Ему казалось, что в саду больше никого нет, поэтому, услышав женский голос, раздавшийся со стороны ворот, Лизаэр дернулся от неожиданности и ударился плечом о каменную бороду статуи.
— Кто здесь? — настороженно спросил он.
Туманная мгла, разлитая между подстриженными деревьями, скрывала незнакомку.
— Я не враг.
Голос женщины был приятным и мелодичным; судя по выговору, она не являлась уроженкой Итарры.
Наконец Лизаэр увидел ее силуэт, выплывший из тумана. Женщина была с головы до ног закутана в плащ. Изящная походка говорила о том, что незнакомка молода, но угадать в темноте ее возраст не представлялось возможным.
— Кто ты? — спросил Лизаэр.
Кажется, он где-то видел ее, но где? В память Лизаэра прочно впечатался образ Талиты, заслоняя собой все другие воспоминания.
— Мы уже встречались. Возможно, ты забыл, поскольку встреча была совсем недолгой. Это было в доме Энитен Туэр.
Наверное, незнакомка лучше видела в темноте, чем Лизаэр, ибо ей удалось без труда разглядеть каменную скамейку в нише за живой изгородью. В это время по улице проезжала телега, и укрепленный на ней фонарь бросил сквозь ограду несколько лучиков света. Лизаэр разглядел завитки рыжих волос, выбивающихся из-под капюшона.
— Юная колдунья, — узнал ее Лизаэр и с упреком добавил: — Правда, Аритон знаком с тобой лучше, чем я.
Оба понимали, что речь идет о ночной встрече на сеновале таверны «Четыре ворона». Элайра поспешила спрятать руки под плащом, чтобы Лизаэр не видел, как дрожат ее пальцы.
— Кажется, ты не одобряешь ночных прогулок своего брата, — сказала Элайра.
Ее догадка оказалась верной; к тому же, учитывая недавние раздумья Лизаэра о самом себе, слова младшей послушницы достаточно сильно на него подействовали. Он даже не мог с уверенностью сказать, что движет сейчас Элайрой. Оторвавшись от пьедестала, Лизаэр пересек песчаную дорожку, желая лучше рассмотреть лицо девушки. Увы, капюшон плотно скрывал ее черты. Тогда принц решился на честный ответ.
— Толком не знаю, одобряю или нет. Аритон ведет себя не слишком разумно. Идет на неоправданный риск, выискивая жемчужины в груде отбросов. Я предпочитаю более привычный порядок, когда благосостоянием бедняков занимаются на государственном уровне. Можно всю жизнь кормить голодных и одевать нагих, но это ничуть не изменит их положения.
— У вас с Аритоном слишком разные взгляды, — помолчав, сказала Элайра. — Его представления берут начало из сферы абсолютного. Вселенская гармония начинается с признания, что жизнь в обыкновенном камешке столь же священна, как и жизнь сознательного существа. Но взгляды каждого из вас одинаково ценны.
— Я только не пойму, каков твой интерес в этой игре? — с плохо скрываемой неприязнью спросил Лизаэр.
Он и так был достаточно измучен, чтобы какая-то девчонка являлась среди ночи и начинала копаться в его совести.
Эти слова смутили Элайру; она даже вздохнула, приоткрывая свою робость. И все же не стала ничего выдумывать.
— Меня сюда послали. Я получила непосредственные указания от старших сестер. Они велели собрать сведения о характерах обоих принцев, и прежде всего о том, кому предстоит здесь править.
Лизаэр отошел назад, почувствовал у себя за спиной вторую скамейку и сел лицом к Элайре.
— И что же ты обнаружила? — сердито спросил он.
— Я узнала, что жизнь в Итарре способна истерзать любого человека, впервые попавшего в этот город. Он неизбежно начинает страдать, а страдания быстро ослабляют его дух. Ты, как и надлежит принцу, ставишь любовь и заботу о подданных выше личных страданий.
Капюшон Элайры шевельнулся: она опустила голову, наверное пораженная собственной бесцеремонностью. Окажись сейчас перед ней Аритон, тот каким-нибудь язвительным замечанием оборвал бы дальнейшие расспросы. Лизаэр повел себя более учтиво и просто замолчал. Оценив тактичность принца, Элайра призналась:
— Я видела твоего брата. Это было днем, когда он пускал теневые кораблики в квартале скупщиков конских туш.
Лизаэр не стал скрывать своего любопытства. Вместе с тем его крайне обеспокоило состояние, в котором находился Аритон, если даже встреча с юной колдуньей не облегчила страданий будущего короля.
— Выходит, Аритон говорил с тобой?
— Нет, — резко возразила Элайра. — Я переоделась мальчишкой. Он так и не видел моего лица. И я очень прошу тебя не рассказывать ему об этом.
— Так это тебя он старался защитить, когда кориатанские ясновидицы решили сунуть нос в наши дела в Итамоне? — воскликнул пораженный принц.
— Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.
Элайра упредила все объяснения Лизаэра. Она то ли рассердилась, то ли здорово испугалась.
— Молчи об этом. Если дело касается Круга Старших нашего Ордена, я предпочту ничего не знать.
— Просто Аритон заботится о тебе, — сказал Лизаэр, чтобы хоть как-то успокоить девушку.
— Причина не во мне. Он готов плакать о траве, по которой ходит, потому что ему приходится ее мять.
Голос Элайры зазвучал суровее; сочувствие Лизаэра только мешало ей.
— Раз ты — потомок Илессидов, то должен бы знать, что отличительная черта династии Фаленитов — способность сострадать!
Элайра стремительно встала, задев плащом кусты. Оттуда дождем посыпалась роса.
— Мне надо идти, — сказала она.
— А как же твое задание? — спросил Лизаэр и тоже встал.
Он нагнулся и освободил зацепившийся за кусты плащ Элайры, не дотронувшись до самой девушки.
— Ты ведь не конца выполнила то, что тебе поручили.
Элайра решительно замотала головой. Небо на востоке чуть посветлело. Из-под капюшона блеснули глаза Элайры, и Лизаэр увидел, что они полны слез. Однако, когда она заговорила, ее голос был спокойным.
— Я получила все, ради чего сюда явилась. А вот ты — нет, раз встал среди ночи и отправился в сад искать успокоения.
Лизаэр осторожно взял ее за руку.
— Я провожу тебя до ворот, — вежливо предложил он. С удовлетворением обнаружив, что Лизаэр достаточно тактичен, чтобы не лезть с расспросами, Элайра благодарно улыбнулась ему. Сейчас ее состояние вполне совпадало с внутренним настроем Лизаэра и не могло задеть его чувств, а потому она сказала:
— Если говорить только обо мне, я бы не задумываясь пролила свою кровь, чтобы освободить этих несчастных детей, похищенных из семей и отданных в рабство. Но здесь во мне пробуждается инстинкт женщины, которой ненавистно издевательство над детьми. Мужчинам, быть может, все это видится совсем по-другому.
Лизаэр, держа за руку, вел Элайру между кустов распускающихся лилий.
— К сожалению, мы не в силах помочь. Я сочувствую Аритону, ведь, как он сказал, завтра Итарра станет предметом его заботы. Я молю лишь о том, чтобы главари гильдий не убили его прежде, чем он сумеет что-либо сделать.
Они дошли до садовых ворот. Лизаэр осторожно отпустил руку девушки, чтобы отодвинуть засов и открыть ворота. Элайра вышла на улицу.
— Что Итарра способна уничтожить наверняка — так это дар музыканта в твоем брате. И это очень прискорбно.
Она ушла, и вскоре ее силуэт пропал в уличном тумане, который не могли рассеять никакие фонари.
Угроза, злоба и раскаяние
С первыми лучами зари, посеребрившими верхушки облаков над лесистыми холмами Дешира, посланцы покидают лагерь Стейвена и спешно отправляются под моросящим дождем на север и восток, дабы поведать собратьям о грядущей беде и призвать к оружию...
Запертые в непроницаемом каменном сосуде под несколькими слоями магической защиты, сущности Деш-Тира не перестают с бессильной злобой думать о двух братьях, которые своим врожденным даром обрекли их на заточение...
На северном побережье Фаллемера бушуют седые морские волны; туда обрушиваются ураганы и проливные дожди, которые должны были бы излиться намного южнее. А в это время над бастионами Итарры голубеет безоблачное небо и встает ярко-желтое солнце. И маг, повинный во вмешательстве в законы природы, накладывает заклинания благоденствия на почву, растения и животных, прося у них прощения за свои деяния...