Признаться, я и сам считал идею «единого европейского дома» довольно туманной. Но таких утопических построений в «новом мышлении» Горбачева было много. Согласившись на поглощение ГДР Западной Германией и на антисоциалистический переворот в Восточной Европе, Горбачев не только не приблизил, но фактически отдалил создание единого общеевропейского дома. В то время мы не могли предвидеть, что это произойдет всего через два года.
Вернувшись в Прагу, я предложил опубликовать интервью с Киссинджером, убрав из него скользкие моменты. Самым выигрышным для ПМС было признание Киссинджера, что Вашингтон и он лично активно участвовали в свержении в 1972 году президента Чили Сальвадора Альенде. Генри считал борьбу Америки с коммунизмом геополитической реальностью и даже гордился этим. Из осторожности шеф-редактор предложил мне согласовать факт такой публикации с руководством Компартии США. В скором времени в пражском аэропорту делал остановку Гэс Холл, и я отправился туда поговорить с ним. Холл дал устное согласие и с тем улетел. К нашему удивлению, после публикации интервью пришёл письменный протест от КП США. Мы послали вежливое объяснение со ссылкой на мой разговор с Холлом. Дело само собой утихло. По-видимому, среди правоверных коммунистов дать слово империалистическому монстру на страницах коммунистического издания было крупным прегрешением. Впрочем, представители других компартий поддержали эту публикацию, считая, что этим журнал расширяет круг читателей и свой тираж.
На следующий год я опять принял участие в семинаре Аспенского института, посвящённом на этот раз межнациональным отношениям в СССР. С нашей стороны участвовали также главный редактор журнала «США» Валентин Бережков и сотрудник Института США Андрей Кортунов. Из западных учёных выделялась Элен Карер д’Анкосс, ведущий во Франции специалист по СССР, которая впоследствии стала почётным секретарем Французской академии наук. Меня тогда поразили детальное знакомство западных экспертов со всеми более или менее крупными националистическими группами в наших республиках и уверенность, с которой они говорили о неминуемом по их мнению, близком распаде СССР. Я, как всегда, бросился в бой, чтобы хоть как-то сбить этот наплыв мрачных прогнозов. Валя Бережков меня поддерживал, а Андрей Коркунов скорее осторожно соглашался с моими оппонентами. Я не удивился, узнав, что Андрей вошёл впоследствии в директорат Фондов Карнеги и Сороса в Москве.
Я не раз вспоминал эти дискуссии еще до того, как Союз распался. Как-то в Карловых Варах в 1989 году, сидя за одним столом с тогдашним заместителем министра госбезопасности советского Азербайджана, я забросал его вопросами о бездействии властей перед нараставшим национал-сепаратизмом. Замминистра, русский по национальности, дал понять что бессилен перед местной элитой, которая покровительствует этим движениям. В наших спецслужбах, и не только там, было хорошо известно о положении в республиках, но при Горбачеве ничего не делали, чтобы пресечь растущий сепаратизм.
Возвращусь к своей второй поездке в Западный Берлин. Я решил на этот раз въехать туда через ГДР и Восточный Берлин. Рейс из Праги туда был прямой и занимал около часа. С помощью представителя СЕПГ в журнале, которым был тогда приятный и любезнейший ветеран немецкого комдвижения Жорж Квиатковский, я занял номер в партийной гостинице. Зайдя в наше посольство, я получил пропуск для прохода в Западный Берлин. С ним я мог свободно перемещаться из одной части города в другую. От партгостиницы я пешком шёл до знаменитого пропускного пункта «Чек-пойнт Чарли», оттуда на метро ещё с полчаса до Курфюрстендам. По вечерам в восточной части было темновато, а западная сверкала огнями, и я иногда перебирался туда в поиске развлечений. Зато в восточной части всё было много дешевле.
Совершая нашу ночную прогулку, особенно созерцая город, спящий в этот ранний по западным меркам час, мы никак не могли подумать, что до падения стены оставалось уже немногим больше года. И ещё. Прогулки по берлинским перекресткам навели меня на мысль, что западным спецслужбам не составляло труда переправлять своих агентов через плохо охраняемые пропускные пункты в стене на своих дипломатических машинах, не подлежавших пограничному досмотру. Эту деталь я использовал в написанном в Праге детективном романе «Кремлевские алмазы», где именно таким путем некто Самойлов бесследно исчезает из Карловых Вар. В реальной жизни этот персонаж был прототипом Евгения Новикова, сотрудника нашего журнала, внезапно пропавшего и много позже (уже после публикации моего романа) объявившегося в США. Моя догадка оказалась правильной.
Спасение утопающих…
Летом 1989 года мы вновь отправились отдыхать в Карловы Вары, на этот раз в правительственный санаторий «Дружба» (ныне «Бристоль»). В то время там отдыхали также Вадим Загладин и Николай Четвериков. Вадим перешел на работу в Кремль советником президента СССР (т.е. Горбачева), а Николай работал председателем Комитета по авторским правам. Мы много гуляли вместе и разговаривали, и из этих бесед я вынес убеждение, что в нашей политической системе грядут большие перемены.
Как-то на прогулке Вадим поведал о недавней статье министра иностранных дел Э. Шеварднадзе в журнале «Международная жизнь», где тот объявил устаревшим тезис о противостоянии двух систем — капитализма и социализма. Загладин возмущался этим заявлением, но не ставил его в упрёк Горбачеву, хотя без его согласия оно вряд ли могло быть сделано. Для меня это означало отказ от принципиальных основ не только нашей внешней политики, но и марксистского мировоззрения. Было ясно, что группа Горбачева — Яковлева — Шеварднадзе ведёт дело к капиталистической реставрации.
Вадим не рассказывал, но я позже узнал, что ещё в 1988 году аппарат ЦК по приказу Горбачева и Яковлева был сокращён чуть ли не наполовину. Официальным предлогом была необходимость в омоложении состава, но в действительности шёл разгром старых, убеждённых кадров. Людям, работавшим в Москве, это стало очевидно задолго до того, как эта весть долетела до Праги. Четвериков сказал мне прямо, что пора перебираться из Праги в Москву. Но мы с Ларисой решили не торопиться и оставаться в Праге.
В сентябре 1989 года скончался ответственный секретарь ПМС Сергей Витальевич Цукасов, и на его место назначили Григория Водолазова. Он был эрудированный философ и талантливый публицист, у которого дело быстро пошло, как надо. Но события вокруг нас развивались драматически. В октябре прибывший в Берлин Горбачев практически дал сигнал к восстанию и сносу Берлинской стены. Началась цепная реакция падения социалистических режимов по всей Восточной Европе. До Праги эта волна дошла уже в ноябре. Коммунистический президент был изгнан из Града, а на его место избран Вацлав Гавел. Образовалось смешанное правительство — наполовину из коммунистов, наполовину из других партий. К лету 1990 года коммунистов вовсе изгнали и из Кабинета министров.
Всё это время мы находились в Праге и были свидетелями событий. Сказать, что местные коммунисты не проявили стойкости, значит не сказать ничего. Прежняя власть, казавшаяся прочной, развалилась как карточный домик. Незадолго до начала событий в Праге побывал А.Н. Яковлев, после встреч с которым местному руководству стало ясно, что ждать поддержки из Москвы не приходится. Сдача Горбачевым и его приближенными своей восточноевропейской империи была заранее спланированным актом.
Конечно, события в Праге носили массовый характер. На огромном Летнинском поле собирались, наверное, не меньше ста тысяч жителей, попеременно кричавших то «Дубчека на Град», то «Гавла на Град». В те ноябрьские дни 1989 года новым президентом, весьма популярным в народе, вполне мог стать Александр Дубчек, но руководство КПЧ не захотело его поддержать. «Здоровые силы» все ещё считали своего бывшего генсека времен «пражской весны» предателем. На что они рассчитывали? Не прояви они тогда политическую близорукость, и судьба Чехословакии могла бы сложиться совсем иначе.
