Смолин огляделся с порога. Летягин расхаживал у прилавка, озираясь с наигранным удивлением провинциала, впервые в жизни узревшего столько редкостей сразу. Гоша (на каковом лица не было) сидел в дальнем углу, и перед ним на стеклянной витрине лежали бумаги официального вида, а перед витриной помещались два индивидуума в штатском (одного из них Смолин уже видел у Эрастыча). Дверь в служебные помещения оказалась распахнута, слышно было, как там громко переговариваются, побрякивая и позвякивая железом.

Все было ясно с полувзгляда, и к бабке-колдунье не ходи. Смолин, глянув на поникшего Гошу, едва справился с приливом самой что ни на есть лютой злости: предупреждал ведь, русским языком и членораздельно, знал ведь, поганец, что трясут все подряд магазины…

– Чем обязан? – спросил он хмуро.

– Неладно получается, Василий Яковлевич, – сказал Летягин, на сей раз без тени шутливости. – Только что торганули в вашем магазине холодным оружием в количестве одной единицы, что и было установлено посредством контрольной закупки…

Уточнений не требовалось: один из оперов как раз принялся старательно наводить видеокамеру на упомянутое оружие – лежавший перед Гошей паршивенький военно-морской кортик, вещь в антикварном обороте обыденнейшую: с кнопкой, то есть после сорок восьмого года выпущен, раритетом никак не является, в свое время, когда ликвидировали ввиду причудливой игры случая обосновавшуюся под Шантарском военно-морскую часть (был такой уникум, рожденный волею советского Министерства обороны), таких кортиков чуть ли не грузовик продали на сторон у, всё, что на складе нашлось…

Смолин хорошо рассчитанным жестом поднял брови:

– Холодное оружие? А вы это, простите, прямо здесь установили? В сжатые сроки? Может быть, и заключение экспертизы покажете?

Летягин смущенным не выглядел ничуть:

– Ну, простите великодушно, оговорился… Скажем, был продан предмет, имеющий несомненное сходство с одним из образцов холодного оружия, состоящего на вооружении… Вас устроит?

– Безусловно, – столь же вежливо ответил Смолин. – Однако есть и другие несообразности… Вы будете утверждать, что «имеющими сходство предметами» торгует именно магазин? Вот с этим позвольте не согласиться.

– Ваше право, – пожал плечами Летягин. – Спорить не стану, молодой человек объясняет, что это его личный предмет, и продал он его исключительно по своей собственной инициативе, чтобы деньги положить себе в карман и использовать на личные нужды… Но все равно получается не вполне законно, согласитесь. Торговля такая, если вы не в курсе, Уголовным кодексом характеризуется как преступление, акт купли-продажи совершен в вашем магазине… к тому же в подсобных помещениях у вас мы обнаружили еще несколько… предметов, имеющих несомненное сходство с холодным оружием. Так что, не взыщите, придется провести целый комплекс мероприятий… Осмотр, изъятие и тому подобное… Право на это у нас есть. Вам статьи цитировать развернуто?

Смолин, глядя ему в глаза, улыбнулся почти беззаботно:

– Не надо мне ничего цитировать. Я человек законопослушный, и если представитель власти ручается, что имеет право – чего уж тут… – он сделал широкий жест. – Будьте как дома…

– Я, честное слово, душевно тронут, – раскланялся Летягин. – Не часто в наше сложное и беспокойное время встретишь человека со столь ярко выраженным правосознанием…

– Чем богаты, – сказал Смолин. – Поприсутствовать разрешите?

– Ну разумеется, настаиваю даже… Ваше право.

В голове у Смолина щелкал точнейший калькулятор. Ничего по-настоящему «тяжелого» в магазине им не отыскать, пусть хоть до рассвета роются. Нету-с! Карабинчик мосинский, в углу его кабинета прислоненный, засверлен должным образом и ударника лишен. Другое скверно: из дюжины единиц холодняка насчет восьми уже сговорено с покупателями, трое даже авансы оставили, а еще двое расплатились и вовсе полностью… причем пять предметов чужие, на реализацию взяты… Неприятно получилось, одним словом… Перед людьми неудобно. Они, все до одного, не случайные приблудыши – свои, понимающие, в теме и в формате, поймут правильно и слова не скажут, но все равно, нескладно как-то вышло… Все вернем, обязательно, но сколько времени пройдет и сколько нервов выгорит…

– Лицензии на торговлю холодным оружием у вас не имеется, – негромко произнес стоявший рядом Летягин.

– Я им не торгую, потому и лицензии не имею, – сказал Смолин, не оборачиваясь к собеседнику.

– Понятно, понятно, никто вас и не обвиняет… А лицензия на торговлю изделиями из драгоценных металлов?

– Аналогично, – сказал Смолин. – Не торгую, потому и не имею.

В сейф тоже полезут, калькулировал он тем времени. А как же иначе? В сейфе, ясен пень, найдется немало рыжья. Его тоже со временем удастся назад выцепить, но опять-таки время и нервы, половина монет опять-таки на реализацию взята… С-суки, козлы…

Майор Летягин прохаживался вдоль стены, с неподдельным восхищением озирая потемневшие полотна с идущими на всех парусах кораблями и живописными пейзажами, церковные колокола, граммофоны и прочий хлам.

– Интересно тут у вас, – сказал он чуть ли не растроганно. – Столько старины… Так и не уходил бы…

– А оставайтесь, – предложил Смолин нейтральным тоном. – Сторожем оформим, зарплата-то не ахти?

Майор уколол его взглядом, но промолчал.

…Убрались представители власти только часов в восемь вечера, когда справились наконец. Вместе с ними, как и следовало ожидать, на законнейшем основании улетучился весь холодняк и все золотые монеты, взамен чего осталось изрядное количество официальных бумаг. Каковые Смолин тут же прочитал самым внимательным образом, выискивая проколы. И выискал, конечно – целых семь мелких проколов, любой из них опытный адвокат сможет раздуть до исполинских размеров, всячески обыгрывая и само число. Целых семь, ваша честь…

Хоть что-то приятное в этой жизни, а? Тяжко вздохнув, Смолин сложил бумаги аккуратной стопочкой, многозначительно прокашлялся, подняв глаза на Гошу. Тот торчал у стены, явно пытаясь стать меньше ростом, горько сожалея, что не может на манер мышки юркнуть под плинтус.

Осторожненько вошли добры молодцы – Шварц, Кот Ученый и Фельдмаршал. К магазину они прибыли один за другим уже давненько, в разное время, ментовскую суету заметили сразу – а потому и нарезали все это время круги вдалеке по присущей всем троим скромности характера…

– Давайте в кабинет, – сказал им Смолин, предупреждая естественные в таком положении вопросы. – Я тут занят пока…

Он медленно двинулся в сторону Гоши, усмехаясь весьма недобро, постукивая сжатым кулаком по левой ладони. На ходу цедил сквозь зубы:

– Тебя ж предупреждали, придурок жизни… Ведь знал прекрасно, что менты трясут антикварку сосредоточенно и методично… Блядь, ну у меня слов нет – погореть из-за кортика паршивого, взявши пять штук рублями…

Гоша потихонечку пятился, пока не уперся спиной в огромаднейший сервант довоенных времен, только что прибывший из реставрации, – и отступать стало некуда по самым что ни на есть техническим причинам. Смолин надвигался, крутя головой:

– И все бы ничего, но как над тобой камера хохотать будет – все равно что трусы с веревки стырить… Пять штук!

Оказавшись вплотную с проштрафившимся продавцом, он остановился, глядя все так же грозно. Гоша, судя по лицу, уже смирился с грядущим воздействием на организм. Вот только Смолин руки распускать не собирался: как-никак свой парень, давний сотрудник, проверен в большом и в малом, а таких трудно искать и воспитывать, антикварный бизнес в этом плане – штука консервативная. Да и потом, если вспомнить все случаи, когда прожженные волки горели на сущей ерунде…

И все же в воспитательных целях он еще какое-то время постоял с грозным видом, держа Гошу в неизвестности. Посчитав, что моральная экзекуция состоялась, разжал кулаки и похлопал удрученного парня по плечу:

– Ну ладно, не буду, что ты уж… Не смертельно. Как-нибудь переживем, бывало и хуже… Тем более ты, цинично говоря, контору не подставил, а исключительно себя. Хвалю. Так и должны поступать настоящие пионеры или там скауты…