Гевин подошел к Сенхерсту, и они несколько минут о чем-то тихо беседовали, прежде чем молодой человек кивнул и приблизился к Вулфгару.
— Они поедут в Даркенуолд, милорд, а я отправлюсь с вами.
— Быть посему, — решил Вулфгар.
Он направил Гунна туда, где ждал Боуэйн с повозкой. Взяв у него веревку, рыцарь снова подъехал к фургону, захлестнул петлей кольцо, ввинченное в передок, другой конец привязал к луке седла и сделал знак женщине, державшей поводья, а сам тронул жеребца. Женщина хлестнула кляч. Огромные копыта месили грязь, но Гунн, казалось, без слов понимал, что от него требуется, и сделал несколько коротких, но мощных рывков. Фургон заскрипел; колеса с громким чавканьем вылезли из грязи и стали медленно вращаться, пока повозка наконец не выползла на противоположный берег.
Незаметно опустился вечер, и Боуэйн показал на густой лес, лежавший в излучине реки. Вулфгар повел туда людей и новых подопечных, и вскоре лагерь был разбит. Темнота сгущалась, и дождь без устали поливал землю. Холодный ветер завывал в вершинах деревьев, срывая последние, упрямо державшиеся листья. Вулфгар заметил, что несчастные дети, скорчившиеся у костра, дрожат от холода. Какие голодные у них глаза и осунувшиеся лица! Все жадно жевали корки промокшего хлеба, скупо отмеренные женщиной. Он вспомнил, как страдал, оказавшись вдали от родного дома. Уже тогда он сознавал, что никогда больше не вернется туда, где был так счастлив.
Обернувшись, он велел Боуэйну принести кабанью ногу и каравай посвежее и отдать саксонскому семейству. При виде детских радостных улыбок он смягчился. Должно быть, это их первый настоящий обед за много недель.
Вулфгар задумчиво подошел к костру и, не обращая внимания на холод, уселся под деревом, прислонился к стволу и смежил веки. Перед его мысленным взором медленно появилось лицо, обрамленное красно-золотистыми прядями, потемневшие от страсти фиалковые глаза и полуоткрытые мягкие губы. Вулфгар встрепенулся и долго смотрел в пылающий огонь.
Наконец, прогнав грезы, он поднял голову и увидел Хейлан. Женщина почувствовала его взгляд, нерешительно улыбнулась и поплотнее закуталась в накидку. Вулфгар лениво подумал, что неплохо бы отправиться с этой саксонкой в лес и расстелить на земле плащ. Она была пригожей, с темными кудрявыми волосами и черными, как сажа, глазами. Возможно, тогда ему удастся выбросить Эйслинн из головы! Но, к собственному изумлению, он не испытал большого желания. Это обеспокоило Вулфгара еще и потому, что рыжеволосая девушка, оставленная им в Даркенуодде, возбуждала его куда больше, чем эта стоявшая подле него женщина или, если честно признаться, любая другая. Предстань она перед ним, он, наверное, поддался бы искушению отомстить ей за все мучения, что она ему причинила.
Ах, эти женщины! Они знают, как извести человека, и Эйслинн такая же… разве что лучше умеет разжечь в мужчине вожделение. Их последняя ночь запечатлелась у него в памяти с такой ясностью, что Вулфгар иногда ощущал ее тело, чувствовал нежный запах девичьей кожи. Эйслинн отдалась ему, преследуя свои цели, и сейчас он отчетливо понимал, чего она добивается. Вулфгару хотелось проклясть Эйслинн, назвать ее похотливой сукой и в то же время дотронуться до упругой груди, сжать девушку в объятиях. Боже, он ненавидит женщин, а ее больше остальных, ведь она заколдовала его и теперь преследовала во сне и наяву.
— Вы хорошо знаете наш язык, господин, — осмелилась тихо пробормотать Хейлан, удивленная его упорным молчанием. — Если бы я не увидела ваш флажок, подумала бы, что вы один из нас.
Вулфгар что-то проворчал, по-прежнему глядя в огонь. Несколько секунд в лагере стояла тишина. Люди Вулфгара укладывались на сырые тюфяки и влажную траву, ругаясь сквозь зубы. Дети устроились в фургоне, укрытые шкурами и ветхими одеялами.
Хейлан откашлялась и снова попыталась вмешаться в мрачные размышления Вулфгара:
— Я хотела поблагодарить вас за доброту к моему сыну. Майлс такой же упрямый, как и его отец.
— Храбрый парнишка, — рассеянно заметил Вулфгар. — Говоришь, твой муж был таким?
— Да, война была для него любимой игрой, — вздохнула Хейлан.
Вулфгар резко вскинул голову и пристально уставился на молодую женщину, словно гадая, уж не различил ли он нотки горечи у нее в голосе. Хейлан смело взглянула на рыцаря:
— Могу я сесть рядом, милорд?
И, дождавшись его кивка, уселась поближе к огню.
— Я знала, что недолго проживу в замужестве и скоро овдовею, — тихо пояснила она. — Я любила мужа, хотя до свадьбы его почти не знала. Мой отец приказал мне выйти за него. Однако муж был неукротим и часто рисковал жизнью. Если бы норманны пощадили его, удар нанес бы кто-то другой. Теперь я осталась одна и вынуждена заботиться о себе и сыне. Я ни в чем не виню его, просто стараюсь смириться с мыслью, что он мертв.
Вулфгар ничего не ответил, и женщина улыбнулась, склонив голову набок, чтобы получше его рассмотреть.
— Странно, но вы и ведете себя не как норманн. Рыцарь поднял брови:
— А как ты представляешь себе норманнов?
— Уж во всяком случае, не ожидала от них такой доброты, — пояснила Хейлан.
Вулфгар коротко рассмеялся:
— Заверяю, мадам, у меня нет ни раздвоенного хвоста, ни рогов. Если приглядитесь, увидите, что мы во всем похожи на обычных людей, хотя о нас ходят слухи как о выходцах из самого ада.
Хейлан покраснела и пролепетала извиняющимся тоном:
— Я не хотела вас оскорбить, милорд, наоборот, благодарна за вашу помощь и еду. Вот уже много месяцев мы не пробовали мяса и не наедались досыта. Даже огонь боялись развести из страха, что он привлечет разбойников.
Она протянула руки к костру, наслаждаясь теплом. Вулфгар почему-то мгновенно вспомнил тонкие пальцы Эйслинн. Рассерженный на себя за то, что вновь думает о ней, он снова и снова недоумевал, почему девушка постоянно занимает его мысли, да еще в тот момент, когда сдобная вдовушка не прочь разделить с ним ложе. Стоило Вулфгару захотеть, и он становился таким неотразимым, что самые высокомерные и строптивые девицы, вздыхая, падали в его объятия. Хейлан к тому же не казалась слишком несговорчивой. Судя по взглядам, бросаемым на него, она, вероятнее всего, не станет противиться его заигрываниям. Кроме того, Хейлан вдова и уже перестала оплакивать мужа. Да что говорить, она явно предлагает себя Вулфгару. Однако, глядя на пышную грудь и широкие бедра, Вулфгар понял, что его привлекают куда более стройные и изящные фигурки.
Удивительно, однако, что ему не очень нравится Хейлан, — всего несколько месяцев назад он посчитал бы ее достойной своего внимания. Неужели необычная красота Эйслинн отравила его желание к другим женщинам?
При этой мысли Вулфгар едва не выругался. Будь он проклят, если станет изображать из себя новобрачного, потерявшего голову от любви и цеплявшегося за женины юбки. Он уложит в постель любую, кого захочет.
Вулфгар резко вскочил, испугав Хейлан, и, схватив ее за руку, рывком поднял. Темные, широко раскрытые глаза потрясенно уставились на него, но Вулфгар, ничего не объясняя, кивком указал на лес. Сначала женщина немного сопротивлялась, гадая, правильно ли поняла его намерения, но, войдя под сень деревьев, отбросила сомнения, отдаваясь минутному порыву.
Они нашли увитый высохшим хмелем дуб, с ветвей которого свисали длинные плети, образуя некое подобие беседки. Вулфгар расстелил свой плащ и, притянув женщину к себе, стал осыпать поцелуями. Он крепко стискивал ее, словно желая раздавить, и безостановочно шарил руками по спине. Его неукротимый пыл передался ей, и она начала отвечать с неистовой страстью, обняв его за шею и приподнявшись на цыпочки. Они вместе опустились на плащ. Хейлан знала, что он в эту минуту желает ее. Отбросив свою накидку, она прижалась к его бедрам, скользнула рукой ему под сорочку и стала гладить мускулистое тело. Вулфгар нетерпеливо развязал тесемку ее крестьянской блузы и выпустил на волю груди. Хейлан затаила дыхание, когда он зарылся лицом в мягкие полушария, и вцепилась в него изо всех сил, выгибая спину. Но в это мгновение Вулфгар, забывшись, хрипло пробормотал: