Николай Матвеевич еще пока-то будет. Совсем недурно!»

23
{"b":"30499","o":1}