– О, это то, о чем я говорил вам во время нашей первой встречи. – Он заметил, как неестественно звучит его голос. – Ваше обнаженное бедро – мягкое, сулящее усладу... Ваше тело, которое вы предоставите мне для моего удовольствия... Кэтриона, существуют мгновения страсти, за которыми происходит взрыв. Вы позволите мне ввести вас туда?

– Нет, на этот раз позвольте мне, – сказала она; в темноте ее глаза были подобны звездной ночи. – Позвольте мне узнать вас, как вы знаете меня.

Жар нарастал, пламя поднималось все выше и выше. Два тугих шарика вплотную подтянулись к его телу.

– Как вы собираетесь это сделать?

– Доверьтесь мне. – Она дотронулась одним пальцем до закругленной верхушки и ощутила ее легкое сотрясение. В ответ на ее прикосновение тотчас выступила росинка. – Вот так. Позвольте мне поцеловать вас там, как вы целовали меня. Вы так красивы. Вы прекрасны! Покажите мне, как женщина может доставить мужчине наивысшее удовольствие...

– Ваш рот... – Страсть била в нем ключом. – О Боже!

– Вы ведь хотите этого?

Он наклонился вперед и стал целовать ее, забирая обжигающим ртом ее язык. Она как одержимая неистово возвращала ему поцелуи, будто что-то заставляло ее цепляться за другую жизнь, в которой энергии было больше, чем у нее. Неведомый вампир высосал из нее всю кровь, и поэтому ей теперь требовалась подпитка.

Сердце Доминика чуть не разорвалось. Он чувствовал уколы сострадания, и все же не мог отказаться от того, что ему предлагалось. Ему предстояло обнаружить свою уязвимость, предстать перед ней с обнаженной душой.

Наконец он отнял губы и, проведя языком вдоль мочки, выдохнул Кэтрионе прямо в ухо:

– Мне будет приятно.

Она подтолкнула его к кровати и опустилась на колени. Он упал на спину и широко раскинул ноги, его мужская плоть смело выступила вперед, отдаваясь ее прикосновению. Кэтриона провела руками по его груди и животу. Она поглаживала их снова и снова, будто впервые увидела, как он прекрасен. Потом легонько поцеловала его в соски, вызывая в нем жар и дрожь. Желание моментально заставило его напрячься. Заметив эту резкую перемену, она сомкнула пальцы вокруг мощной пружины и робко поцеловала.

Он громко застонал, не в силах сдержать охвативший его восторг: скрытое пламя вырвалось наружу и заполонило все вокруг них. Доминик дотянулся до нее и, пройдясь по изгибам тела, погладил горячий лобок. Она продолжила свои ласки. Теперь он лежал неподвижно и сладострастно стонал.

– Я правильно делаю это? – прошептала она.

– Боже мой! Вы не можете ошибиться, даже если захотите!

– А что еще? – Она пробежала пальцами по двум шарикам. Это было ужасно щекотно. – Могу я сделать лучше?

– Языком, – сказал он. – Обведите под краешком. Да, вот так! Еще!

Он держал себя в жестких рамках, боясь переступить опасный рубеж, и как ни хотелось ему продлить экстаз, но наконец – пока не стало слишком поздно – он поднял ее и крепко поцеловал в губы.

– Ну, теперь мой черед.

Доминик отодвинул Кэтриону от себя и заглянул ей в лицо. Горе, иступленное, сводящее с ума, все еще горело в ее глазах.

– Возьмите меня, – сказала она. – Любым способом, каким вам нравится. Можете полностью меня уничтожить, теперь мне все равно.

– Это я уничтожен. Вы думаете, я не понимаю этого?

Он впился в нее языком и терзал до тех пор, пока она не вскрикнула. Тогда он опустился в бархатную темноту, в ту ночь, где прятала свою звезду Ева. Страсть забурлила еще сильнее, и гибкие руки снова обхватили его. Ее пальцы двигались у него по спине, ноги обвились вокруг его поясницы. Кожа его, липкая от пота, сплавилась с ее телом, когда он раз за разом вторгался в мягкое гостеприимство лона.

Куда девались все его навыки и опыт, где техника, которой он учился у искусных шлюх? Не сегодня. Не сейчас. Он был свиреп и ненасытен, выкладываясь до предела в угоду ее неутолимой жажде. Это была борьба, и он вел себя как завоеватель, отчаявшийся покорить мир иным путем, презревший риск снискать проклятие. Ночь сражения подвигала его к грани безумия, иссушая душу и ум, подталкивая к пропасти такой страсти, какой он до сих пор не ведал.

К моменту приближения высшей точки Доминик был так изнурен, что едва успел выскочить из нее. Он уже почти потерял на это всякую надежду, к своему неимоверному стыду и тревоге, так как, выбираясь из глубины, оказался не способен подавлять сверхмощные спазмы. И все-таки он сумел справиться с ними. Она содрогнулась под ним, в стонах и рыданиях, и ногти ее впились в него так сильно, что на коже выступила кровь. Он был подавлен полностью и окончательно.

В рамке окна виднелась единственная звезда, и его глаза остановились на ней. Он лежал, держа в объятиях свою возлюбленную, и не отпускал ее долго-долго, пока она не уснула как мертвая.

Доминик проснулся совершенно обессиленный и, зажмурившись от яркого солнца, не сразу обнаружил, что кровать пуста и дверь заперта. Он подергал ручку, но никто не откликнулся. Его взгляд скользнул по каменным стенам. Толстые – пушкой не прошибешь. Черт бы ее побрал, будь она неладна – попользовалась и заперла как узника!

Голый, он прошел к окну и выглянул. Стояло дивное летнее утро. Вдали узкими струйками, похожими на пальцы, медленно поднимались светлые клубы дыма, они смешивались с туманом и казались темно-голубыми на фоне лавандовых гор. Недалеко от этого места вздымался более плотный черный столб.

Еще один источник дыма находился за поворотом, где в долине приютился Ачнадрочейд – первое поселение Макноррина, в котором они с Кэтрионой побывали накануне.

Доминик опустил кулак на твердый камень рядом с окном. Знала ли она о катастрофе уже этой ночью, пока похищала душу из его тела, и если да, зачем утаила от него страшную правду? Или, пока он спал, она успела сбегать и узнать эту ужасающую, ожидаемую ею новость? Ей сказали: «Иди быстрее! Они подожгли Ачнадрочейд!» – и она убежала.

Доминик бросился к своей одежде – уже изрядно потрепанной рубахе и килту Фрезеров, громко выкрикивая замысловатые ругательства. Он вынул свой нож и, стащив с кровати простыни, начал методично резать их на полосы. Несомненно, Кэтриона знала, что он может это сделать. Тогда почему она не унесла постельное белье?

Через пару минут в руках у него была самодельная веревка. Он быстро привязал один конец к остову железной кровати, придвинул кровать к окну и втиснул в проем, после чего выбросил другой конец веревки в сад.

Шум долетал из Ачнадрочейда словно крик чаек с моря: громкие стенания женщин, пронзительный плач детей и надрывный лай собак заглушали друг друга. К этому многоголосию добавлялись зловещие звуки, от которых кровь стыла в жилах: удары дубинок обрушивались на мягкую беззащитную плоть матерей и детей. Мужчины по-прежнему оставались в холмах.

Среди тех, кто участвовал в столкновении, была Кэтриона – она заперла его спящего и ушла сражаться одна против отряда шерифа!

Доминик вскарабкался по склону и побежал вдоль обрыва над речкой. Наконец в поле его зрения показалась деревня. Женщины высыпали из домов и пытались заблокировать дорогу, как они делали это днем раньше; некоторые стояли сложив руки на груди, другие прижимали к себе детей. Деревня в полном составе встала на защиту своих домов. Но в этот раз солдаты без раздумий пошли в атаку. Женщины закрывали головы руками, загораживали телами своих детей, однако их, не щадя, избивали прикладами мушкетов, кулаками и сапогами.

Чудовищная жестокость! Доминик чувствовал, как желчь подступает к горлу. Он не впервые наблюдал подобные зверства: безмозглые порочные изверги, жаждущие крови, наказывали за непослушание запуганных людей. То, что сейчас делали солдаты, являлось откровенным попранием закона.

Уже немолодая женщина осела под градом ударов; ее чистая белая косынка порвалась, и из-под нее вывалились пряди седых волос. Доминик узнал Дейрдру Фрезер – они встречались накануне вечером в Дуначене. Кованый сапог вдавился ей в грудь, другой ударил в висок. Женщина упала на землю.