Она не ответила, и через некоторое время я спросил:

– Что это там за здание? Вон то, с пунцовой крышей и разветвленными колоннами? И, кажется, там толкут гвоздику в огромной ступе – по крайней мере, пахнет даже здесь.

– Монастырская трапезная. А ты хоть знаешь, как пугающе выглядишь? Когда ты вошел к нам в лавку, я поду. мала: вот, еще один молодой армигер, вырядившийся шутом гороховым. А потом, когда поняла, что ты и вправду палач, решила: ну и что ж, парень как парень, хоть и палач…

– Ну да, парней ты, надо думать, знала во множестве. Сказать правду, я надеялся, что так оно и есть. Мне хотелось, чтобы она была опытнее меня; чтобы, хоть я ни на миг не воображал себя таким уж невинным и чистым, она все же оказалась менее невинна и чиста, чем я сам.

– Но в тебе есть нечто большее. У тебя лицо человека, который со дня на день унаследует два палатината и какой-нибудь неведомый мне остров – и манеры сапожника. Когда ты сказал, что не боишься умереть, ты в самом деле был уверен в этом, и из-за этой уверенности действительно как бы не боишься смерти – разве что где-то в самой глубине души… И ведь тебя ничуть не затруднит отрубить голову, скажем, мне – верно?

Улица вокруг нас кипела и бурлила. Мостовую запрудили машины, экипажи с колесами и без, влекомые разнообразным тягловым скотом и рабами, пешеходы, всадники на дромадерах, волах, метаминодонах и лошадях. С нами поравнялся открытый фиакр – почти такой же.

– Мы вас. обставим! – крикнула Агия сидевшей в нем паре, перегнувшись через борт.

– Докуда? – крикнул в ответ мужчина. Я с удивлением узнал в нем сьера Рахо, с которым встречался однажды, когда был послан за книгами к мастеру Ультану.

Я схватил Агию за руку:

– Ты с ума сошла? Или это он рехнулся?

– До Ботанических Садов! Ставим хризос! Их фиакр рванулся вперед, оставив нас позади.

– Быстрее! – крикнула Агия кучеру. – Кинжала у тебя нет? Хорошо бы кольнуть его в спину, чтобы потом мог сказать, будто гнал под угрозой смерти.

– Зачем все это?

– Проверка! Сам по себе твой костюм не обманет никого, но все думают, будто ты – переодевшийся для забавы армигер. И я это только что наглядно доказала. (Фиакр наш, сильно накренившись, обогнал телегу, груженную песком.) Кроме того, мы выиграем. Я знаю этого кучера, и упряжка у него свежая. А тот, другой, возил эту шлюху полночи.

Тут я понял, что в случае нашей победы Агия будет считать выигрыш своим, а в случае проигрыша та женщина потребует с Рахо мой (несуществующий) хризос. И все-таки – как приятно было бы оконфузить его! Стремительная езда и близость смерти (я не сомневался, что в самом деле погибну от рук гиппарха) сделали меня беззаботнее, чем когда-либо за всю мою жизнь. Я обнажил «Терминус Эст» и, благодаря длине его клинка, легко смог дотянуться до онагров. Бока их уже были мокры от пота, и небольшие ранки, нанесенные мною, должны были жечь огнем.

– Это получше всякого кинжала, – объяснил я Агии. Толпа шарахалась прочь от бичей возниц. Матери бежали прочь, прижимая к себе детишек, а солдаты вскакивали на подоконники, опираясь на древки копий. Положение благоприятствовало нам: другой фиакр, несшийся впереди, расчищал нам дорогу, да к тому же его заметно задерживали прочие экипажи. Но все же мы нагоняли лишь понемногу, и, чтобы выиграть несколько элей, наш кучер, несомненно, рассчитывавший на солидные чаевые в случае выигрыша, на полной скорости направил онагров вверх по лестнице с широкими ступенями из халцедона. Казалось, мраморные плиты, статуи, колонны и пилястры валом обрушились прямо на нас! Мы проломили живую изгородь высотою с хороший дом, опрокинули тележку с засахаренными фруктами, нырнули под арку, прогрохотали вниз по лестнице, круто свернули в сторону и вновь помчались по улице, так и не узнав, в чей патио ворвались столь бесцеремонно.

Здесь в узкий промежуток между нашими экипажами затесалась тележка пекаря, запряженная овцой. Огромное заднее колесо нашего фиакра зацепило ее – свежевыпеченные булки так и брызнули на мостовую! Толчок швырнул Агию прямо на меня, и ощущение оказалось столь приятным, что я обнял ее и удержал в новом положении. Прежде я часто сжимал в объятиях тела женщин – Теклы и наемных шлюх из города. Но в этом объятье была новая горьковатая сладость, порожденная мучительным влечением к Агии.

– Хорошо, что ты сделал это, – шепнула она мне на ухо. – Терпеть не могу мужчин, которые меня хватают. С этими словами она покрыла мое лицо поцелуями. Кучер оглянулся на нас с победной ухмылкой, предоставив упряжке самой выбирать дорогу:

– Вот так! Еще сотня элей – и мы их сделали!

Круто свернув, фиакр вырвался на узкую дорожку меж двух рядов густого кустарника, и оказался прямо перед стеной огромного здания. Кучер изо всех сил натянул вожжи, но было поздно. Мы въехали в стену, и она разошлась перед нами, словно мираж. За ней оказалось громадное, мрачное помещение, где отчего-то сильно пахло сеном. Впереди был украшенный множеством голубых огоньков алтарь в виде ступенчатой пирамиды размером с добрый коттедж. Увидев его, я тут же понял, отчего видно его так хорошо: кучера сшибло с облучка или, может, он спрыгнул сам. Агия завизжала.

На полном ходу врезались мы в алтарь! Хаос, последовавший за столкновением, невозможно описать. Казалось, все вокруг кружилось в воздухе, сталкиваясь, но попадая – все это сравнимо лишь с хаосом, царившим до сотворения мира. Почва словно бы прыгнула вверх и ударила меня всею своею массой. В ушах загудело.

Я не выпускал из рук «Терминус Эст», пока летел по воздуху, но после падения его уже не было при мне. Я хотел подняться и отыскать его, но обнаружил, что не могу – не хватало сил даже сделать вдох. Где-то вдали закричали. Повернувшись набок, я собрался с силами и вес же-с неимоверным трудом – встал.

Похоже, мы оказались примерно в центре помещения, размерами не уступавшего Башне Величия, однако совершенно пустого – ни внутренних стен, ни лестниц, ни какой-либо мебели. Сквозь золотистую пыль, клубящуюся в лучах света, я разглядел накренившиеся столбы из крашеного дерева. В чейне – или даже больше – над нашими головами виднелись светильники, казавшиеся лишь крохотными светлыми точками. Высоко над ними ветер, которого я не чувствовал, трепал и раздувал разноцветную крышу.

Под ногами моими – и повсюду вокруг, точно на поле какого-нибудь титана после сбора урожая – лежала солома, усеянная досками, из которых был собран алтарь. Обломки дерева были обиты листовым золотом и украшены бирюзой и аметистами. Повинуясь смутным мыслям о том, что меч нужно найти, я побрел вперед и почти сразу же наткнулся на разбитый фиакр. Рядом лежал один из онагров – я, помню, подумал, что он, должно быть, сломал себе шею.

– Палач! – позвал кто-то.

Оглянувшись, я увидел Агию, кое-как держащуюся на ногах, и спросил, цела ли она.

– Жива – и на том спасибо. Но отсюда надо уходить поскорее. Онагр мертв? Я кивнул.

– Жаль, я могла бы сесть на него верхом. А так тебе придется, если сможешь, нести меня. Нога вряд ли выдержит…

С этими словами она сделала шаг ко мне – пришлось прыгнуть к ней, чтобы вовремя удержать от падения.

– Идем, – сказала она. – Оглядись… видишь где-нибудь выход? Скорее! Выхода я не видел.

– Но куда нам так спешить?

– Если уж ослеп и не видишь пола, то хоть принюхайся!

Принюхавшись, я почувствовал запах не просто соломы, но – соломы горящей. Почти тут же увидел я и огонь – язычки пламени, явно только что разгоревшегося из искр, весело плясали в полумраке. Я рванулся бежать, однако ноги почти не слушались.

– Где мы?

– В Соборе Пелерин – некоторые еще называют его Храмом Когтя. Пелерины – это шайка жриц, странствующих по континенту. Они никогда не…

Агия запнулась – мы шли прямо к группе людей в алых одеждах. Или, может быть, это они шли к нам, так как неожиданно оказались совсем близко. Бритоголовые мужчины были вооружены кривыми, точно молодой месяц, блестящими ятаганами, а высокая, точно экзультантка, женщина держала в руках двуручный меч в ножнах – мой «Терминус Эст», Одета она была в длинный узкий плащ с капюшоном и длинными султанами позади.