Я категорически помотал головой.

– Вот, всегда так, – горестно вздохнул консул. – Пилоты челночных шлюпок ведут себя аналогичным образом. Только разгрузились – и сразу назад. Словно космос им не надоел до чёртиков…

Его сетования прервал стук в дверь.

– Да-да? – отозвался Ниобе.

В дверь просунулась голова аборигена.

– Сахим, – сказал абориген, – обед готов.

– Идёмте в столовую? – предложил консул, но тут же, махнув рукой, решил по-своему. – Да чего там – вези сюда, Харук!

– Знаете, – извинился он передо мной, – я привык обедать в кабинете, поэтому столовая в запущенном состоянии. Здесь нам будет лучше.

Абориген вкатил в кабинет столик, уставленный тарелками.

– Мой повар, – наконец-то представил его консул. – Готовит бесподобно. Спасибо, Харук, можешь идти.

– Приятной еды, сахим, – поклонился абориген и вышел.

Консул пододвинул столик ко мне поближе.

– Угощайтесь. Здесь всё местное. Решил вас удивить.

Некоторое время мы ели молча. Действительно, приготовлено было вкусно, хотя я и предпочитал пробовать больше растительную пищу, к мясной притрагиваясь только тогда, когда её брал Ниобе. Подозреваю, что мясо, в основном, принадлежало членистоногим Пирены. Впрочем, как я уже говорил, энтомологи не брезгливы. На Статусе мне довелось лакомиться яйцами скальных пауков, а на Магоре-IY отведать круто перчёные коконы панцирных живоглотов.

Беседа как-то не клеилась, консул был явно расстроен моим завтрашним отлётом и, похоже, не мог найти темы для разговора. Я ему не помогал. Заводить близкое знакомство я не собирался. Кто он мне? Так, случайный попутчик в поезде жизни.

Внезапно Ниобе встрепенулся и уставился на экран галактического вещания во все глаза.

– Слушайте, а ведь это о вас! – воскликнул он.

Я посмотрел на экран. Действительно, в блоке новостей показывали моё интервью недельной давности, которое я дал корреспонденту программы «Загадки и тайны Вселенной» в космопорту «Весты».

– Господин Бугой, – тараторил корреспондент, – насколько нам стало известно, вы направляетесь на Пирену, чтобы поймать млечника. Как велика вероятность, что вам это удастся?

– Весьма велика, – лаконично буркнул я с экрана.

– Но, по данным биологов, в этом секторе Галактики млечники до сих пор не встречались. На чём основывается ваша уверенность?

– На моих личных исследованиях.

– Вы не могли бы коротко рассказать о них нашим зрителям?

– Нет, не мог бы. Это профессиональная тайна.

Корреспондент не растерялся. Тот ещё пройдоха.

– Простите, но это не праздный интерес. Профессор Могоуши утверждает, что ваша экспедиция на Пирену для поимки млечника чистой воды фикция.

Пройдоха знал, чем меня зацепить.

– Бред, – отрезал я.

– Это вы о высказывании профессора? – ехидно заметил корреспондент. Для этих стервятников нет ничего аппетитнее, чем стравить между собой старых недругов.

– Нет, я вас просто поправил. Это профессор назвал мою экспедицию не фикцией, а бредом.

– И чем вы ему можете возразить?

– Ничем. Я ни с кем не собираюсь вступать в полемику. Я сам выбирал маршрут экспедиции, поэтому чужое мнение меня абсолютно не интересует. Я верю в свою звезду. О том же, кто из нас прав, мы поговорим после моего возвращения.

Кадр сменился, и я увидел на экране всё того же корреспондента, беседующего теперь уже с профессором Могоуши. Как всегда Могоуши больше растекался мыслию по древу, пространно повествуя о своей коллекции экзопарусников и о том, как он их добывал, чем отвечал на вопросы корреспондента о целях и задачах моей экспедиции. Корреспонденту удалось пару раз вклиниться и всё-таки заставить Могоуши высказаться в мой адрес, но, честное слово, лучше бы он этого не делал, потому что профессор вылил на мою голову очередной ушат помоев. Это и понятно – моя коллекция экзопарусников превосходит его коллекцию и по количеству, и по качеству, и по широте охваченных регионов. Кроме того, в моей коллекции около сотни уникальных экземпляров, а в его – лишь два десятка. Для честолюбивого Могоуши я был бельмом в глазу. Но больше всего профессора бесило то, что ни в одном интервью, ни в одной статье я не упоминал его имени. Будто профессора эстетической энтомологии Могоуши вообще не существовало.

В конце передачи показали стереослайды экзопарусников. Я насчитал около двух десятков из своей коллекции и лишь три экземпляра из коллекции Могоуши. Но, право слово, могли бы показать ещё с сотню моих, которые по красоте превосходили этих трёх профессорских.

– Красивые у него бабочки, – сказал Ниобе.

– Не у него, а у меня, – отрезал я. – Из его коллекции показали всего три слайда.

Со злости я залпом опрокинул в себя стакан янтарной жидкости и поперхнулся. Жидкость напоминала собой адскую смесь спирта, соляной кислоты и перца. Если бы смог расцепить зубы, сведённые невыносимой оскоминой, то изо рта, наверное, вырвались языки пламени.

– Это настойка зелёного пиренского гриба, – спокойно объяснил Ниобе и, как ни в чём не бывало, протянул мне бокал с какой-то мутной жидкостью, чтобы я запил. – Пробирает изумительно!

Я оттолкнул его руку, схватил со стола банку земного оранжада и опорожнил её одним глотком.

– Да уж… пробирает… – сипло выдавил, вытирая выступившие слёзы. Огненный клубок зелья медленно опускался по пищеводу, сжигая всё на своём пути.

– Напрасно вы запили оранжадом. Настойку зелёного гриба нужно нейтрализовывать соком кактуса Сибелиуса.

Я взял бокал с соком и точно также, одним духом, проглотил и эту жидкость. Зубы отпустило мгновенно, и теперь уже приятный шар мятного холода стал медленно опускаться вслед за огненным, туша пожар. Когда они встретились, я испытал нечто вроде взрыва внутри себя. Вначале огненные иглы пронзили всё тело, затем ледяные. Хмельная дурь настойки зелёного гриба, ударившая было в голову, развеялась в клочья, сознание прояснилось.

– Этот сок полностью нейтрализует настойку? – спросил я, недоверчиво прислушиваясь к успокаивающимся внутренностям.

– Полностью.

– Зачем тогда пить?

– А для контраста! – рассмеялся Ниобе. – Хотите ещё?

– Упаси боже!

Я поспешно плеснул в стакан обыкновенной земной водки, чтобы консул не успел наполнить его какой-нибудь своей гадостью.

Ниобе последовал моему примеру и поднял стакан.

– За успех вашей экспедиции, – предложил он.

– Спасибо.

К водке я вообще-то равнодушен, если не сказать более – предпочитаю лёгкие спиртные напитки, да и те в меру, – но сейчас ей просто обрадовался.

– Вы извините, – проговорил консул, закусывая, – я что-то не совсем понял цель вашей экспедиции. Если не ошибаюсь, млечник – это гриб?

– Не ошибаетесь, – усмехнулся я. – Но это в том случае, если исходить от латинского названия Lactarius. А если от греческого Galaktikos (и то и другое слово переводятся как млечный), то вместо гриба получаете вид хищного психофага, обнаруженного на нескольких населённых гуманоидами планетах нашей Галактики в довольно обширной области. Видели его всего несколько раз, но, по косвенным данным, предполагается, что это весьма распространённый вид.

– Почему же его так редко видели?

– Потому, что гипотетически это либо живой материальный объект, обитающий в n-мерном пространстве и появляющийся в трёхмерном когда ему заблагорассудится, либо живая энергетическая субстанция на основе полей и столь малых физических частиц, что в материальном мире является абсолютно проницаемой. Отсюда, кстати, и его другое, более звучное название – призрачный парусник. Существует всего два снимка млечника. Я видел оба. Смею вас заверить, что в мире нет ничего более прекрасного.

– Как же вы собираетесь ловить его, если он абсолютно проницаем?

Я откровенно рассмеялся.

– Вы похожи на корреспондента из программы «Загадки и тайны Вселенной». Это мой маленький профессиональный секрет. Кстати, пока я буду в экспедиции, попрошу меня не навещать и не вызывать по рации. Имеются сведения, что млечник очень чувствителен к электромагнитным полям, а птерокар создает весьма ощутимые биомагнитные помехи, которые могут отпугнуть млечника. Если возникнет чрезвычайная ситуация, я сам вас вызову.