— Я позабочусь, чтобы ты был отомщен, — в искреннем порыве поклялся Лизаэр.
Коснувшись плеча раненого, он встал.
Ночью стоны раненых и крики отставших солдат, самостоятельно добиравшихся до лагеря, были еще слышнее и действовали более угнетающе. Зато в темноте не так бросалась в глаза чудовищность понесенных потерь. Тогда еще можно было делать вид, что они невелики. Но сейчас, когда наступило ясное солнечное утро и ветер разогнал туман, свершившееся представало со всей своей пугающей очевидностью. Война, которую они затеяли в расчете на легкую победу, за один день унесла две трети десятитысячной Итарранской армии. Лизаэр слышал разговоры растерянных, ошеломленных людей; никто не хотел верить в колоссальные потери и смириться с ними. Горстка офицеров как могла стремилась справиться с гневом и подавленностью солдат, давая им разнообразные поручения. Кому-то из командиров казалось, что сытная еда взбодрит подчиненных, и они уговаривали молчаливых, отрешенно глядящих людей идти к кострам походных кухонь.
Рожденный повелевать и с детства познавший трудности, выпадающие на долю властителя, Лизаэр разделял тяготы итарранцев, в чем только мог. Он находил ободряющие слова, пожимал руки, похлопывал по плечу. Он сумел быстро успокоить разбушевавшегося солдата, который, размахивая кинжалом, возбужденно призывал собирать отряд добровольцев и отправляться в Страккский лес, чтобы добить оставшихся в живых варваров. Несколькими жесткими доводами Лизаэр заставил крикуна отказаться от своего бредового замысла.
Где бы ни появлялся Лизаэр, его непоколебимая уверенность вызывала в солдатах немое восхищение. Но в душе Илессид оставался холодным и сдержанным и не терзался угрызениями совести, размышляя о причинах поражения итарранской армии.
Лизаэр негодовал и печалился, думая о том, что Аритон вовлек в свои темные замыслы маленьких детей, но в то же время почти не сожалел о гибели всей женской части деширских кланов. Их уничтожение было необходимо для безопасности Итарры. И вообще все, что произошло, было необходимо для безопасности Итарры. Главное, он наглядно показал городу, кто их главный враг.
— Ваше высочество, вы ведь еще не ели! — тронул его за плечо толстый повар, почтительно улыбающийся и готовый услужить.
Лизаэр учтиво наклонил голову.
— Я как-то даже не заметил, что голоден.
Он великодушно позволил повару отвести себя к походной кухне. Лизаэру действительно не хотелось есть, но он все с той же безупречной вежливостью проглотил несколько ложек супа.
Завороженно глядя на пламя костра, Лизаэр внезапно вспомнил тот момент в их с братом противоборстве, когда был готов купить смерть Повелителя Теней даже ценой собственной гибели.
Хотя никакая плата за смерть фаленитского ублюдка не была бы чрезмерной — только бы оборвать эту нечестивую жизнь, пока не появились новые жертвы его коварных и безжалостных замыслов... вчерашняя готовность Лизаэра к самопожертвованию показалась ему сейчас, при ясном свете и здравом рассуждении, просто горячечной глупостью. Принц поежился и со стуком поставил миску на походный стол. У него не было веских доказательств того, что Аритон погиб во вчерашней схватке. Этот мерзавец достаточно умен и наверняка сумел улизнуть, используя все, чему научился у Раувенских магов.
Неизвестность как-то неприятно будоражила Лизаэра. Подспудно шевельнулась мысль, что готовность пожертвовать собой ради гибели Аритона была навязана ему.
Тогда, в парусном трюме «Брианны», и потом, в Красной пустыне, Аритон воздействовал своей магией на его рассудок. Одолеваемый сомнениями, Лизаэр стал размышлять. Не устроил ли этот ублюдок подобный же трюк и в Страккском лесу? Если предположить, что вся игра с вызовом на честный поединок служила лишь прикрытием его магических ухищрений, направленных на уничтожение Лизаэра — единственного человека, кто своим даром рукотворного света по-настоящему способен угрожать ему... Выводы были поистине пугающими.
Что еще могло создать для Аритона возможность играть с миром по собственным правилам, как не устранение его главного врага? Причем каким изощренным способом — внушив тому мысль о самопожертвовании! У Лизаэра перехватывало дыхание от ярости. Если бы он, невзирая на слабость от потери крови, не остановил этого негодяя, Этера узнала бы бедствия пострашнее гибели семи тысяч Итарранских солдат.
— Ваше высочество! — окликнул его штабной гонец.
Лизаэр поднял голову и по мундиру с черно-белым гербом понял, что этот парень из Лиги наемников. Принц досадовал на свою невнимательность; возможно, гонец толкался здесь уже несколько минут, ожидая, когда его заметят.
— Тебя прислал Пескиль? — спросил Лизаэр.
— Ваше высочество, повозки готовы тронуться в путь.
Смущенный внимательным взглядом принца, парень вперил глаза в траву, истоптанную множеством солдатских ног.
— Господин Пескиль просил передать, что главнокомандующий Диган проснулся и желает вас видеть.
Лизаэр наградил гонца ободряющей улыбкой.
— Ты проводишь меня к нему?
— Незамедлительно, ваше высочество, — ответил польщенный парень.
Он пошли через лагерь туда, где стояли повозки. Туман быстро рассеивался. Поскольку вместе с людьми вчера погибла значительная часть лошадей, конюшенным поручили исполнять обязанности посыльных. Часть сторожевых костров успели погасить. То там, то здесь торчали накренившиеся стойки с оружием. Между штабными шатрами беспрерывно сновали посыльные. Отряд солдат готовился выйти в дозор. На ближних подступах к лагерю дозорным предстояло двигаться пешим порядком; каждая здоровая лошадь была на вес золота.
Лизаэр уверенным взглядом правителя оценивал увиденное. Когда он делал какие-либо предложения, их внимательно и с почтением выслушивали. Он старался отвечать на каждое приветствие: кивком, улыбкой или называя обратившегося по имени, если человек был ему знаком. На шедшего рядом с ним гонца это производило неотразимое впечатление.
Бывалые солдаты, собравшись тесными группами, приводили в порядок оружие. Их негромкие разговоры были совсем не слышны из-за визга и шипения точильных кругов. Некоторые горевали о погибших товарищах. Большинство спали, растянувшись прямо на влажной земле, поскольку все их плащи и одеяла забрали для нужд раненых. Повсюду сгружали тюки с провиантом, из шатров доносился смех, и за всем этим ужасы минувшей ночи ощущались уже не столь сильно.
«Костяк армии сохранился», — мысленно отметил Лизаэр. При умелом подходе к этим людям и надлежащей выучке из них могли получиться непревзойденные воины. Лизаэр понял, что должен остаться здесь, найдя для этого вескую причину. Вряд ли ему откажут, учитывая влияние, каким он уже обладает.
Караван, направлявшийся в Итарру, действительно был готов тронуться в любую минуту. Для его охраны выделили полсотни копьеносцев. Их ряды уже не отличались прежней стройностью, чувствовалось, что многие собирались на скорую руку. Над головой колонны реяло знамя — одно из немногих уцелевших во время потопа. Размахивая руками, Пескиль давал последние наставления конному посланцу, которому предстояло немедленно отправляться в Итарру с донесением наместнику Морфету. Неподалеку пасся привязанный мул. Он был нагружен скорбной поклажей — телом капитана Гнадсога, завернутым в красно-золотое полотнище. Отважного воина должны были перевезти для погребения в некрополь самых именитых и достойных людей Итарры.
Остальные повозки были заполнены ранеными; в основном теми, кто имел привилегии или принадлежал к городской знати. Немного места отвели для людей, которые в силу своих исключительных способностей или положения были нужнее в городе, нежели здесь. И наконец, несколько повозок пришлось отдать маркитантам, чтобы обеспечить запас провизии на время неспешного пути домой.
Повозку Дигана Лизаэр отыскал без труда. Он отпустил провожатого, похвалив его за усердие, отчего парень густо покраснел. Дальше принц пошел один. Он миновал кучку горячо спорящих о чем-то людей и, подойдя к повозке, вежливым кивком головы попросил слугу оставить их с Диганом наедине.