Майлз с минуту простоял неподвижно, чтобы глаза привыкли к темноте, и потом увидел то, за чем пришел. Взрывной механизм оказался не менее сложным, чем сами часы, и состоял из четырех колес и нескольких отвесов. Майлз обошел вокруг по узкой платформе, предназначенной для того, чтобы мастеровые могли налаживать и чистить часы, и устроился поудобнее. Себастьян остался поодаль, не желая подходить ближе к этому дьявольскому изобретению.
— Мадонна! — восхищенно присвистнул Майлз. — До чего же искусная работа! — Однако вместе с его восхищением росла и неуверенность, потому что у него не было ни малейшего представления о том, как приступить к демонтированию бомбы. Он осторожно протянул к ней руку, но тут же отдернул ее, словно та на него зашипела.
Себастьян подошел к нему и протянул саквояж. Майлз еще раз внимательно оглядел устройство и, порывшись в саквояже, достал из него тонкую металлическую штуковину с плоским концом.
— Ты видишь что-нибудь? — спросил его Себастьян, когда он подступил к устройству, вооружившись этим инструментом.
— Нет, — честно признался тот.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Понятия не имею, — спокойно отозвался Майлз и, подсунув инструмент под край устройства, стал действовать им как рычагом. Себастьян не мог разглядеть в темноте, что делает Майлз, только слышал страшный металлический скрежет.
Вдруг раздался оглушительный треск, и башня озарилась изнутри яркой вспышкой. Себастьян отшатнулся к стене и закрыл лицо руками, чтобы не получить ожог. Вспышка была ослепительной и мгновенной, в воздухе резко запахло дымом и порохом.
— Что случилось? — в кромешной тьме поинтересовался Себастьян. Не получив ответа, он выпрямился и, задыхаясь и кашляя, прокричал с растущей тревогой: — Майлз! Майлз!
В ответ он услышал лишь эхо собственных слов, отскакивающее от каменных стен. Себастьян сложил ладони рупором и набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть еще раз, как вдруг услышал сдавленный кашель.
— Я здесь… внизу, — отозвался Майлз из-под платформы.
Через мгновение Себастьян уже оценил ситуацию, нагнулся, ухватил брата за запястья и втащил обратно.
— Что случилось? Как ты оказался внизу? Дворец взорван?
— Я не совсем уверен, но, по-моему, это был только предварительный взрыв, — ответил Майлз, рукавом вытирая испарину со лба. — Настоящий должен быть гораздо сильнее, но и этот свое дело сделал.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот взрыв предназначен для того, чтобы лишить кого бы то ни было желания второй раз подступить к устройству. Я же говорил, что его создатель настоящий гений. Я не могу ничего поделать, не рискуя вызвать второй такой же, а может быть, еще более сильный взрыв.
Себастьян глубоко задумался, стараясь постичь весь смысл его слов.
— Значит, ничего нельзя сделать? — спросил он наконец. — Значит, нам остается сидеть здесь и ждать, пока Дворец дожей взлетит на воздух?
Майлз ничего не ответил, только молча уставился в пространство.
— Я бессилен что-либо сделать с этой машиной, — произнес он. — Впрочем, есть еще одна возможность.
— Какая? — радостно воскликнул Себастьян.
— Мы можем попробовать остановить часы, чтобы они не пробили двенадцать.
— Ты же знаешь, что эти часы должны идти без остановки. Говорят, что если они встанут, наступит конец всей Венецианской империи…
— Это наш единственный шанс, — отозвался Майлз. — Если нам повезет, то вся Венецианская империя останется спокойно спать в своих кроватях и даже не заметит, что часы остановились. Если, конечно, их вообще можно остановить. По крайней мере до завтра, пока склад пороха не обнаружат. Только тогда эту штуку можно будет разобрать. — Он кивнул на бомбу со смешанным чувством благоговения и ярости.
— Хорошо, я согласен, что другого выхода нет. Пойдем остановим часы, — согласился Себастьян со стоическим видом человека, добровольно согласившегося на то, что ему отрубят правую руку.
— По-твоему, это так просто? — возмутился Майлз. — Мне лестно, что ты такого высокого мнения о моих способностях, но я понятия не имею, как это сделать.
Себастьян уставился на него широко открытыми синими глазами, и в этот момент колеса у них над головой тронулись с места и где-то высоко раздался удар колокола. Часы пробили половину двенадцатого.
Гондольеры с трудом противостояли натиску бури. Встречный ветер усилился. Большой канал теперь больше походил на бушующее море, чем на спокойную водную артерию города, однако лодка медленно, но верно приближалась к Сан-Марко.
Наблюдая неистовства непогоды из уютной каюты, Йен подумал, что и при благоприятных обстоятельствах от дома Моры до площади добираться полчаса, а нынешний их путь казался ему и вовсе нескончаемым. Если бы только его руки, освобожденные от кованых браслетов, преподнесенных ему в подарок бывшей любовницей, не болели так сильно, если бы в коленях унялась дрожь он сам поднялся бы наверх, чтобы противостоять буре. Вместо этого он вынужден был довольствоваться полным бездействием.
Гондола была на подходе к Сан-Марко, когда раздался первый удар часов.
— Что это? — обернулся к брату с вопросом Криспин, но тут же замолчал, увидев траурное выражение на лице Йена. Трое мужчин и мальчик затаили дыхание, кровь пульсировала у них в висках.
Перед ними открылся величественный вид Дворца дожей, когда часы ударили второй раз.
— Прикажите им поторопиться! — взмолился Нило, не обращаясь ни к кому конкретно.
Гондольеры развернули лодку к причалу под третий удар колокола.
— Значит ли это, что Майлз?.. — предположил Тристан, но тут же смолк.
Часы пробили в четвертый раз.
У Йена пересохло в горле, а сердце готово было выскочить из груди. Каждая клетка его тела, которая только что ощущала лишь боль, замерла в ожидании чуда.
Он уже готов был броситься за борт и пуститься вплавь, когда гондола стукнулась носом о причал.
В этот момент пятый удар гулко разнесся над площадью.
Сильный порыв ветра налетел со стороны лагуны, и гондолу изо всех сил ударило бортом о причал, так что затрещали доски. Канат треснул пополам, и гондолу снова отнесло от берега.
