Она затрясла несчастную со всей силой. Ей вдруг овладело какое-то исступление — и она терзала свою жертву немилосердно, душила её, как одержимая. Нет, повторяла про себя, не может быть. Не может быть, не для того я перенесла столько страданий, вытерпела столько мучений, чтобы теперь эта девчонка, эта невзрачная сопливая малявка сказала мне, что никакого выхода нет. Да кто она такая, в конце концов? Та даже не пыталась сопротивляться, как-то отбиваться — терпеливо сносила всё, сквозь слёзы и частые вдохи говоря с трудом, так что еле-еле можно было разобрать:
— Принцесса, я… хотела бы помочь… правда, с удовольствием, поверьте!.. Но я не могу… не имею права вас обманывать… Если его нет, то я же не могу… Лучше горькая правда… чем сладкая ложь… так мне всегда говорили…
Инна почти не слушала. У самой тряслись руки, пальцы, но она не отпускала служанку. Та уже не говорила ничего, только судорожно хлопала ртом и плакала почти беззвучно — а она всё не прекращала. Да кто ты такая, кричала мысленно, да как ты смеешь, да что ты знаешь?! Ты, может быть, вообразила, что я из-за денег сюда пришла? Из-за десяти тысяч? Да на хрен мне нужны эти десять тысяч! В гробу я их видала, гореть им вместе со мной в аду синим пламенем! Да я же не для себя, идиотка! Пойми, не для себя — для одного человека, ему же не жить иначе, ты только пойми, попробуй понять своим жалким умишком! Так как же ты, ничтожная, говоришь мне, что никакого выхода нет?! Как ты смеешь такое говорить?! Как? а, как?!
Вдруг поняла, что уже произносит это вслух. Содрогнулась, разжала руки, поднесла их к лицу, отодвинулась от жертвы. Та медленно съехала на пол и замерла так, будто просто присела — глаза, расширившиеся до невозможности, едва не вылазящие из орбит, уставились на Инну. Нет, не может такого быть… Она ведь, конечно, жива? Ну не может быть, чтобы не была жива! Не может быть, чтобы я сейчас… своими руками… её… убила…
Инна села рядом с девчушкой. Осторожно, с опаской коснулась её лица, повернула к себе. Та не шелохнулась, глядела всё так же отстраненно. Нет, не может быть… Она должна быть жива! Агрессия ушла как не бывало и сменилась неожиданной, почти материнской нежностью. Инна гладила её лицо, её побелевшие округлые щёчки; провела рукой по растрепавшимся, вздыбившимся коротким волосам. Нет! — едва не закричала. Не умирай! пожалуйста!
— Пожалуйста… — негромко повторила вслух. — Ну пожалуйста…
Девчушка чуть вздрогнула, шевельнулась. Инна всплеснула руками: какое счастье! Та захлопала веками, будто всё ещё рыдала, только слёзы не были видны. Сглотнула несколько раз — и сильно закашлялась. Инна провела рукой по её спине; произнесла, сама едва не плача:
— Ну вот, что ж такое… господи боже… Извини меня, пожалуйста, ради бога…
Служанка откашлялась, перевела на свою мучительницу взгляд — в нём было странное сочетание озлобленности с жалостью. Прошептала одними губами:
— Уйди… — Инна прислушалась, и разобрала ещё: — Ты чужая…
Она оторопела. Я — чужая? Так значит, это не место такое ненормальное, безумное, неподходящее для обычных людей, стремящихся к обычному счастью? Значит, это на самом деле я — чужая? Замечательно! Она отпрянула; девчушка смотрела на неё, как на врага человеческого рода. Инна попятилась, подхватила «дипломат» и пистолет. Повторила сама себе зловеще: я — чужая! Кинулась прочь, побежала по лестнице со всех ног, не обращая внимания на стреляющую боль в левой руке. Через несколько ступенек споткнулась, тотчас выпустила чемодан; сама едва не загремела, но успела прижаться к стене. Подхватилась тут же, подобрала «дипломат» — и, не помня себя, понеслась вниз. Сердце тарахтело, как работающий вразнос двигатель. Инна летела, иногда перескакивая через ступеньку; поминутно спотыкалась, путалась в неудобной для таких пробежек одежде, чуть не падала — но не сбавляла скорость. Куда бежишь? — спросила сама себя? От кого бежишь? От себя ведь не убежишь… Но она продолжала мчаться вниз по лестнице; в голове отстукивал свихнувшийся ритм: ты — чужая! ты — чужая!
Позади осталась уже чёртова уйма этажей и как минимум ещё пара таких же белых дверей, отходящих в сторону. Инна пропускала их — бежала дальше. Эта лестница должна куда-нибудь привести, думала она. Если вверху она нашла деньги, то внизу наверняка тоже что-нибудь найдёт. Скоро уже смогла убедиться в этом собственными глазами. Длиннющая лестница наконец закончилась, упёршись в площадку с дверью. Ну да, конечно! Точно такая же дверь, только номер другой: «1574». Вот только, подумала, ключей у меня с собой опять нет… Неужели это меня остановит? Ну чёрт возьми: если я чужая, если мне не место здесь — так помогите же мне отсюда выбраться!
Дверь подалась под слабым толчком — так же, как и наверху. Инна вздохнула с облегчением: всё просто. Ключей нет, но они оказывается и не нужны — вот и прекрасно! Новый путь дохнУл на неё холодом, она даже поёжилась. Что там впереди? Ну вот, опять коридор… На этот раз — серый, снова металлический, хорошо освещённый, только уж очень узкий: если кто будет идти навстречу, можно и не разминуться. Но это всё не важно, это всё такие мелочи…
Скоро Инна миновала первый поворот, а затем и развилку. Она не задумывалась особенно, куда идти — выбирала путь наугад. Здесь и впрямь было здорово холодно. Нет, конечно, другие туннели тоже отнюдь не излучали тепло, но в них стоял как бы обычный холод, который и должен быть на глубине нескольких — или сколько их там? — метров под землёй. А тут царил настоящий мороз, будто она случайно забрела в гигантский холодильник и бродила теперь по его запутанным камерам. К тому же, в явно неподходящей для этого одежде… Но нет! — воскликнула в мыслях решительно: если они вообразили, что это заставит меня отступиться…
Тут же спросила себя: а не глупо ли? Холодина, небось, говорит о том, что эти места на чёрт-те какой глубине — а мне ведь нужно на поверхность! Так какого же хрена я ищу выход на поверхность в недрах земли? Инна думала над этим совсем недолго — вдруг остановилась, даже испугавшись возникшей неожиданно парадоксальной мысли. Ну кто, в самом деле, сказал, что если ей нужно наверх — то и выход обязательно должен быть наверху? Ведь здесь ничто не подчиняется нормальной человеческой логике! Ты хочешь искать его наверху, девочка? А вот фиг тебе — он будет внизу, в самом что ни на есть низу, где только можно себе представить! Ну, каково? Эта идея приободрила Инну, и она поспешила вперёд ещё быстрее.
Очередной, неизвестно какой по счёту коридор казался очень длинным; где-то в середине виднелся проём — ответвление вправо. Внезапно из проёма возникла человеческая фигура. Грязный оборванец с виду: чёрная двухнедельная щетина, безобразно спутанные волосы, рваная тёмно-синяя куртка, примерно такие же штаны — только кожаные сапоги выглядели вполне прилично. Он вышел на середину прохода и встал нагло, уперев руки в бока. Смотрел на Инну ухмыляясь — как шакал, охотящийся на падаль. Стоял, несомненно ощущая своё превосходство — ждал, что она будет делать.
Она тоже остановилась. А-а! Так этот отброс общества, этот подземный бомж, этот маньяк собирается её ограбить? Забрать с таким трудом добытые десять тысяч — а её саму, небось, пристукнуть без лишних разговоров. И он имеет наглость думать, что она так просто дастся всё это над собой свершить? Так ты сильно ошибаешься, дружище, ты очень жестоко ошибаешься! Глупый ты, дурачок, ой глупый… Я здесь чужая понял?! Думаешь, это ты такой крутой бандит, законы тебе не писаны? Так мне они теперь тоже не писаны!
Инна аккуратно поставила «дипломат» у стены. Зубы стучали, но только от холода — страха не было. Медленно, через силу подняла левую руку с пистолетом; стало тяжело, и она помогла себе правой. Сама была как хищница — одичавшая, давно вышвырнутая своими хозяевами на улицу обезумевшая кошка. Ну что, подумала, что ты теперь скажешь — а, гроза подземелий? На испуг думал взять? Не выйдет у тебя, дружок, не выйдет, пуганые мы. Молча, не произнося ни единого слова, не издавая ни единого звука, наводила прицел. Это ведь совсем не сложно, ничего сложного: нажать тут… Лучше бы прямо в голову — тогда точно насмерть. Но руки дрожат, чёрт, проклятый морозильник, так что в сердце будет надёжнее…
