Сетвир сложил перепачканные чернилами пальцы в виде чаши. В воздухе возникла картина, хорошо известная и далеко не новая. Кто знает, сколько раз маги Содружества воспроизводили ее то в нитях судьбы, то в огне, оживляя события пятивековой давности, когда Трайту пришлось в одиночку отражать вторжение Деш-Тира и запечатывать Южные Врата...

От чудовищного скопления силы кромки колонн Южных Врат побелели. Равновесие природных стихий нарушилось, и на свинцово-синих небесах засверкали молнии. Почти сразу же загрохотал гром и хлынул дождь. В неестественном свечении колонн он был похож на сотни тысяч серебристых иголочек. Даже спустя пятьсот летневозможно было без содрогания смотреть, как из ворот между мирами на Этеру ворвался Деш-Тир. Ветер понес клубы тумана, похожие на пар, поднимающийся из ведьминого котла. Сквозь эти клубы упрямо пробиралась одинокая человеческая фигура: Трайт. Взбесившийся ветер трепал на нем одежду, пытаясь остановить мага...

Изображение застыло; лицо Трайта заслонял раздувшийся на ветру обшлаг рукава. Одна рука мага была вытянута вперед, как будто он заслонялся от ветра, а может, от тумана, протянувшего свои щупальца. Это мгновение, выхваченное из прошлого и остановленное, даже сейчас было слишком впечатляющим, чтобы на него можно было спокойно смотреть.

— До сих пор мы считали этот вихрь следствием бури, — негромко сказал Сетвир. — Теперь я так не думаю.

— Атака Деш-Тира? — спросил Харадмон. Возникла многозначительная пауза.

— Сколько раз мы видели этот вихрь, окутавший Трайта, — продолжал бестелесный маг. — Но там ничего нет, кроме тумана. Никаких признаков разума.

— Внешне — никаких.

Сетвир перестал удерживать картину, и события стали разворачиваться дальше. Хотя оба мага знали, чем все должно окончиться, сцены далекого прошлого и сейчас больно ранили их...

Трайт поднял руки. Обычно спокойное лицо мага было искажено невыразимой мукой. Он что-то кричал, но крики тонули в раскатах грома. Клубы густеющего тумана кольцом сжимались вокруг Трайта, образуя маленькие смерчи, которые в конце концов вынудили его опуститься на колени. Маг призывал на помощь все силы, какие только были ему доступны. Его пальцы и запястья обвила ослепительно белая рукотворная молния. Она беспрепятственно пробилась сквозь клубы тумана. Казалось, что у Трайта в руках—новорожденная звезда, таким нестерпимоярким было ее сияние. Маг нанес удар, и Деш-Тир, вспыхнув матовым светом, отступил. Его клубы поплыли назад и разделились, окутав перламутровое пространство арки Южных Врат. Этого времени хватило, чтобы Трайт, весь обгоревший, в прожженной одежде, поднялся на ноги. Он вскинул руки, красные от ожогов, и начертал в воздухе заграждающий знак. Потом, корчась от нестерпимой боли, хрипло произнес требуемые для заклинания Имена. Подобно камням, вылетевшим из пращи, магические заклинания разорвали незримые нити пространства, времени и силы. Величественные Южные Врата рассыпались в прах.

Доступ силам Деш-Тира был надежно перекрыт. Хлынул ливень. Ручейки и лужицы сливались в бурлящие потоки, несущиеся через развалины ворот. В них стрелами вспыхивали отсветы небесных молний. Трайта вполне можно было принять за груду брошенного тряпья, если бы не трясущиеся от рыданий плечи. Так плачет испуганный ребенок.

И вновь изображение застыло, а Сетвир принялся излагать свои мысли.

— А что, если ответный удар, покалечивший Трайта, был вызван вовсе не его просчетами в обращении с магическими силами? Допустим, наш друг сознательно притянул вражеские силы к себе. Такой поступок вполне понятен, если Трайт от отчаяния решил сжечь себя вместе с врагом.

— Ты думаешь, какие-то сущности Деш-Тира могли проникнуть Трайту в разум? — спросил Харадмон, успевший переместиться в дальний угол комнаты.

— Да. Чтобы найти Имя Деш-Тира и одержать верх над врагом, Трайт открылся его сущности. Скажу тебе больше: Трайт вообще не пострадал бы, если бы ему удалось передвинуть сущности, которые он пытался исследовать, из настоящего на полшага в будущее.

Харадмон уцепился за логическую нить.

— Понимаю. Трайт начал возводить магическую защиту, но постоянно на какую-то долю секунды опаздывал, не поспевая за нападением Деш-Тира. И это опоздание оказалось для него роковым.

— И я так думаю, — сказал Сетвир.

Его взгляд был устремлен в ту часть пространства, где сейчас пребывал бестелесный Харадмон. Они оба знали правду и молчали о ней. Правда была тяжелой и мучительной: тот, кто узнавал истинное Имя во всех его индивидуальных проявлениях, обретал власть над носителем Имени и возможность его уничтожить. Но как ни парадоксально (иногда это воспринималось с жесточайшей иронией), маги, потратившие сотни лет на то, чтобы постичь глубины мудрости, не имели права применять заклинания Снятия Имени. Их от этого удерживало, во-первых, понимание законов вселенной, а во-вторых — опасность лишиться своей магической силы.

Сетвир снова поглядел на возрожденную им картину событий далекого прошлого и продолжил разговор:

— Мне думается, что Трайт сам лишил себя половины магического восприятия и повредил свое магическое зрение. Он беспощадно выжег и то и другое, поскольку не захотел быть порабощенным Деш-Тиром. Он поступил так, как поступает солдат на поле боя, отсекая раненую руку или ногу, чтобы избежать общего заражения крови. В сражении с Деш-Тиром Трайт потерял память, а с ней — и все следы Имени существа, которое едва не уничтожило его.

Сетвира охватила печаль, и он погасил видение.

— Мы слишком поздно получили предупреждение. Вчерашним вечером в Итамоне проявления Деш-Тира не стали атаковать защиту Асандира, но и не отступили. Они просто куда-то исчезли. Очевидно, в другой временной пласт. Я думаю, это означает, что цель была достигнута. Сейчас наш тейр-Илессид и не может выказать признаки каких-либо тревожных перемен. Последствия вчерашнего нападения проявятся лишь в будущем, в точно выбранное время.

— И таким временем станет коронация Аритона в Итарре, — мрачно подытожил Харадмон. — Это произойдет там. Помнишь, нити судьбы не раз показывали нам, где ожидать «подарка» от Деш-Тира.

Сетвир и Харадмон погрузились в молчание, удрученные итогом своих рассуждений. Если какие-то проявления Деш-Тира обладают способностью выскальзывать за рамки времени, тогда у Содружества почти не остается шансов на победу. Недолговечные преграды, препятствующие возвращению, и не более того.

— Когда воры угнали весь скот, уже бессмысленно поплотнее запирать хлев, — констатировал Харадмон, и снежинки, словно комья пыли, яростно закружились по ковру.

— Будь нас семеро, мы бы с этим справились, — вздохнул Сетвир.

Он стал хватать замерзшие чернильницы и придавливать ими начавшие разлетаться листы пергамента.

— Ты либо успокойся, либо закрой окно, чтобы ветер не наметал снег, — упрекнул он Харадмона. — Моим рукописям не вынести вас обоих.

Помолчав, хранитель Альтейна добавил уже мягче:

— Мы — точно муравьи, которые снуют взад-вперед, безуспешно пытаясь остановить горный обвал. Даже если мы и справимся с Деш-Тиром, мы все равно не сможем изменить разрушительных последствий коронации в Итарре.

— А я не перестаю удивляться, зачем Эту-творцу понадобилось создавать крыс и пророчества Дакара.

Окно с шумом захлопнулось, и латунные задвижки вновь вошли в пазы. Ветер больше не проникал в комнату, и в звенящей тишине прозвучали прощальные слова Харадмона:

— Как ворон, предвещающий войну, я отправляюсь предупредить Трайта о грядущем кровопускании.

Не позавидуешь тому, кого снегопад застигнет где-нибудь в топях юго-восточного Тайсана. Дни и так коротки; не успеешь оглянуться, как уже темнеет. Раньше это время года называли солнцестоянием. Только где оно, солнце?