Немного помолчав, Асандир со всей откровенностью добавил:

— Выражаясь более простым языком, упрямство и своеволие Аритона — это недопустимая роскошь.

— Вы сделали его своим врагом, — холодно заметил Лизаэр.

— Любезный мой радетель за справедливость, если бы только его одного, и если бы этим исчерпывалось содеянное мною!

Казалось, еще немного — и Асандир, не сдержавшись, выскажет все, что мучит и терзает его душу. Но маг, спохватившись, натянул поводья и тронулся с места. За все время пути к развалинам Итамона и потом, когда поднимались вверх по холму, Асандир не произнес ни слова и ни разу не обернулся.

Аритона они нашли среди обломков фундамента Королевской башни. Он стоял рядом со своей лошадью. Лицо его было суровым, а спокойствие казалось хрупким, как корочка льда, едва успевшая покрыть бурный поток.

Асандир вполне оправился после вспышки откровенности и вновь находился в своем обычном состоянии. Обратившись к Аритону, он довольно сухим тоном сказал:

— Нам необходимо выбрать башню, где мы разместимся. Нам подойдет любая. Внутри каждой из них сухо и уютно. Так какую башню занять?

— Келин, — с показной решительностью ответил Аритон. — Сострадание.

В просторном пещерном зале западного форпоста кланов Камриса не было никого, кроме немолодой худощавой женщины, тем не менее зал был довольно ярко освещен. Женщина ожидала судьбоносного события. В напольных и настенных канделябрах горели восковые свечи, но все равно углы тонули в сумраке. В горах владычествовала зима. Ледяные ветры пробирались и сюда, заставляя дрожать килдорнские шпалеры, даже самые большие, что висели над очагом. Женщина сидела на возвышении, в кресле, которое в здешних условиях имело то же назначение, что и королевский трон. Прямая как струна, она была облачена в черное платье и плащ с золотой каймой. Манолла Ганди, наместница Тайсана, вертела в руках писчее перо с позолоченным наконечником. Этим пером вот уже двадцать поколений подряд подписывали документы государственной важности. Время не щадило само перо, и его приходилось заменять новым, вот и сейчас Манолла заметила, что оно опять объедено молью. Но тонкий отлакированный стержень и наконечник прекрасно сохранились. Правда, с момента падения последнего короля Тайсана все государственные сообщения передавались предводителям кланов только устно, через посланников. Доверять их пергаменту было небезопасно; посланника могли захватить в плен горожане.

Манолла разгладила перышки, чтобы скрыть проплешины. Ее лицо выдавало сильное волнение. Кто знает, может за все время, прошедшее после падения Авенора, предводителям тайсанских кланов впервые суждено было собраться под одной крышей. Во всяком случае, письменных свидетельств предыдущих сборов не существовало. Манолла дерзко улыбнулась, предвкушая, как во всеуслышание объявит о возвращении через Западные Врата законного наследника Тайсанского престола.

Старый Ташэн с мальчишеским нетерпением дожидался этого события, а ее внук Майен боялся оказаться неловким и пролить вино, поэтому постоянно упражнялся, оттачивая каждое движение. Никто из дозорных западного форпоста ни единым словом не обмолвился о побывавшем здесь наследнике престола. Манолла гордилась своими людьми. Они понимали: подобная весть должна стать полной неожиданностью для предводителей кланов, многим из которых пришлось проделать неблизкий и опасный путь до западного форпоста.

В зале вдруг стало неестественно тихо, как будто неуемным горным ветрам надоело дуть, а поленьям в очаге — трещать.

Манолла встрепенулась; инстинкт дозорного предупредил ее об опасности. Мгновение спустя, без всякого завывания ветра и прочего шума, которым так любил сопровождать свое появление Харадмон, в зале возник другой бестелесный маг, Люэйн. Как обычно строгий и сосредоточенный, Люэйн походил на ученого, умудренного знаниями и годами и не склонного к пустым забавам. Озабоченно нахмурив круглое лицо, маг взглянул на сидящую в кресле Маноллу.

— Госпожа, я прибыл к тебе с известием.

Радужное настроение наместницы Тайсана бесследно исчезло. Она смотрела на неожиданного гостя отчетливее, чем когда-либо, понимая, что маги Содружества не являются по пустякам. Люэйн вообще слыл затворником. Последний раз он посещал Камрис для встречи с ее дедом.

— Говорите скорей, — попросила Манолла, опасаясь худшего и моля о том, чтобы вновь поскорее остаться одной.

Люэйн покачал головой. Он стоял неподвижно; его призрачно-тяжелые одеяния были неподвластны сквознякам, гулявшим по залу. Печальные глаза мага встретились с глазами Маноллы.

— Не могу, — ответил Люэйн. — Сначала я должен предосторожности ради наложить заклинания.

Манолла вскочила на ноги.

— Заклинания? Здесь?

Взбешенная тем, что маг сомневается в бдительности и силе ее дозорных, она стиснула драгоценное перо и чуть было не сломала реликвию.

— Это еще зачем? — резко спросила Манолла.

Маг махнул рукой, повернув ее ладонью вниз. Жест этот показывал, что он не собирался оскорблять наместницу.

— По необходимости, досточтимая кайден Тайсана. Облик Люэйна растаял, но Манолла ощущала, что маг по-прежнему находится здесь и творит заклинание. Она села и попыталась успокоиться, отложив подальше древнее перо. Но долго ждать ей не пришлось. Пламя свечей вдруг ослепительно вспыхнуло, в воздухе почувствовался запах озона. В зале появился светящийся круг, захвативший и подиум, где сидела Манолла. В центре круга стоял с виноватым видом Люэйн.

К этому времени наместница догадалась, зачем могло понадобиться наложение заклятия.

— Кориатанки, — уже мягче произнесла она. — Неужели они так опасны? Наш форпост находится между ветвями, и их наблюдательницам трудно здесь что-либо увидеть.

— Морриэль велела своим старшим колдуньям заняться ясновидением, — объяснил Люэйн, ставший похожим на встревоженную птицу. — Возможно, она решила возобновить поиски пропавшего Путеводного Камня. — Маг досадливо поморщился. — Все было бы не так скверно, но одна из ее ясновидящих уловила отблеск будущего, прочитанного нашим Содружеством по нитям судьбы.

Манолла поплотнее укуталась в плащ.

— Что вы собираетесь мне сообщить, уважаемый Люэйн?

Темные глаза Люэйна словно подернулись инеем.

— Вести очень плохие, Манолла. После победы над Деш-Тиром начнется война. Лизаэр Илессидский встанет на сторону горожан и поведет их против кланов.

Руки Маноллы сжались в кулаки. Она подалась вперед, сминая тонкую скатерть стола, придвинутого к ее креслу.

— Как? — тяжело прошептала она. — Неужели наш принц нас предаст?

До чего же Люэйну недоставало сейчас телесной оболочки! Он страдал, что не может по-настоящему смягчить удар своих слов, ибо его лицо, какие бы мучения ни отражались на нем, было лишь искусной иллюзией. Как бы он ни стремился, он не мог ни взять Маноллу за руку, ни коснуться ее плеча. Ему были доступны лишь слова утешения.

— Кайден, — сочувственно произнес Люэйн. — Это неотвратимо. Содружество Семи раскинуло нити судьбы. Мы увидели, что ненависть Лизаэра к его брату-Фалениту порождена Деш-Тиром. Но нам не дано было узнать, почему такое возможно.

Борясь с подступающими слезами, Манолла невидящими глазами смотрела на мага.

— Я думала, что это невозможно.

— И да, и нет одновременно, каким бы нелепым ни казалось подобное утверждение, — признался Люэйн. — Нам неведома природа Деш-Тира. Мы не можем заглянуть внутрь этого существа, а способны только оценивать результаты его сокрушительной деятельности. По происхождению он чужд Этере и лишен Имени, определяющего его сущность. Риатанские паравианцы поступили весьма мудро и не стали пытаться истолковать силы, слагающие Деш-Тир. Ты знаешь, Трайт был вынужден действовать иначе, когда Деш-Тир прорвался на Этеру и ему пришлось спешно запечатывать Южные Врата. Но в борьбе с этой чумой Трайт лишился большей части своих магических способностей. Какие бы ужасающие открытия по поводу сущности Деш-Тира ни сделал наш несчастный собрат, они стерлись из его памяти. Правильнее сказать, были стерты.