Теперь, беседуя исключительно с доктором, Гефор снова надел шапку, надвинув ее почти до самых бровей.

– Штивка? В ней никто не сравнится со мною, старым с-суперкарго, шипчандлером, старым стюардом и с-с-стивидором! Кто еще вставит орех обратно в скорлупу, кто поместит птенца обратно в яйцо? Кто уложит обратно в кокон, свисающий с ветки, словно опустевший с-с-саркофаг, выпорхнувшую из него б-б-бабочку? Я свершу это ради моего повелителя! Я буду следовать за господином моим в-в-всюду, куда ни направит он стопы свои!

Я лишь кивнул, не зная, что на это сказать. В тот же миг Балдандерс – видимо, уловив из сказанного, что пора паковаться – снял задник и принялся сворачивать его. Гефор с неожиданным проворством упаковал декорацию для Палат Инквизитора и смотал провода прожекторов. Доктор Талое взглянул на меня, словно говоря: «Что ж, теперь ты отвечаешь за него – так же, как я за Балдандерса».

– Таких на свете множество, – сказал я. – Они наслаждаются болью, их тянет к нам, как обычного человека тянуло бы к Доркас с Иолентой.

– Воображаю, – кивнул доктор. – Некоторые полагают, будто идеальный слуга – тот, кто служит единственно из любви к хозяину, идеальный крестьянин – тот, кто роется в земле единственно из любви к природе, а идеальная наложница – та, что раздвигает ноги десять раз за ночь единственно из любви к совокуплению… Увы, сих сказочных существ никто не видел живьем.

Прошло около стражи, и мы отправились в путь. Наш маленький театр был аккуратно уложен в огромную телегу, составленную из частей помоста. Балдандерс, кативший ее, нес еще кое-что на спине. Доктор Талое, Иолента и я шли впереди, а Гефор тащился за Балдандерсом на расстоянии, быть может, сотни шагов.

– Совсем как я, – сказала Доркас, оглянувшись. – А доктор – точно Агия, только не такой злой. Помнишь? Она не смогла прогнать меня, и, в конце концов, ты заставил ее прекратить…

Я помнил все и спросил, отчего она следовала за нами с таким упорством.

– Я не знала никого, кроме вас. И одиночество казалось куда страшнее Агии…

– Значит, ты все же боялась Агии?

– Да, очень! И до сих пор боюсь. Но… Не знаю, где я была до этого, но, похоже, была совсем одна – ужасно долго. Я больше не хочу оставаться одна. Ты, наверное, не поймешь этого; быть может, это тебе не понравится, но…

– Что?

– Если бы даже ты возненавидел меня, как Агия, я все равно пошла бы за вами.

– Но Агия вряд ли так уж возненавидела тебя. Доркас подняла на меня взгляд. Я и сейчас вижу перед собою ее пикантное лицо, словно отражающееся в тихом омуте чернильницы. Быть может, оно было слегка утомленным и бледным, слишком детским, чтобы быть прекрасным, но глаза ее взирали на меня, словно лазурь небесной тверди потаенного мира, томящегося в ожидании Человека, и могли бы сравниться даже с глазами Иоленты.

– Она ненавидела меня, – тихо сказала Доркас. – И сейчас ненавидит еще сильнее. Помнишь, после поединка ты был совсем не в себе? Ты даже не оглянулся, когда я уводила тебя. А я оглянулась – и видела ее лицо.

Иолента заявила, что не хочет идти пешком.

– Я повезу тебя, – раздался позади глухой, низкий голос Балдандерса.

– Как? – Она оглянулась. – Поверх всего этого? Балдандерс не отвечал.

– Да, я хочу ехать, но не на куче скарба, как дура! Даже не думай!

Я словно воочию увидел печальный кивок великана.

Да, Иолента боялась выглядеть глупо… То, что я сейчас собираюсь написать, наверняка покажется вам глупым, хотя это – чистая правда. Что ж, читатель, веселись за мой счет. В тот миг я был поражен тем, насколько я везуч и как везло мне с того момента, когда я покинул Цитадель. Я был уверен, что Доркас не только любит меня, но и является верным моим другом, хотя мы – лишь несколько дней как встретились. Тяжкая поступь великана позади напомнила мне, как много людей бродят по Урсу совсем одни. Я понял (по крайней мере, мне казалось, что понял), отчего Балдандерс предпочел повиноваться доктору и всю свою недюжинную силу отдавать выполнению любых возлагаемых на него задач.

Кто-то, коснувшись моего плеча, отвлек меня от грез. То был Гефор, безмолвно подошедший сзади.

– Повелитель…

Я велел ему не звать меня повелителем и объяснил, что я – всего лишь подмастерье нашей гильдии, который вряд ли когда-нибудь возвысится даже до звания мастера. Он покорно кивнул. Губы его разомкнулись вновь, обнажив сломанные резцы.

– Повелитель, куда мы направляемся?

– К воротам, – отвечал я.

Солгав ему, я солгал и самому себе – солгал, будто хотел, чтобы Гефор следовал не за мною, а за доктором и Балдандерсом. Правда же заключалась в том, что я вспомнил сверхъестественную красоту Когтя и подумал, как хорошо было бы не возвращаться в центр города, а унести камень с собою в Траке. Я указал в сторону Стены, возвышавшейся перед нами в отдалении, точно обычная крепостная стена – перед мышью. Стена была черна, словно грозовая туча, и, несомненно, множеству туч в вышине преграждала путь.

– Я понесу твой меч, Повелитель?

Предложение казалось вполне искренним, однако я вспомнил, какой заговор сплели Агия с братом, желая заполучить «Терминус Эсто, и со всею возможной твердостью сказал:

– Нет. Ни за что и никогда.

– Повелитель, мне больно видеть, как ты идешь пешком, неся его на плече. Должно быть, он очень тяжел!

Пока я объяснял (и это было чистой правдой), что меч вовсе не так тяжел, как кажется с виду, мы обогнули невысокий, покатый холмик и в полулиге впереди увидели прямую, широкую дорогу, ведшую к проему в Стене. Дорога была запружена телегами, фургонами и прочим транспортом. Люди возле ворот казались мелкими мошками, а тягловый скот – муравьями, волокущими к муравейнику былинки. Доктор Талое обернулся к нам, продолжая идти спиною вперед, и указал на Стену – так гордо, точно выстроил ее сам.

– Некоторые из вас, думаю, видят ее впервые. Северьян, дамы, бывали ли вы раньше так близко к Стене? Даже Иолента покачала головой.

– Нет, – ответил я. – Я всю жизнь провел так близко к центру города, что Стена, если подняться на самый верх башни, в зал со стеклянной крышей, и взглянуть на север, казалась лишь темной полоской на горизонте. Признаюсь, я поражен.

– На совесть работали древние, не так ли? Подумай – прошло столько тысячелетий, но осталось еще множество незастроенной земли, по которой мы шли сегодня! Городу есть куда расти! Я вижу, Балдандерс качает головой. Неужели ты не понимаешь, дражайший мой пациент, что на месте всех этих лугов и кущ однажды, в будущем, вырастут дома и пролягут улицы?

– Они – не для разрастания Нессуса, – отвечал Балдандерс.

– Конечно, конечно! Несомненно, ты уже побывал там и знаешь все досконально! – Доктор подмигнул нам. – Балдандерс старше меня и потому уверен, будто знает все на свете. Иногда.

Вскоре мы оказались шагах в ста от дороги, и внимание Иоленты привлекло движение.

– Если здесь есть наемные паланкины, ты должен нанять один для меня, – сказала она доктору. – Я не смогу играть вечером, если весь день буду идти пешком.

Он покачал головой.

– Ты забываешь, что у меня нет денег. Если ты отыщешь паланкин, то, конечно же, вольна нанять его, если хочешь. А если не сможешь играть вечером, твоя ученица заменит тебя.

– Моя ученица? Доктор указал на Доркас.

– Я уверен, ей не терпится попробовать себя в главной роли, и сыграет она на славу. Отчего я, по-твоему, позволил ей присоединиться к нам и участвовать в представлении? Так будет даже лучше – не придется писать еще одну женскую роль!

– Ты глуп. Она пойдет с Северьяном. Разве утром он не сказал, что собирается вернуться в город, искать… – Иолента шагнула ко мне, еще прекраснее в гневе. – Как ты назвал их – Мантильи?

– Пелерины.

Тут же человек, ехавший почти по самой обочине верхом на мерихипе, придержал своего скакуна.

– Если ты ищешь Пелерин, – сказал он, – нам по пути. Но не в город, а – туда, за ворота. Вчера ночью он ушли по этой дороге.