Квартет грянул в четвертый раз отрепетированный марш, но звуки музыки потонули в гуле голосов. Причина всеобщего волнения тотчас же выяснилась: Моргана да Джиджо в ярко-красных шелках шла по главной лестнице. Она рассчитала свой приезд таким образом, чтобы он совпал с торжественным выходом молодых — кто теперь посмеет усомниться в ее превосходстве над скучной невыразительной девчушкой, на которой он собирается жениться?! Она намеревалась смутить весь свет и в особенности Йена, который из-за своего эгоизма потерял такое сокровище, как она. Девчонка наверняка разревется, чтобы привлечь внимание Йена, и тем самым окончательно уронит себя в его глазах. Однако для того, чтобы Мора сочла свой план удачно реализованным, это было не так уж важно.
Вначале все шло как нельзя лучше: ее приезд вызвал бурю восторга, поклонники окружили плотной стеной, что придало ей уверенности. Но стоило ей столкнуться с Йеном и его невестой на лестнице, как дело приняло скверный оборот. Девушка была не похожа на скучных заурядных девиц на выданье, которые преобладают в ее кругу. К тому же ее нельзя было назвать дурнушкой. Скорее уж Йен расплакался бы, чем она. Мора присела в реверансе так низко, что молодые люди, пробившиеся ближе всех к лестнице, чтобы приветствовать чету новобрачных, могли увидеть темные соски ее груди, чуть прикрытые кружевами, которыми было оторочено декольте.
Бьянка ничуть не смутилась и протянула ей руку, когда Йен знакомил их, чувствуя на себе любопытные взгляды сотни почтенных граждан Венеции.
— Дорогая, это Моргана да Джиджо, моя бывшая любовница.
Ни один злокозненный план, который могла бы придумать Мора, не произвел бы на публику такого впечатления, как эта рекомендация Йена. Несколько недель спустя в свете не переставая говорили о том, с какой нежной заботой Йен отнесся к Бьянке и как попросту уничтожил Мору своим равнодушием. Его поступок вызвал гнев ее многочисленных обожателей, но зато yпрочил репутацию неприступного мужчины, придав ему трогательное очарование романтического героя. К концу приема Йен пожалел о новом ореоле, возникшем вокруг его образа. Прежняя репутация ограждала его от неуемного обожания юных дам, которые вдруг сочли его невероятно галантным. Бьянка весь вечер боролась с желанием прижаться к его плечу и поцеловать его, но понимала, что Йен не одобрит этого.
Мора признала, что Йен вышел победителем из битвы умов, и поэтому не спеша отступила в сторону, наградив его напоследок своей известной насмешливой улыбкой, которая предназначалась скорее даже не для него, а для его избранницы.
И ожидаемый эффект был достигнут. Никакая словесная дуэль не могла лучше подчеркнуть разницу между блеклой невестой и блистательной экс-любовницей. Уверенность, которую придал Бьянке поцелуй жениха, мгновенно улетучилась. С каждым вздохом она чувствовала себя все ничтожнее и безобразнее, проклиная грязновато-серый оттенок своих глаз и невыразительные формы тела. Однако собравшиеся, казалось, не замечали этого и продолжали приветствовать счастливую чету, выказывая не только подобающее уважение, но и явную благорасположенность. Бьянка предполагала, что добродушие гостей объясняется всего лишь жалостью к ней, и все же была им благодарна. К тому моменту когда они с Йеном благополучно спустились в бальную залу и повели пары в первом танце, Бьянка, не уловив чутким ухом ни единого злобного шепотка относительно своего сходства с неуклюжей коровой, вновь обрела крепость духа и почувствовала себя готовой к выполнению первой задачи, которую определила для себя.
С тех пор как Йен сделал ее пленницей в этом доме Бьянка решила ухватиться за возможность, которую предоставлял бал, чтобы осторожно переговорить со всеми мужчинами, опознанными Туллией как возможные кандидаты на роль жениха Изабеллы. Она заметила Брунальдо Бартолини, стоявшего у фонтана со своей сестрой-близняшкой, и хотела было подойти к этой неотразимо красивой паре, но смутилась, не желая нарушать очевидную конфиденциальность их беседы. Ходили слухи, что их отношения были более близкими, чем принятые между братом и сестрой. И это неудивительно, поскольку немногие могли сравниться с ними в красоте. Продолжив свои наблюдения, она увидела Лодовико Террено и собиралась уже подойти к нему, когда чья-то рука легла ей на плечо и заставила обернуться.
Маленькие, глубоко посаженные карие глаза, гладко зачесанные назад черные волосы и тоненький голосок не мешали Джулио Креши считать себя неотразимым красавцем, которому ни к чему обременять себя галантным обхождением с дамами, чтобы добиться их расположения.
— Потанцуйте со мной, синьорина, — скорее приказал, чем попросил он. Бьянка почувствовала, как ее бесцеремонно волокут по паркету в центр зала. При других обстоятельствах она бы вырвалась и, презрительно смерив его взглядом, отошла в сторону, но поскольку Джулио входил в число тех, с кем она хотела поговорить, ей пришлось смириться. То сходясь, то расходясь в танце, они едва успевали перекинуться парой слов, и Бьянка поняла, что для серьезного разговора понадобится встреча тет-а-тет.
Притворившись уставшей, она попросила Джулио проводить ее к скамейке, но тут же пожалела об этом, поскольку он неверно трактовал ее намерения. Однако ей все же удалось задать ему несколько вопросов, ответы на которые, впрочем, ее нисколько не удовлетворили. Джулио осыпал ее бездарными скабрезными каламбурами, которые казались еще отвратительнее из-за его странной привычки самому проговаривать ключевые слова, обнаруживая их двойственный смысл. Это полностью исключало возможность для Бьянки притвориться, что она его не понимает.
В ответ на ее вопрос, есть ли у него загородные дома, он понимающе улыбнулся:
— Изыскиваете пути, как вывернуться из-под Йена? Вывернуться из-под или ввернуться под?
Когда она поинтересовалась, как он относится к Арборетти, он удивленно приподнял брови и заявил, что его больше интересует собственное древо, и тут же предложил ей посодействовать его росту и буйному цветению.
Стоило ей завести речь о его отношении к цветам, как Джулио немедленно предложил поиграть с ее лепестками, чтобы они порозовели. Бьянка, пренебрегая всеми правилами приличия, попросту сбежала от него.
