Вулфгар ясным сильным голосом давал обеты, и, как ни странно, именно Эйслинн запиналась и заикалась, повторяя священные клятвы. Рыцарь поднял ее на ноги, и она, словно в тумане, слушала, как священник произносит последние, главные слова, навеки связывающие их друг с другом. Девушка с трудом поняла, что он вот уже в третий раз обращается к ней.
— Что? — пробормотала она. — Я не… Отец Данли наклонился вперед:
— Согласна ли поцеловать мужа и скрепить обет супружества?
Она повернулась к Вулфгару, все еще не веря в случившееся, и, как во сне, потрясенно воззрилась на него. Тишину нарушил громкий стук — это Суэйн стукнул кружкой эля по столу так, что пена полилась через край.
— Да здравствует Вулфгар, господин Даркенуолда! — проревел он.
Со всех сторон послышались громкие приветствия норманнов и саксов. И снова кружка с силой опустилась на стол.
— Да здравствует Эйслинн, госпожа Даркенуолда!
И если раньше крики были громкими, то сейчас даже стропила затряслись, угрожая свалиться на головы.
Эйслинн наконец осознала истину и, вскрикнув от радости, обхватила шею Вулфгара, покрывая ею лицо поцелуями. Рыцарь едва сумел отстранить ее, чтобы немного успокоить, и рассмеялся при виде неудержимого счастья, светившегося в глазах жены. Но тут ее схватил в медвежьи объятия Суэйн и громко чмокнул в щеку. Его примеру последовали Гауэйн, Милберн, Болсгар, Керуик, а потом и все остальные. Наконец она снова очутилась подле Вулфгара, порозовев от волнения и задыхаясь от смеха. Он обнял Эйслинн и долго, крепко целовал, и она отвечала ему, страстно, самозабвенно, не тая радости, наполнявшей ее сердце. Они медленно поворачивались, не размыкая объятий, под радушные приветствия и ободряющие крики.
Среди всеобщего веселья незамеченными остались мрачные лица трех женщин. Майда очнулась от потрясения, тихо отчаянно застонала и, вцепившись себе в волосы, выбежала из зала. Гвинет медленно поднялась к себе и долго, не шевелясь, сидела у очага. Хейлан зарыдала и выбежала вслед за Майдой.
А в это время все собравшиеся желали счастья Эйслинн и от всей души хлопали ее по спине, не жалея сил. Но она почти ничего не замечала. В голове настойчиво билась единственная мысль, заслонявшая все остальные: «Вулфгар! Мой Вулфгар! Мой Вулфгар!»
Эль и вино лились рекой. Мясо было разрезано, хлеб разломан на куски, тост следовал за тостом, и языки все больше заплетались. Спешно посланные гонцы вернулись с акробатами, жонглерами и музыкантами. Но именно слова Гауэйна Эйслинн запомнила на всю жизнь. Молодой рыцарь пел о прекрасной розе, пронзившей его сердце шипами, розе, которую в один черный день сорвал другой и унес навсегда. И теперь единственным утешением влюбленного остался… рог с элем!
Эйслинп безудержно смеялась, и пиршество продолжалось, пока не поднялся Вулфгар. Он откашлялся, призывая к тишине, и оглядел радостные лица собравшихся — крепостных, лучников и воинов. Все выжидающе уставились на него. Вулфгар говорил по-французски, обращаясь к норманнам, а Керуик переводил его слова крестьянам и крепостным.
— В наших городках этот день будут помнить, как праздник единения норманнов и саксов, — неспешно начал Вулфгар. — Отныне здесь будут царить мир, покой и процветание. Вскоре по приказу короля мы начнем строить замок, чтобы защитить Даркенуолд и Креган. Вокруг выроем ров и наполним его водой, а стены укрепим, чтобы в минуту опасности и норманны, и саксы могли найти здесь пристанище. Те из моих людей, кто захочет, смогут стать ремесленниками или торговцами и зарабатывать на жизнь честным трудом. Мы сделаем города безопасными и уютными, чтобы всякий путник захотел в них остановиться. Нам понадобятся каменщики, строители и плотники, портные и торговцы. Сэр Гауэйн, сэр Милберн и сэр Бофонт выразили желание остаться со мной и стать моими вассалами, и мы по-прежнему собираемся покровительствовать всему здешнему люду.
Рыцарь немного помолчал, давая время собравшимся обсудить его слова, и добавил:
— Мне будет нужен также меняла или кто-то вроде шерифа, который был бы честен как с норманнами, так и с саксами. Он должен править от моего имени, улаживать мелкие ссоры и споры и записывать все, что происходит в городах. Ни одна сделка, обмен, продажа, венчание не будут считаться законными, пока он не отметит это в своей книге. И первой будет запись о моей женитьбе на леди Эйслинп.
И снова Вулфгар помолчал, оглядывая выжидающие лица.
— Я знаю, что среди саксов есть один, кто говорит на обоих языках, человек большой учености, чье непревзойденное умение обращаться с цифрами хорошо известно и на честность которого можно положиться. Его зовут Керуик из Крсгана, и я возлагаю на него эти обязанности и назначаю шерифом Даркенуолда.
Со всех сторон послышались удивленные возгласы, но Эйслинн ошеломленно молчала. Потрясенный Керуик вскочил из-за стола под радостные крики, и веселье возобновилось с новой силой. Керуик подошел к новобрачным и перевел взгляд с Эйслинн, чьи глаза счастливо сверкали, на Вулфгара, почему-то продолжавшего хмуриться.
— Керуик, как по-твоему, ты способен выполнить эту работу?
Молодой сакс гордо поднял голову и ответил:
— Да, милорд.
— Да будет так. Отныне ты не раб, а шериф Даркенуолда и имеешь право вершить от моего имени те дела, которые я возлагаю на тебя. Ты станешь моим верным помощником и опорой, как Суэйн, и я верю, что ты будешь так же справедлив.
— Милорд, — смиренно пробормотал Керуик, — вы оказали мне большую честь.
Уголки губ Вулфгара чуть поднялись в улыбке, и он тихо, так, чтобы слышал лишь Керуик, добавил:
— Ради моей жены, Керуик, давай жить в мире. Он протянул руку, и Керуик, кивнув в знак согласия, крепко ее сжал.
— Ради вашей жены и Англии.
Она обменялись братским рукопожатием, и Керуик, отойдя, стал принимать поздравления саксов и норманнов. Вулфгар снова сел и поднял глаза на Эйслинн.
— Муж! — выдохнула она, словно впервые произнося это слово.
Вулфгар усмехнулся и поднес ее ладонь к губам.
— Жена, — шепнул он в ответ.
Наклонившись, она провела пальцем по его груди и зазывно улыбнулась:
— Господин мой, тебе не кажется, что становится поздно? Вулфгар поспешно перехватил ее руку.
— Ты права, госпожа моя, рассвет уже близко.
— Что мы должны делать, чтобы замедлить бег времени? — нежно осведомилась она, опуская ладонь ему на колено. Постороннему наблюдателю ее жест показался бы невинным, однако между ними словно проскочила молния, и неимоверное возбуждение охватило обоих. Дьявольские искорки промелькнули в глазах Вулфгара.
— Госпожа моя, не знаю, нуждаешься ли ты в отдыхе, но я желал бы поскорее отправиться в постель.
— Ах, повелитель, ты читаешь мои мысли. Я как раз думала, что после столь долгого дня нам необходимы уют и тепло.
Их взгляды встретились, и в каждом было невысказанное обещание. Но влюбленных внезапно и грубо разлучили: люди Вулфгара окружили их, схватили своего господина и, высоко подняв над головами, стали передавать из рук в руки. Эйслинн весело наблюдала за необычным зрелищем и уже разразилась было смехом, но тут же охнула от изумления, когда Керуик поднял ее и понес к Милберну. От него драгоценный приз перешел к Суэйну, а потом к Гауэйну. Наконец новобрачные очутились в центре зала, и Эйслинн упала в объятия Вулфгара, радуясь благополучному возвращению, но все же не в силах сдержать смех. Муж, облегченно улыбнувшись, прижал ее к себе, но испытания на этом не закончились. Его заставили завязать глаза, и Суэйн несколько раз обернул рыцаря вокруг себя, а потом все дружно потребовали отыскать новобрачную, если он еще намеревается сегодня ночью очутиться с ней в постели. Вулфгар, запрокинув голову, заразительно рассмеялся:
— О девушка, где ты? Не убегай, я все равно тебя поймаю!
Толпа женщин, среди которых были Мидерд и Глинн, окружила Эйслинн. Они знаками велели ей молчать, и она любящим взором наблюдала за мужем. Тот неуклюже расставил руки и шагнул к женщинам, но тут же остановился, заслышав легкий шорох юбок. Его рука опустилась на плечо Глинн. Девушка восторженно захихикала, и Вулфгар, покачав головой, прошел мимо. Прямо на него толкнули Мидерд, и одно прикосновение широких крестьянских ладоней подсказало Вулфгару, что это не изящные пальчики жены. Он отстранил и следующую, здоровую крестьянскую девку, пахнувшую потом и сеном, и направился дальше, время от времени останавливаясь и качая головой, но внезапно замер и насторожился. Пахнуло тонким знакомым ароматом. Вулфгар резко повернулся и, выбросив вперед руку, сжал тонкое запястье. Однако пленница стойко молчала, хотя, как только он притянул ее ближе, со всех сторон послышались смешки и шуточки. Пальцы Вулфгара ощутили грубую шерстяную ткань, совсем не похожую на мягкий ворс бархатного платья, но его рука с намеренной медлительностью поползла вверх, и, ко всеобщему веселью, задержалась на округлой груди.
