Одним из первых, кто открыто выступил в защиту необходимости термоядерной войны, был Г. Кан. В книге «О термоядерной войне» он пишет, что последствия ее не так уж страшны, а разница между ужасами мира и ужасами войны «лишь количественная — в степени и уровне»[486]. Он убеждает американцев, что экономика США после термоядерной войны «относительно быстро сможет восстановить большую часть довоенного национального продукта»[487]. Кан призывает отрешиться от иллюзии, что войны не будет. Больше того, надо «со всей серьезностью угрожать, что войну начнем мы сами»[488]. В книге «Мысли о немыслимом» Кан вновь уверяет, что «относительно нормальная и счастливая жизнь будет возможна даже в суровых условиях, которые могут оказаться доминирующими после ядерной войны»[489].
И все же разговоры о первом термоядерном ударе были слишком пугающими, вызывали протест, будили недовольство. На свет появились новые концепции, наибольшее внимание из которых привлекла доктрина «гибкого реагирования», о чем уже упоминалось выше.
Как известно, концепция пошла от генерала М. Тэйлора, занимавшего при Эйзенхауэре пост начальника штаба армии. Ее основные принципы были изложены в книге «Неопределенный призыв», содержавшей острую критику «массированного удара». Стратегия «массированного возмездия», писал Тэйлор, предоставляет нашим руководителям лишь два выбора: «либо развязывание всеобщей ядерной войны, либо компромисс и отступление». Тэйлор против обоих вариантов. Стратегическая доктрина, которую «я мог бы предложить взамен массированного возмездия», пишет он, называется стратегией «гибкого реагирования». Это название указывает на то, что «мы должны быть способны реагировать на любой возможный вызов и успешно действовать в любой ситуации»[490]. Не следует ставить недостижимую цель, рассуждает Тэйлор. Надо отказаться от чрезмерных надежд на всеобщую ядерную войну. Предпочтительнее малые войны. Решение ограниченных задач более эффективно. Впрочем, о предпочтительности локальных конфликтов писали уже Г. Киссинджер, Ч. Боулс и другие.
Концепция «гибкого реагирования» по существу своему столь же воинственна, как и другие доктрины ядерной войны. Однако несогласие автора с установкой на «массированный удар» стоило ему должности, его вынудили уйти в отставку. Но время шло, и в 1962 году взгляды Тзйлора приглянулись президенту Кеннеди. Он был возвращен из опалы и назначен личным помощником президента. Летом 1962 года Тэйлор получил высшее в американской армии назначение, став руководителем Объединенного комитета начальника штабов.
Дело, однако, не в назначении генерала Тэйлора, а в конкретных мероприятиях, которые за этим последовали. Если стратегия «массированного удара» предполагала основной упор на ядерное оружие, то для претворения в жизнь «гибкого реагирования» необходима подготовка к различного рода «ограниченным войнам». С этой целью правительство Кеннеди, увеличивая ассигнования на ядерное и ракетное оружие, стало одновременно наращивать производство обычных вооружений. Вашингтон приступил к формированию частей особого назначения — этих «пожарных команд» империализма.
Речь идет о необъявленных «партизанских» и контрпартизанских войнах. Необъявленная война — это засылка в другие государства диверсантов и провокаторов, убийства неугодных руководителей, различные формы саботажа, непосредственное участие вооруженных сил в акциях против стран, с которыми США формально не находятся в состоянии войны. «Мысль о том, что США должны полагаться на партизанские методы ведения войны как на единственный способ остановить и обратить вспять наступление коммунистов, — констатировала газета „Уолл стрит джорнэл“, — пустила ныне прочные корни в национальной политике… Сейчас вполне почтенные высокопоставленные люди спокойно обсуждают такие вещи, как методические убийства коммунистических руководителей за границей»[491].
Конкретизацией теории «гибкого реагирования» явилась доктрина «контрсилы», выдвинутая бывшим министром обороны Макнамарой. Она состоит из трех частей. Первая — обоснование и подготовка к тотальному удару. В соответствии с ней Пентагон требует не жалеть усилий, чтобы иметь возможность нанести противнику термоядерный удар. В то же время лелеется надежда, что, закопавшись под землю, спрятав в подземных убежищах ракеты и командные пункты, можно избежать уничтожения своего ракетно-ядерного потенциала при ответном ударе.
Вторая часть доктрины сформулирована в выступлении Макнамары летом 1962 года в Мичиганском университете. Основной военной целью США в случае возникновения ядерной войны должно быть уничтожение вооруженных сил противника, а не его гражданского населения.
Если проще сказать, то окажется, что речь идет о попытке выработать некие «правила ведения» термоядерной войны. Теоретические построения Кана, Шеллинга и других не остались без следа. Ядерные бомбы надо взрывать по «джентльменским» правилам: не над городами, а над военными объектами. Только вот беда: как отделить военные объекты от невоенных? Как распорядиться смертоносными радиоактивными осадке-ми, которые, возникнув, скажем, от взрыва над военным объектом, обрекут на мучительную смерть все живое на сотни километров вокруг? Американские специалисты еще в начале 60-х годов подсчитали, что если ядерные бомбы будут обрушены только на военные объекты США, а города останутся нетронутыми, то из 180 миллионов имевшегося тогда американского населения 70 миллионов погибли бы от радиоактивных излучений.
Третья часть доктрины именуется в Пентагоне «правом неядерного выбора». Суть ее заключена в следующем: поскольку времена, когда Вашингтон тешил себя иллюзиями «ядерного превосходства», безвозвратно ушли, Соединенные Штаты должны развивать обычные вооруженные силы.
В доктрине Макнамары ярко видны двойственность и метания идеологов и политиков. С одной стороны, она исходит из допустимости термоядерной войны. В то же время полагается необходимым дополнить традиционную политику ядерной мощи рассуждениями о «сохранении городов», «правилах ведения войны», «неядерном выборе». Еще недавно заокеанские стратеги целиком полагались на термоядерный кулак, охотно рассуждали о «глобальной войне». Ныне в лексиконе появились и осторожные выражения: «гибкое реагирование», «неядерный выбор», «ограниченная война». Дело здесь не в терминологических тонкостях, а в значительно более глубоких и важных процессах. По-видимому, речь шла в то время о медленном (значительно более медленном, чем это диктуется жизнью), непоследовательном, в немалой степени стихийном приспособлении политико-стратегических концепций Вашингтона к изменившейся расстановке сил на мировой арене. Но и в новых доктринах тотальная война остается наиболее вероятной альтернативой всем другим планам, а в некоторых случаях единственным выходом, Создаются «гипотетические сценарии», «канонические варианты», экстраполируются некие «условные тенденции», и на основе их многократности выводятся ожидания, сооружаются проекции, очищенные от случайностей. И все это для того, чтобы гипотетическое развитие событий выдать за реальное, а возможное смертоносное решение представить как научно обоснованное[492].
Одну из своих книг Г. Кан назвал «Эскалация». В ней он утверждает, что «эскалация», или постепенное повышение уровня насилия, может спасти человечество от всеобщей войны. Он предлагает абстрактную схему-теорию, но теперь уже в виде «лестницы эскалации», состоящей из многих ступеней и порогов — от «мнимого кризиса» до «бессознательной войны». И снова, по словам автора, эти ступени и пороги лишь «моделированные явления», своего рода метафоры, абстрактный методологический прием. Нереальность их объясняется тем, что не хватает опыта всеобщей атомной войны. А коль термоядерной войны еще не было, рассуждает автор, то «многие наши понятия и доктрины должны опираться на абстрактные и аналитические соображения»[493].
