– Ты хотела зайти к нам? – спросила я.
– Да, но свет в окошках не горел, и я решила пойти домой.
Я заказала джин с тоником и передала Мари слова моей мамы:
– Мама попросила тебя прийти к нам в гости днем. Сказала, что когда ты приходишь по ночам, то все это как сон и так неинтересно.
Мари засмеялась:
– Я так и знала! Она ведь была полусонная, да? Говорила какие-то странные вещи, а я просто подыграла ей.
– Ну, она так и сказала.
Какое-то время мы сидели и молча потягивали свои напитки. Мари, широко распахнув глаза, смотрела в окно, мимо которого проносился поток машин. Выражение ее лица не казалось особенно несчастным, и все же я помнила, что в детстве она ужасно не любила темное время суток, поэтому не засиживалась допоздна. Неважно где, у себя дома или у нас в гостях, но она всегда ложилась спать сразу после десяти. Я задумалась над этим, и несмотря на то что Мари моя сестра и я знаю ее уже сто лет, она показалась мне другой, изменившейся непостижимым для меня образом.
– Ты знала, что Сара была беременна? – вдруг спросила Мари.
– Ммм.
Сначала мне удалось только промычать в ответ, поскольку я пыталась из всех слов, крутящихся в моей голове, выдернуть два – «Сара» и «беременна» – и связать их между собой. Наконец до меня дошло.
– Нет, понятия не имела!
– Да, я вдруг сама вспомнила ни с того ни с сего. Знаешь, как это бывает в таких местечках, где темно и вовсю орет музыка, внезапно ловишь себя на том, что смутно вспоминаешь что-то давно забытое. Ты понимаешь, о чем я? Кроме того, вон там за столом сидит синеглазая девушка. Она уже давно здесь. Вот я и стала думать, что сейчас с Сарой…
– Это был ребенок моего брата?
– На самом деле Сара сказала, что и сама не знает, – рассмеялась Мари. – Дело в том, что она хотела, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И какое-то время встречалась со своим старым приятелем из Бостона и с Ёсихиро одновременно. Ну, похоже на истории о парнях из маленьких городов, которые приезжают учиться в большие – у них одна подружка в колледже, а другая ждет дома. Вот и Сара так же, хотя в ее случае набор был интернациональный. По-видимому, Ёсихиро узнал об этом, только приехав в Бостон. Но ведь он же японец. Он знал, что рано или поздно уедет домой. Насколько я слышала, он перестал с ней встречаться по собственной инициативе. Но Сара не давала ему уехать. Так что потом полгода они существовали в состоянии любовного треугольника, и была полная неразбериха. Ёсихиро такое положение вещей совершенно не устраивало, и поэтому он, скорее всего, постоянно пытался вырваться. Думаю, так оно и было, но ведь он жил в чужой стране, я имею в виду, ему некуда было бежать, да? Ему не к кому там было обратиться. Но Сара ведь познакомилась с ним сразу по приезде в Японию и полюбила его… Уверена, ей тоже, должно быть, было очень тяжело. Но тогда, когда между мной и Ёсихиро еще ничего не было, Сара довольно часто говорила об их отношениях. Она рассказала, что у нее уже есть парень в Бостоне, но ей очень-очень нравится Ё-си-хи-ро, но ведь они из разных стран, и хотя она пока что учится в Японии, в конце концов, все равно придется возвращаться домой, и расставаться будет очень тяжело. Вот так. Ёсихиро, по его словам, не знал, была ли Сара по-настоящему беременна или же обманывала, но даже если это и правда, что маловероятно, то нет почти никаких сомнений, что это ребенок ее американского парня. Так он сказал.
– Я даже понятия не имела ни о чем, – сказала я.
При этом части картины соединились в целое.
Разумеется, я не знала не только о беременности. Мне никогда не говорили, что у Сары остался парень в Бостоне. В тот день, когда мы с Сарой болтали, – неужели мечта, о которой она мне поведала, была ее грезами лишь пока она жила в Японии, или же она сказала мне об этом, потому что я сестренка ее парня? Возможно, она хотела сыграть передо мной роль идеальной девушки моего брата, но выглядеть так только в моих глазах, в глазах глупенькой девочки. Я вспомнила ее прозрачную золотистую челочку, когда она помогала мне с уроками. Ее ясные глаза. Нет, этого не могло быть. Она действительно говорила то, что думала. Искорки в ее глазах сказали мне, что ей и впрямь хочется верить, что все именно так и будет… Может, ее парень в Бостоне был как раз из разряда тех бизнесменов, которых она мне описывала. Неужели мой брат лишь слегка встряхнул размеренный ритм ее жизни, а потом его следы стерлись?
Но сколько я ни думала над этим, понять не могла. Я осознала только одно – в тот момент Сара уже была взрослой. Взрослее меня, взрослее брата, взрослее Мари. Настолько взрослой, что мне даже стало жаль ее.
Я была пьяна. Темнота в этом баре казалась такой невероятно спокойной и неизменной, что я даже испугалась. Но Мари мне было видно лучше всего, очертания ее тела были четче, чем силуэт унылой официантки, болтающей с клиентом около барной стойки в другом конце зала. Четче, чем фигура потрясающе прекрасной девушки с длинными волосами, которая сидела рядом со своим спутником, склонив к нему голову. Четче черт женщины с детским лицом за столиком у окна, которая курила и читала журнал. Почему Мари всегда так выглядит? В моем сознании проскользнула какая-то неясная мысль.
– А… Сара сейчас в Японии? – спросила Мари.
– С чего ты взяла? – удивилась я. – Она приезжала в Японию учиться. Но это было много лет назад. Она не приезжала даже на похороны Ёсихиро.
Выражение лица Мари смягчилось. Увидев мою реакцию, она ясно поняла, что я не скрываю от нее известие о возвращении Сары в попытке не усугублять ее страдания.
– Просто вчера был какой-то загадочный звонок, – сказала Мари.
– В каком смысле загадочный?
– Ну, я подняла трубку, сказала «алло», но никто не ответил. Тишина. Я еще немножко послушала и уловила, как на заднем плане какой-то парень говорит по-английски. Разумеется, возможно, кто-то баловался. Может, у него по радио передавали уроки английского или что-то в этом духе. Но я не знаю… молчание было таким… напряженным, словно этот кто-то вот-вот соберется с духом и заговорит, но никак не может решиться. И мне подумалось, что это может быть Сара. Вот и все.
