Ваэре вводили все новые данные, просчитывая варианты, на панелях мигали красные огоньки. Чтобы расстроить планы демонов, Таэн должна подчинить себе матрицу сатида и использовать свой дар в полную силу. Ваэре были запрограммированы на то, чтобы защищать все человечество, а для одной-единственной девочки могли сделать не многое: обеспечить ей максимальные шансы на успех в предстоящем испытании.
Таэн спала в своей капсуле глубоким сном без сновидений, когда ваэре наконец завершили предварительную подготовку. Два дня пришлось потратить на проверку всех вариантов — после чего было выдано заключение: рассказывать Таэн о настоящем положении дел не надо, иначе она может утратить уверенность в себе. А информация о том, каким образом достигается симбиоз с сатидом, мало чем ей поможет.
Ваэре в самый последний раз проверили состояние здоровья Таэн. В отличие от Анскиере и Ивейна девочке придется выдержать тяжесть связи с сатидом без предварительной тренировки. Если она победит и выживет, придется учесть еще и то, что для создания полноценного симбиоза с сатидом требуется семь лет. Поэтому ваэре собирались изменить организм Таэн, прибегнув к конвертации времени, — этот метод использовался при межзвездных перелетах. Благодаря ему Таэн выйдет из капсулы семнадцатилетней, в то время как в окружающем мире пройдет всего несколько дней. Но как только начнется процесс конвертации времени, девочка будет изолирована от внешнего мира и ваэре больше ничем не смогут ей помочь.
Таэн мирно спала в своей капсуле, напоминая спящую красавицу из сказок Старой Земли волосами цвета воронова крыла, алыми губами и бледной кожей. Когда в ее вену впилась игла, девочка не почувствовала боли. Ваэре ввели в кровь Таэн раствор с инопланетным существом: достигнув возраста, в котором он сможет бросить вызов хозяйке, сатид нанесет удар — скорее всего, в тот самый момент, когда девочка будет наиболее беззащитной. И тогда Таэн придется сразиться с тайными врагами, притаившимися в ее разуме.
Сатид с током крови перемещался по телу Таэн; разбуженный теплом, он быстро рос и вскоре начал искать сознание своего нового хозяина. Он делал это инстинктивно, как новорожденный ребенок ищет материнскую грудь. Изучив характер Таэн, сатид начал стараться слиться с ее разумом, и эмпатический дар девочки открыл симбиоту путь к сокровенным глубинам ее сознания. Но сатиду нужно было узнать о Таэн как можно больше, и под его влиянием она начала видеть сны о своем прошлом.
Сатид неторопливо исследовал память девочки, узнавая обо всем, что с ней случилось с момента рождения, с самого первого произнесенного ею слова; ему нужно было знать самые мельчайшие подробности. Вместе со своей хозяйкой сатид учился ходить, говорить и рассуждать. После того как она украла в булочной крендель, поделив добычу с подружками в ближайшем переулке, сатид понял, что такое нечестность, а благодаря первой лжи Таэн он узнал, что такое хитрость. Таэн продолжала видеть сны, не замечая поселившегося в ее сознании чуждого существа.
Вернувшись в прошлое, девочка вспомнила, как в двухлетнем возрасте она сидела на коленях матери, играя ракушками, а порывы шквального ветра колотили в окна и дождь хлестал как из ведра, с шипением заливая очаг через каминную трубу. Таэн сосредоточенно перебирала свои ракушки; в доме двоюродных братьев она чувствовала себя неуютно. Но на кровати лежал больной дядя Эверт, и мама ухаживала за ним, пока Эмиен с отцом отправились на шлюпе в море.
Опять прогремел гром, да так сильно, что затрясся весь дом. Девочка прижалась к груди матери, стискивая в кулачках маленькие ракушки. Внезапно ей стало до того жутко, что она едва могла дышать. Таэн молча давилась, не в силах сделать вдох, ее лицо побагровело, но она старалась не плакать, потому что обещала сидеть тихо, чтобы дядя Эверт мог поспать. Но воздух вдруг стал густым, как сироп, грудь наполнилась резкой болью, у Таэн закружилась голова. Слезы беззвучно потекли по ее щекам на воротник шерстяного платья.
Почувствовав, что дочка дрожит, мать приподняла ее и заглянула ей в лицо:
— Да что с тобой такое, детка?
Но Таэн не могла объяснить, что только что увидела, как ее отец борется за жизнь, запутавшись в сети под темным килем шлюпа. Она была слишком мала, чтобы понять, что такое смерть, поэтому просто положила голову на плечо матери и заплакала.
Сатид, чувствуя ее смятение, еще глубже погрузился в воспоминания девочки.
Спустя три дня рыбаки привели домой Эмиена. Таэн услышала, как по кухне прошаркали тяжелые башмаки, потом из соседней комнаты послышались тихие голоса, и вдруг мать горестно вскрикнула. Испуганная Таэн заглянула в дверь, сжимая в руках тряпичную куклу. Она увидела Эмиена, облаченного в рыбацкую робу, рядом с ним стояли незнакомые люди. С одежды брата капала вода, и он не поднимал глаз, пока рыбаки объясняли, что произошло.
— Он дрейфовал за рифами, там мы его и нашли. Шторм слегка потрепал шлюп, но все это можно починить. Корабельный мастер все сделает, и даже задарма.
Таэн увидела, как мать вскочила с кресла.
— А Марл? Что случилось с Марлом?
Незнакомый рыбак передернул плечами.
— Ничего не могу сказать, хозяйка. Акулы от него мало что оставили. Мальчик ваш знает, но не говорит.
— Эмиен? — вдова Марла перевела заплаканные глаза на сына и хотела его обнять, но мальчик уклонился, не встречаясь с матерью взглядом.
Поняв, что произошло что-то очень плохое, Таэн стремглав выбежала из дома, полного чужих людей. Она спряталась в сарае за козьим загоном и долго лежала в пыльной темноте на ароматном сене. Несчастная и одинокая, девочка прислушивалась к звону колокольчиков и печальным крикам голубей, ожидая, что услышит голос возвращающегося домой отца, но слышала только возгласы деревенских мальчишек, которых послали ее искать. Таэн не отвечала на их отчаянные крики. Лишь после заката солнца, когда из гавани подул холодный ветер, а выцветшая вывеска гостиницы замоталась над опустевшими улицами, скрипя, как стариковское кресло-качалка, девочка вернулась домой.
Чужие люди уже ушли, но горе матери разрывало душу Таэн, заставляя видеть кошмарные сны о разбитых вдребезги надеждах; а ночью дядя Эверт начал кричать…
Заинтересованный сатид наблюдал, как девочка спряталась за ящиком с бельем, закутавшись в зимние одеяла и зажав уши… Но все равно она слышала, как дядя хлещет ремнем и как Эмиен кричит от боли. Насилие, гнев и непонимание ранили душу Таэн, она старалась плотнее зажать уши, но крики еще долго не умолкали.
Это наказание лишь заставило Эмиена замкнуться в себе.
Прошли недели. Эмиен так ничего и не рассказал о случившемся во время шторма. Одна Таэн благодаря своему дару знала, что брат не виноват в гибели отца, но она была слишком мала, чтобы кому-нибудь об этом рассказать.
Эмиен был таким же впечатлительным, как и его сестра, и происшедшее оставило в душе мальчика незаживающую рану. И Эмиен больше никогда уже не любил своего дядю.
Эверта, казалось, это совершенно не заботило. Как было принято среди рыбаков, он взял на себя заботу о семье брата. Как и ее двоюродные братья, Таэн научилась вести себя очень тихо, когда дядя возвращался из плавания, и не попадаться ему под руку, если из-за дурной погоды флот долго оставался да якоре. Эверт всегда был замкнутым и угрюмым, но после смерти Марла и вовсе превратился в неулыбчивого молчуна. Дети всячески старались ему угодить, но что бы ни делал Эмиен, все выходило не так.
Эмиен сторонился деревенских мальчишек. Благодаря своему дару Таэн все замечала и понимала брата лучше других. Только она скрашивала одиночество Эмиена до тех пор, пока на Имрилл-Канде не появился Анскиере.
Страж штормов сумел сблизиться с мальчиком. Там, где другие видели лишь строптивость, он разглядел тоску и одиночество. Волшебнику нравилась компания Эмиена, и скоро мальчик стал ходить за Стражем штормов по пятам.
Побуждаемая сатидом, Таэн вспомнила тот год, когда ей исполнилось семь. Она была еще слишком мала, чтобы сопровождать брата и волшебника в долгих прогулках, но помнила, как Анскиере призывал птиц с моря или разгонял тучи, чтобы послать на остров солнечные лучи. Мало-помалу Эмиен снова научился смеяться, хотя после смерти отца очень долго никто не видел даже его улыбки. Благодаря Анскиере мальчик как будто снова обрел почву под ногами и наконец смог рассказать о шторме и о несчастном случае, стоивших жизни отцу. Все в деревне его простили, но к Эмиену так и не вернулась прежняя уверенность.
